Нино Рамишвили говорила: "Я так ненавижу эти казенные бюро бракосочетания и чужих озлобленных теток, которые произносят фальшивые поздравления. Да и само слово "регистрация" меня бесит".
Поэтому всю жизнь Сухишвили и Рамишвили прожили, что называется, в гражданском браке. Их единственный сын Тенгиз даже шутил впоследствии: "Хорошо, что родители хотя бы меня зарегистрировали".
…Невесте было 20 лет, жениху 21 год.
Совместную жизнь молодые начали у родных Рамишвили. В двух комнатах, кроме матери Нино, были еще сестра и брат со своими семьями, всего 11 человек. Отец Нино практически всю свою жизнь находился в ссылке, куда был отправлен по обвинению в том, что "не предотвратил распостранение антисоветской литературы".
Благословение на брак дочери Рамишвили-старший дал в письме: "Судя по всему, Илико хороший парень и ты будешь с ним счастлива. Ну а не сложится жизнь — вернешься домой. Всего и делов-то".
Подобная свобода взглядов для тридцатых годов была весьма революционна.
В 1937 году Нино Рамишвили пришлось оставить Театр оперы и балета. Причина была в доносе одной из ведущих балерин, которая обвиняла Нино в стремлении отравить ее.
В своем письме в НКВД женщина даже указала способ, как Нино сможет это сделать — подсыпет яд в бутылку с молоком, которую балерина во время репетиций оставляла за кулисами.
"Она сама это проделает и все свалит на меня", — рассудила Рамишвили и подала заявление об уходе. Следом за ней из театра ушел и ее Илико, хотя его карьера хореографа была на подъеме.
С этого момента и начинается череда совместных выступлений Сухишвивли и Рамишвили.
Сначала в Тбилиси, а затем и в Москве, где они танцевали в джаз-оркестре Леонида Утесова и ансамбле песни и пляски Красной Армии под руководством Александрова.
И все это время танцоры мечтали о собственном коллективе народного танца. Который они, в итоге, и создали в 1945 году. Аналогов коллективу Сухишвили- Рамишвили, чьи имена стали настоящим брендом не только в Советском Союзе, но и по всему миру, не существовало.
Сухишвили и Рамишвили были на удивление гармоничной парой. Дипломатичность Илико уравновешивала бескомпромиссность Нино, которая всегда громко говорила все, что думает.
"Я тебя умоляю!" — муж то и дело обращался к ней с просьбой хоть немножечко быть осторожной. Поэтому на официальные приемы Сухишвили, как правило, ходил в одиночестве.
Но Рамишвили все равно поступала так, как считала нужным. Во время гастрольной поездки в США, узнав, что у дверей ее комнаты пристроился сотрудник КГБ и подслушивает разговор, Нино со всей силы открыла дверь и сбила чекиста с ног.
В Грузии Нино Рамишвили по праву считалась не только одной из самых красивых, но и одной из самых стильных женщин. В ее квартире рядом со спальней была оборудована большая гардеробная, которую занимали стеллажи с бесчисленным количеством сумочек и туфель. К каждому платью у Нино был свой набор.
Когда я был в гостях в квартире Сухишвили-Рамишвили, их внучка Нино устроила для меня незабываемую экскурсию в гардеробную комнату бабушки.
Костюмы и аксессуары выдающейся танцовщицы по сей день занимают места на вешалках и, признаюсь честно, поражают воображение своим количеством.
Каждое утро Нино Рамишвили начинала с сигареты.
Для того, чтобы она не курила натощак, Илико приносил ей на подносе кофе с молоком.
Не пришел он лишь однажды — в день своей смерти.
Сухишвили и Рамишвили прожили вместе более полувека.
Нино пережила мужа на пятнадцать лет. В стильной чалме, с неизменной сигаретой в унизанных браслетами руках Рамишвили уже сама проводила репетиции, внушая танцорам трепет одним своим появлением в зале. Впрочем, на работе она действительно была довольно строга и порою резка.
Дома же превращалась в милую бабушку. Общалась с внуками, пила бесконечные чашечки кофе, смотрела в своей комнате телевизор. А перед сном, попросив принести ей "лекарство" — обязательные пятьдесят граммов коньяка, закрывала двери спальни и оставалась наедине со своими воспоминаниями…
