Кто сказал, что любовь не имеет форм, цветов и размеров? Еще как имеет. Наглядный пример — коллекция, собранная в доме одного известного тбилисца Вигена Вартанова. Предметы, произведения, собранные этим человеком, и есть овеществленная любовь к городу. И, как истинная любовь, она неизмерима. Начинается с порога и уходит куда-то в виртуальную бесконечность. Я имею в виду те файлы, которые хранит компьютерная память. Это тысячи фотографий, собранных за последние пять лет. Сделаны они Вигеном, а собраны и систематизированы его супругой Гаей. Но до них я еще дойду. Проще начать с описания тех предметов, которые можно потрогать и прочувствовать. Хотя, это не тот случай, когда что-то проще. Тут все сложно! И в первую очередь потому, что сама личность автора этих шедевров многогранна. Как драгоценный камень, который с какой стороны ни поверни, все равно интересен.
Ни разу за жизнь я не бывала в доме, который настолько отвечал бы определению свитого гнезда. Именно гнезда, в которое хозяин принес найденные им в разные времена предметы быта, обрывки истории, частицы чувств. И свил, наполнив своей любовью к городу, из всего этого дом. Летопись и уходящая эпоха города, сжатая до размеров двух комнат – вот что это такое!
Фотографии в старинных рамках, адресные таблички царских времен, из той же эпохи самовары, керосиновые лампы, часы, ключи, зеркала – в любом другом помещении такая наполненность смотрелась бы эстетической какофонией. Но не здесь. В этой плоскости у каждого предмета своя музыкальная партия. Никто не фальшивит, не сбивается с ритма и не забывает ноты. А дирижирует всем этим оркестром он — хозяин. Он здесь незримо присутствует. Впечатление от этого усиливается, когда ты встречаешься с его глубоким и проницательным взглядом с фотографии. Виген говорит, Виген считает, Виген умеет – Гая говорит о нем в настоящем времени. Так будто он никуда и не уходил.
Дирижер и волшебник
Кто такой Виген Вартанов? Сложно ответить на этот вопрос однозначно. Он, конечно же, фотограф, да. А еще он художник, скульптор и коллекционер. И, самое главное, творец, способный в старый и отслуживший предмет вдохнуть жизнь. Ну, вот подумали бы вы, наткнувшись на какой-нибудь тбилисской улице на древнюю уличную табличку с ее названием, об ее использовании в качестве произведения искусства? То-то и оно, что увидеть и раскрыть красоту вроде бы обыкновенных вещей под силу не каждому. Одно абстрактное мышление тут не помощник.
Спустя год после ухода мастера из жизни родные устроили первую выставку его работ. В экспозиции была выставлена лишь малая часть произведений. Остальное в доме на проспекте Агмашенебели. Он всю жизнь противился идее выставляться. Дом — самая органичная для работ среда. Покинув его стены, они потеряют свою глубину, важность — так считал Виген Вартанов. Для того, чтобы понять, что под этим подразумевал художник, нужно побывать у него в доме. В месте, где и происходило все это таинство.
А происходило оно в нескольких метрах тесной квартирки. После ужина и отхода детей ко сну, за столом, за которым мы с Гаей сегодня пьем чай. Позже Виген оборудовал под мастерскую чердак. Но и там условия были неидеальными. Летом стояла ужасная жара, а зимой художник шел на чердак с грелкой. Но охота пуще неволи, улыбаясь, говорит Гая.
Виген Вартанов родился в этом доме, причем в самом буквальном смысле. Вырос, окончил школу и решил поступать в вуз. Еще в школьные годы Виген попал в кинопроекторскую кинотеатра "Колхида". Попал и пропал. Влюбился, захотел стать оператором-постановщиком. Но не сложилось. По тем временам единственной кузницей таких кадров был ВГИК. Но Виген посчитал, что без связей и знакомств пытать счастья не стоит, и остался в Грузии. Пошел работать на киностудию "Грузия-фильм". Проработал там художником-фотографом вплоть до распада киностудии.
— Очень большая часть его творчества — это художественная черно-белая фотография, — рассказывает его супруга Гая. — Работа у него отнимала массу времени. Но он находил время и уже для себя занимался очень сложной художественной фотографией, приемом двойной экспозиции, а также совмещения двух или трех негативов. У него очень хорошо это получалось.
Параллельно занимался трехмерным коллажированием из предметов. Сегодня это называется ассамбляжем.
— Мы таких ругательств тогда не знали, — смеется Гая, говоря о названии направления.
Оно брало начало из Америки и Франции. И получило особую популярность в 20-х годах прошлого столетия. И самое интересное, что Вартанов занимался этим направлением, не имея ни малейшего представления о том, что там, за железным занавесом, оно так актуально. Шел к этому интуитивно, как обычно и происходит с художниками.
Гая говорит, Виген начал заниматься им после 75-го года. И работал независимо от условий и состояния здоровья. Идея не была коммерческой. Это было просто очень большое удовлетворение художника. Он не стремился выставляться и жил в своем мире. У него чудесным образом выходило совмещать – свою работу на киностудии, друзей, творчество.
Один Виген, один Тифлис
При всех талантах Виген не стремился к славе. Он относился к той редкой породе скромных людей, которые не испытывают нужды в шумихе и популярности. Ему достаточно было признания друзей и знакомых. А их у него было много. Они собирались у него в доме. За этим самым столом. Виген с удовольствием показывал свои работы друзьям, гостям. Считал, что дом – самое правильное место для произведений. Показ и обсуждение старых работ, новинок, если таковые появлялись, неизменно завершались чаепитием. Художник представить себе не смог бы, что его работы когда-нибудь покинут дом и предстанут на строгий суд зрителя.
— Увидев столпотворение на выставке его работ, Виген умер бы на пороге еще раз,- улыбается Гая.
Виген был визитной карточкой города. Его знали абсолютно все.
— Он про себя говорил, один Виген — один Тифлис, — замечает Гая. — Он собирал вещи, предметы и истории царской эпохи. Интерес к этим романтическим временам у него проснулся рано, лет в 25. Он ходил, фотографировал, знакомился и расспрашивал людей. Мог часами пропадать в любимом районе Сололаки. Общался с людьми старшего поколения, узнавал от них для себя много интересного. Ему нравилось общаться с дамами николаевского времени.
Во время разговора с Гаей я замечаю на дверном косяке небольшой лист бумаги с фразой: "Верните мне молодость и здоровье". И Гая с удовольствием пускается в объяснения:
— Виген эту историю с удовольствием рассказывал. Дама была уже престарелая, из очень хорошей семьи. Он как-то приходит к ней, и она идет к нему через все комнаты, руки у нее мокрые от стирки, фартук на ней. И Виген ей говорит: "Анна Лазаревна, я могу вам чем-нибудь помочь?" На что она ему отвечает: "Верните мне молодость и здоровье". Тогда для нас эти слова казались забавными. Но потом до этой фразы созрели и мы.
Верный друг и хранительница сокровищ
Гаянэ. Про нее хочется писать много. В комнате есть фотография, на которой они вдвоем – Гаянэ и Виген. Красивая пара из итальянского неореалистического кино. В Гае какой-то внутренний свет и просто-таки чарующий тембр голоса!
Говорят, за успехом каждого состоявшегося художника стоит женщина. Так и есть. Гая в семье была тем самым локомотивом, который ведет этот поезд. Обаятельная, деятельная и мудрая, она взяла все практические заботы о семье на себя.
Гаянэ была знакома с Вигеном с 12 лет. Он был на шесть лет старше. Двоюродная сестра Вигена была Гаиной одноклассницей.
— Мы убегали с ней со школы на шатало. Ходить по улицам с сумками нельзя было, мы бы привлекали внимание, — рассказывает Гаянэ. — Поэтому прибегали сюда, кидали в этот буфет наши портфели и уходили. А когда возвращались, Виген нас развлекал.
То, что это ее судьба, Гая поняла гораздо позже. Как говорит Гаянэ, Виген просто терпеливо ждал, когда же дозреет фрукт. Это произошло в 24 года.
— У нас не было романтических отношений. Просто мы очень дружили. Все мои друзья и подруги очень уважали Вигена. Он считался любимым зятем. У него было какое-то внутреннее обаяние.
Талантливые люди бывают обычно и сложными. С ними непросто жить. Вигену, как творческому человеку, была необходима относительная свобода. Гая вставала каждое утро, уходила на работу, приходила. А для Вигена производственный ритм был немыслим. И деньги его интересовали мало. Но домашние и не пытались Вигена перестроить. С творческими людьми так — или принимаешь их такими, какие есть, или уходишь.
— Любить — это принимать человека таким, каким его создал Бог, — говорит Гая. — Его изменить было нельзя, а травмировать не имело смысла. Мы понимали и ценили его, и дети выросли так. Они же могли предъявлять претензии, но никогда этого не делали. Тяжелее всего было в 90-е, в годы безработицы, холода и голода. Дети подбадривали его, говорили: "Пап, поднимайся на чердак и работай для себя". Но он не мог. Его подавляло, что мы в таком состоянии, а он ничего не мог сделать. Просто потому, что не умел. Многие смогли приспособиться, что-то поменяли. Кто-то начал приторговывать. Для него это было невозможно. И он переживал эту ситуацию еще острее.
В последние годы Виген работал над проектом под названием "Тбилисские подъезды". Это не просто коллекция фотографий подъездов и парадных старых тбилисских домов. Это волшебный мир света и теней. Наглядный пример того, как еле пробивающийся сквозь оконный проем солнечный свет способен преобразить серую действительность. И превратить кружево чугунных перил в произведение искусства.
Колоссальный материал собирали супруги вместе. Он мог бывать в одном и том же подъезде несколько раз. Фотографии нужно было дополнять, переименовывать. Это большой труд, которым занималась Гая.
— В последнее время память его подводила, и он говорил: "Закрываю глаза, мысленно прохожу по всем подъездам, и, по-моему, я во всех побывал", — вспоминает Гая.
В некогда большом и шумном доме сегодня тихо. Вигена не стало, дети разъехались. Старшая дочь живет в России, один сын в Америке, самый младший из троих, тезка отца, Виген в Тбилиси. Осталась Гаянэ – хранительница здешних сокровищ. Гаянэ, конечно же, гостит у детей, но признается, что оставаться подолгу в другом месте не может и возвращается домой…