От одного коренного почтенного жителя столицы я когда-то слышал, что, если хочешь узнать, является ли человек настоящим тбилисцем, его нужно взять за запястье и упомянуть Тбилиси. И если его сердцебиение участится, то он самый что ни на есть тбилисец.
Не знаю, как насчет запястья, но одно точно: если человек хочет похвастать тем, что он тбилисец, для "крещения" ему нужно вернуться на два века назад, когда Тбилиси был городом общения, и обойти пешком его улицы и улочки, пройтись по разомлевшему от солнца Головинскому проспекту и… отполировать свои башмаки у тифлисского чистильщика…
Разглядывать он начинает издалека. Присматривается к вашей манере ходить, к походке. И когда вы устроитесь в кресле, он уже знает, с кем имеет дело. Кроме того, не колеблясь, определит ваш характер, потому что "обувь – лицо хозяина". Помните, у Думбадзе: если каблуки сносились с левого края, то чистильщику сразу понятно, что перед ним такой же трудяга, как и он; если с внутренней стороны – значит, человек замкнутый, но если каблуки не стерты вообще, то такого человека нужно опасаться.
Так вот, он заранее знает, как с вами разговаривать и, более того – во сколько оценить свои услуги…
Солнце поднялось над горой Мтацминда. Я двинулся по спуску, закурил и медленно приблизился к пустому высокому кожаному креслу в конце улицы, на Вокзальной площади.
Сел и по-тбилисски поздоровался. Он по-тбилисски мне ответил:
- Похваляться, что он – тбилисец, может тот, кто полировал свою обувь у старого "чистильщика", - сказал мне Михаил Акопов.
- А вы, дядя Миша, сами бывали у чистильщика?
- Мой дорогой, даже если бы пошел, разве кто-то почистил бы мои туфли лучше меня?
- Что же это получается? Значит, вы тоже не тбилисец…
Мог ли я подумать, что 80-летнему Михаилу Акопову, которого видел впервые, я буду чистить обувь и давать "крещение" тбилисца?!
Он уже десятки лет содержит семью, работая здесь. И неудивительно, что у него собственный, секретный рецепт приготовления обувной ваксы или мази, как он ее называет. Когда он этой "мазью" доводит обувь до блеска, а потом - вторым слоем - смазывает воском, кожа обуви будто оживает на глазах.
- Сильнее натирай, сильнее! – почти кричит мне мастер. Положил передо мной ноги и, чтобы носки не замарались, по всем правилам, заложил в туфли кусочки картона.
Я послушно натирал старые кожаные башмаки дяди Миши с помощью двух щеток из свиной щетины. Потом (как он меня и учил) настал черед второго слоя, и в ход пошли большие щетки из конского волоса. Если какой-нибудь кусочек башмаков останется без блеска, тут же под рукой есть зубная щетка…
Говорит, что и сегодня работает так же старательно, как в первый день. И протягивает мне свою "мазь".
Окончательный блеск обуви придает бархотка, которую достать сегодня, оказывается, довольно трудно. В измазанных ваксой руках держу кусок бархата и думаю о том, что профессия эта не оставляет возможности для стерильности, но услышанные истории старого Тбилиси того, конечно, стоят…
Итак, с первым "крестником" было покончено, а за ним последовали хозяева еще нескольких пар туфель… Приходили, садились в высокое кресло и… кто-то с нами болтал, кто-то читал газету, и начинался процесс "крещения" тифлисцем. За свой труд я брал по два-три лари. Дядя Миша меня научил: если клиент садится в кресло, не спросив о цене, то тогда нужно брать три лари, а если спрашивал, то два – чтобы не терять клиента и "кресло не остыло"…
Солнце начало садиться, и закончился рабочий день. Я попрощался с последним клиентом. И дядя Миша начал мне жаловаться, что ему не нравится мода на ботасы, что, завидя выходящих из тбилисских двориков молодых людей, понимает: в городе осталось последнее поколение чистильщиков…