В интервью РИА Новости Цискаридзе размышляет о своем отношении к родине и политическим событиям в Грузии, об актуальном вопросе вакцинации от коронавируса, своем появлении в соцсетях, главных мечтах, фобиях и Большом театре.
- По Тбилиси скучаете?
- Нет. Я скучаю по людям, которые наводняли мой город, мое детство. Я скучаю, конечно, по климату, по воде. Понимаете, для меня нынешний Тбилиси безумно красивый, но в нем не всегда есть мои люди. Мне иногда хочется зайти в какой-то двор, где я знал, что здесь будут сидеть такие-то дамы, у них такой-то разговор будет. Это, к сожалению, все меняется.
- Как вы относитесь к условному культурному протесту грузинских артистов, которые отказываются ехать на гастроли, выступать в России?
- Каждый человек принимает решения сообразно своему менталитету. Колчак сказал замечательную фразу, что когда входишь в город, не надо доверять извозчикам, дамам легкого поведения и артистам, потому что их профессии служат каждой власти.
Знаете, когда артист путает рампу и трибуну – это сложно. Очень мало кто из артистов – а я здесь подразумеваю и дирижеров, и режиссеров, и так далее – понимали, как сцену можно использовать как трибуну. Любой спектакль Товстоногова почему запрещался, почему преследовался, почему купировался? А потому, что это была трибуна отчасти. Потому что иносказательным путем были подняты такие нравственные темы, – подчеркиваю: нравственные, не политические! – что тем, кто понимал что-то, кололо это глаза.
Когда люди такие вещи заявляют… Да, я понимаю некоторых моих коллег, которые очень обосновывают свои поступки, но что касается меня, я никогда в жизни не являлся политической фигурой. Я не состою в партии, я не член Государственной Думы и так далее.
- За политической жизнью в Грузии следите? Или совсем далеко ушли?
- Что-то слежу, что-то я не очень понимаю. Мне стало сложнее следить, потому что русских новостей нет. Грузинский язык я понимаю очень хорошо, я на нем разговариваю, но, к сожалению, какая-то терминология, особенно политическая, мне не всегда доступна.
- О потенциальном возвращении Саакашвили на политическую арену что думаете?
- Я не знаю, что было до. Я уехал в 1987 году, я никогда не жил в Грузии, я жил в Грузинской ССР. Это большая разница. А когда был весь этот коллапс с войной, чудовищные годы… Понимаете, то, что началось на Донбассе, Грузия пережила в 90-е годы. Ужасно пережила. Как раз мамина смерть и пришлась на этот ад. Представьте себе Тбилиси, который вымирает в 5 часов вечера. Нечеловечески страшно.
- В какой момент Грузия и Россия снова могут стать близки?
- Всегда, потому что Грузия – это единственная страна для России, которая… Ну, Грузия, Греция и Россия – это единая вера. А Грузия – очень верующая страна, и всегда была.
- Вот сейчас, например, даже, на мой взгляд, опять же из-за политических амбиций, Грузия не принимает российскую вакцину...
- Знаете, насколько я понимаю, вообще нет никаких взаимоотношений. Я вам как турист скажу, просто как турист, не как грузин по происхождению – дело в том, что вы в Грузию можете в любой момент встать и поехать, граница для граждан России открыта.
А грузины въехать в Россию не могут, и это, я считаю, главная проблема, поставившая стену. Значит, Россия не доверяет Грузии. Грузия доверяет русским, а тут нет.
Это я говорю как турист. Я очень счастлив тому, что я российский гражданин – мне не надо идти в посольство, мне не надо делать визу, я просто с русским паспортом прихожу на пограничный контроль.
А, например, в Абхазию я, российский гражданин, не могу въехать, потому что в моем паспорте написано, что я, во-первых, Цискаридзе, а во-вторых, я родился в Тбилиси. Для Абхазии это уже плохо.
- Вы, кстати, вакцинировались?
- Нет. Я вообще ко всему этому балагану отношусь немножко… (Стучит по дереву) Тьфу-тьфу-тьфу, меня это никак не коснулось, я только занимался тем, что помогал многим моим коллегам в Мариинском театре, многим педагогам в Мариинском театре. Когда мне в очередной раз кто-то сообщал, что там заболел тот человек или тот, и я занимался опять больницей и устройством, я все время говорил: "Слушайте, я не понимаю, почему в этом городе москвич Цискаридзе должен решать все?" Я не работаю в Мариинском театре, я не профсоюз, но обращаются все ко мне.
- Что стало решающим аргументом, чтобы Николай Максимович вышел в социальные сети? Вы столько лет держались.
- Мой ученик меня убедил.
- Давайте назовем имя героя.
- Так получилось, что я стал работать на карантине с очень одаренным парнем, его зовут Марк Орлов. Просто я сидел дома и меня попросили. Он тоже сидел на карантине, он учился в московском училище, чтобы я немножко помог парню, с ним позанимался, раз я сижу дома и ничего не делаю.
Я стал с ним заниматься, и в какой-то момент он как-то очень доходчиво мне объяснил. Он какой-то такой, во-первых, очень красивый мальчик, очень хороший, как-то он мне сказал: "Николай Максимович, ну что, давайте я вас зарегистрирую". Я говорю: "Ну, давай, но мы никому, давай, не скажем". И как оно пошло! Он зарегистрировал, а к вечеру было 5 тысяч человек подписано. Он мне говорит: "Слушайте, люди прикладывают усилия".
- Сейчас уже 300 с чем-то?
- Не знаю. Знаете, очень интересная вещь, тенденция времени: неважно, как вы выступаете, главное, что вы выложили. Когда я столкнулся с тем, что я, выкладывая свои танцы, провоцирую людей на то, что они начинают спрашивать: "А где вы это танцуете?" – в смысле, когда можно посмотреть, я говорю: "Подождите, я не танцую уже восемь лет как!" Сейчас в Интернете твоя жизнь важнее, чем в театре (смеется).
- О чем мечтает Николай Цискаридзе?
- Ой, знаете я очень давно... Люблю это, когда у Булгакова заканчивается "Мастер и Маргарита", там он говорит, что они не заслужили света, но они заслужили покой. Я, конечно, света хочу, но покой мне нравится больше. Мне карантин подарил невообразимое удовольствие и счастье покоя.
Я получил такое колоссальное удовольствие! То, что я вам говорил про вот эти трансляции, я потом себе ставил задачу: допустим, вот сегодня целый день у меня "Золушка" Россини, завтра у меня только "Вильгельм Телль" Россини. Я все составы слушал, у меня на полках огромное количество книг, я в этот момент читал об этих операх, о композиторах, и как-то сам себя немножко развивал и веселил.
Я чем больше, допустим, слушаю Диму Быкова или других серьезных таких литературоведов, – ну, Дима еще и поэт, и писатель, – я понимаю, что я ничего еще не читал.
Еще столько всего неизведанного, а я вот все какими-то пятыми позициями занимаюсь – какая-то ерунда! Жизнь прошла на ерунду.
Я обожаю оперетту, и есть замечательная экранизация Светланы Дружининой "Мистера Икс", там есть дуэт, который играет Басов и Касаткина: "Жизнь ушла на винегреты, на салаты и конфеты…" Я когда в детстве это услышал, я подумал, как это страшно, когда жизнь потрачена на винегреты (смеется).
- Чего боится Николай Цискаридзе?
- Да ничего! Самое главное – не болеть никому.
- Нина Михайловна Мозер, наш выдающийся тренер по фигурному катанию, сказала, что в один из моментов общения вы попросились в фигурное катание. Зачем вы попросились в фигурное катание?
- (Смеется) Знаете, я очень давно разочарован в своей профессии, я очень давно разочарован в культуре, я очень давно разочарован в образовании.
Я очень честно исполняю свои обязанности, и я не вижу по-настоящему целесообразной государственной политики, направленной на сохранение образования и культуры. Мне не интересно. Вот все, чем я занимаюсь, мне вообще не интересно, мне вообще не хочется это делать.
Я это делаю по одной простой причине – когда я на что-то соглашаюсь, я всегда это доделываю. Все находится в очень плачевном уже состоянии, и скоро принесет самые плохие плоды, потому что тенденция к тому, чтобы изображать из себя толпу в "Голом короле", как у Андерсена, когда человек идет голый, а все вокруг бегают и кричат: "Боже, какое платье!" Я это не приемлю вообще.
Больше всего на свете я не люблю тратить время зря. Понимаете, такой момент интересный – я очень четко понимаю, что я из себя представляю как человек, что я из себя представляю как профессионал; что я умею, что я не умею; что я могу сделать, а что я не могу сделать.
И моя биография, моя театральная судьба как нельзя точнее показывает, что я никогда не врал и никогда никого не обманывал. В том плане, что если я видел, что я в этой роли не просто убедителен, свое сказал, я его и исполнял. Если я чуть-чуть понимал, что я сейчас опущу планку, я приходил и говорил: "Слушайте, нет".
В отличие от всех моих коллег, я ни одной секунды не держался ни за роль ни одну, ни за положение, потому что все, что я в жизни достиг и получил – да, конечно, у этого есть очень большое количество труда, у этого есть очень большое количество труда других людей, выдающихся педагогов, но у этого есть самое главное – божественное провидение. Эту профессию Господь Бог просто опустил на меня. Я не могу сказать, что я бы хотел этим заниматься. Мне нравится балет как действо, мне не нравится балет как работа, потому что это очень тяжелая, физически насыщенная работа.
Закончив танцевать, я сказал: "Никогда больше не пошевелю даже ресницей". Потому что я не приемлю физический труд, с моей ненавистью к движению мне вообще непонятно, как я стал артистом балета.
Мне все равно, я не только Нине сказал: "Забери меня в фигурное катание". Я честно подошел к Антону Златопольскому, с которым я очень много дружу, это один из крупных чиновников на ВГТРК, и сказал: "Антон, я готов читать даже прогноз погоды". Понимаете, мне не интересно этим заниматься. Я с большим удовольствием поменяю профессию.
Когда я сказал, что прекращаю танцевать, все, кто меня окружал, мне не поверили. Мне все сказали: "Кто угодно, но только не ты. Ты захочешь обязательно обратно, ты не сможешь без этого жить". Я сказал: "Я? Да вы что". Снял грим, повернулся и ушел. Если честно, я сам думал, что у меня будет ломка. Я сам ждал, ну когда же у меня задрожит глазное дно и польется слеза. Ни одной секунды!
- Представим ситуацию, что вы все-таки возвращаетесь в Большой театр.
- Я не хочу ее представлять.
Подписывайтесь на видео-новости из Грузии на нашем YouTube-канале.