"Маэстро, спасибо": Тамара Гвердцители об Азнавуре, мюзикле "Сансет Бульвар" и армянах

Музыковеды уверены, что роль Нормы Дезмонд станет новой вершиной в театральной карьере знаменитой певицы. В эксклюзивном интервью Sputnik Армения Гвердцители рассказала о своей героине, армянах, изменивших ее жизнь, о том, почему так и не встретилась с великим шансонье Шарлем Азнавуром и честно ответила, что для нее есть счастье. Беседу вела Сусанна Оганесян.

— Все вышеназванные – гениальные музыканты и потрясающие люди, которые оказались для меня судьбоносными. Ансамбль "Мзиури" Рафаэль Аркадиевич Казарян основал вместе с Гурамом Джаиани. Один был армянином, другой грузином, но оба были тбилисскими. Мы в детстве не чувствовали, не понимали, что между ними есть какая-то разница. Мне было 10 лет, когда Рафаэль Аркадиевич сказал маме, что приглашает меня в "Мзиури" и попросил ее сделать все, чтобы я смогла совмещать учебу в музыкальной школе и ансамбль. В итоге я стала солисткой "Мзиури".

Рафаэль Аркадиевич сыграл колоссальную роль в нашей жизни, старался привить девочкам ансамбля любовь к музыке. Именно он предрек мне всесоюзную славу.

Что касается Арно Арутюновича, то мне было 20, когда я с ним познакомилась. Меня, будучи начинающейся певицей, представили этому абсолютно гениальному человеку, композитору, пианисту. Я вживую услышала, как сам Арно Арутюнович исполняет "Ноктюрн". Я была под таким впечатлением, во мне бушевало столько чувств… Когда ты в юном, молодом возрасте соприкасаешься с такими великими людьми….

Впоследствии Арно Арутюнович написал для меня песню "Раскаяние". Помню, как мы пришли вместе с мамой в гости к Арно Арутюновичу, нас принимала его супруга – Тереза. Это было так приятно – армянское гостеприимство в сердце Москвы, в Доме композиторов на Тверской. Я очень радуюсь вечерам Арно Арутюновича, которые проводятся в Москве: приходят молодые, которые поют на армянском, русском. Музыка очень сближает людей, они становятся понятными друг для друга. Арно Арутюнович – величайший пианист, я часто не могла понять, как такой неповторимый композитор мог так виртуозно играть. Он подарил миру свою ни с чем не сравненную музыку, красоту, его песни летят сквозь время, вдохновляют нас и дарят нам вкус жизни.

Про Мишеля Леграна мне говорить сложнее: зачастую я не нахожу слов, чтобы описать нашу встречу в Париже, как он – такой маэстро решился послушать запись неизвестной певицы из СССР.

— Да, был такой случай. Легран не мог произнести мою фамилию, и даже мне говорил, что должен отрепетировать произношение. Он называл меня Тамара с ударением на последнюю букву и как-то в компании сказал, чтобы все запомнили мое имя. Для меня было большой честью репетировать с ним, даже просто пить кофе. И особенно важно, что он поверил в меня, стал поводырем на всю жизнь. Легран всегда импровизировал, в его репетициях была такая жизнь, такое дыхание. Я и сейчас с ним веду незримый диалог, даже тогда, когда исполняю не его произведения. Всегда задаюсь вопросом, понравилась бы ему эта песня или нет. Благодарна судьбе за встречу с такими людьми.

Всегда хотела познакомиться с Шарлем Азнавуром, но, увы, не сложилось, он тогда не приехал в Москву, а я думала: Господи, мне бы просто увидеть Азнавура, сказать ему "Маэстро, спасибо вам за счастье, музыку, "Богему", за Париж, за Армению". Он не приехал, не произошло, я очень сожалею....

— Да, и начну свой рассказ с тбилисского дворика, где выросла я, моя мама (Инна Кофман – внучка раввина Одесской хоральной синагоги в начале войны оказалась в эвакуации в Тбилиси, ей было тогда три года – ред.). Рядом с нами по соседству жили армяне – Анна Тиграновна, дядя Аркадий и Анжелочка, с которой до сих пор я дружу. В их семье был еще и зять Альберт и Амалия – муза моего детства, которую я просто обожала. Все мое детство прошло в этой семье, когда у мамы спрашивали, где Тамара, она отвечала: "ჩვენს სომხებთან არის" – у наших армян, у Анжелочки.

Этажами ниже жили греки, ассирийцы, в другом подъезде осетины. Здание состояло из трех подъездов, все друг друга знали, обязательно собирались, если у кого-то была свадьба. В зависимости от того, кто женился, свадьба проходила по обычаям того народа, но при этом соблюдалась грузинская традиция – поднимать тосты. Тбилиси – это как государство в государстве, многонациональная семья. Среди знакомых отмечу и Роберта Амирханяна, Эрну Юзбашян, к которой отношусь с большой любовью, пониманием.

— У нас в тбилисском дворе между женщинами была дружба, а не конкуренция. Мы делились друг с другом рецептами толмы. Когда приходили к нам родственники со стороны мамы – евреи, одесситы, то на встрече все разговаривали на русском языке, затем переходили на грузинский. И тут начинался тбилисский разговор – смесь армянского, русского, грузинского. Среди наших хороших соседей были Аревик, Джулия, которых часто вспоминаю. А какой кофе варила нам Анжела, я такой больше нигде не пила.

Ничто не может заменить тех людей, с которыми столкнула нас жизнь, которые стали нашими соседями, друзьями, которым мы так доверяем.

— Есть много сходств, Грузия и Армения, а также оба народа – похожи, та же любовь к семье, уважение к старшим, соблюдение традиций, сохранения языка, культуры, музыки. Это такая прелесть быть армянином, грузином, русским, евреем и по-настоящему чувствовать свой народ, сделать для него что-то и от этого испытывать счастье. Я бы хотела, чтобы наши дети, потомки жили в счастливой Армении и Грузии, чтобы у них было настроение и вкус к жизни такой, какой он был у наших родителей, бабушек и дедушек.

— Для меня большая честь быть приглашенной, выбранной для этой роли. Конечно, это трудно, другой жанр. Мюзикл перевела на русский Дарья Аксенова, чем сделала большой подарок. Очень приятно, когда артист поет на понятном тебе языке и сам понимает этот язык. Многое нам доверил и сам маэстро Уэббер, так как без его утверждения ничего не может происходить, нельзя даже ноту менять будь это постановка, мюзикл или текст. Нам также повезло с дирижером – Мариам Барской. Столько в ней эмоций, чувства. Мы хотим в это тяжелое время привнести какую-то красоту.

— Моя героиня – Норма Десмонд – звезда немого кино, в одночасье стала не нужной, после того как в кинематограф ворвалось звуковое кино, и появились новые звезды. Десмонд не снималась 20 лет, она живет в своих иллюзиях, в своем мире и ждет своего часа. Это серьезный творец, а не просто какая-то игрушечная артистка. Она написала сценарий, обратилась к библейскому сюжету и хочет, чтобы все это снял Голливуд и обращается к своему первому режиссеру.

Это не просто история, это история об очень серьезной личности со своей болью, страданьем. Она в одночасье умирает, так как больше не нужна ни кинематографу, ни производству, ни жанру. Норма сталкивается с реальностью и не может с ней смириться. У моей героини трагическая судьба, хочу, чтобы как можно больше людей увидели ее.

Мы сейчас репетируем, вкладывая всю душу. Со мной мои замечательные армянские артисты, мои коллеги, мои партнеры по сцене. Я горжусь, что у нас такой коллектив, нас поддерживают, помогают. Хочу, чтобы с 6 по 12 апреля пришли все, кто хочет увидеть эту историю, в которой исчезло немое кино и вдруг Чарли Чаплин, Норма Дезмант понимают, что просыпаются в другом мире. Для них началось что-то страшное… XX век дал столько гениальных людей, многим дал все, а для некоторых, кто положил свою жизнь, для них дверь закрыта, они стучатся, их не слышат.

В августе-сентябре нам сказали, что мы приостанавливаем работы над мюзиклом (на фоне боевых действий). Я тогда не понимала, нужно ли это людям, искусству, музыке. Мама очень ждала этой премьеры, и мы планировали приехать на нее вместе. Мамы не стало, и я поняла, что мир закончился для меня… Понимаю, есть закономерность в жизни – дети провожают своих родителей, но у нас с мамой была абсолютная, нереальная связь. Она была не только мамой, после нее для меня жизнь стала неинтересной, кроме того, чем я занята. Через пять дней (после смерти мамы) режиссер мюзикла Антон Музыкантский приехал в Тбилиси, чтобы увидеть меня живой, понять исчезаю ли я и можно ли меня как-то вернуть. Он хотел найти оставшуюся для связи с внешним миром нить. Никаких общих слов не было сказано Антоном, он хотел меня увидеть, а потом, он и жизнь решили, что это нужно. Через несколько недель мне позвонили и сказали, что мюзикл будет восстановлен, и у компании Уэббера есть огромное желание, чтобы это прозвучало в таком прочтении.

Потом мне приснился сон, в котором я рассказала маме, что с завтрашнего дня начинаются наши онлайн-репетиции мюзикла. Мама благословила на эту роль, поэтому я работаю с таким рвением, дерзостью, понимаю, что мама была бы рада увидеть меня в такой роли. Я знаю, что мама смотрит, она увидит. И в первый, и во второй день премьеры всегда будет для меня ангелом хранителем. В зале, когда я совсем теряюсь, всегда ощущаю силу ее поддержки.

— В детстве Вы воплотили образ Пьеро в фильме "Наш друг – Буратино" и, рассказывая об этом персонаже, сказали: его легко обидеть, но забыть невозможно. Это про Вас?

— Всех тонких, интеллигентных людей легко обидеть. В детстве мне очень был близок Пьеро. Во-первых, у него гениальная ария "Лишь бы только Мальвина", когда я ее услышала, то сразу подумала, что хочу ее исполнить и для этого должна сыграть роль Пьеро. В 1976 году приехал Александр Борисович Жеромский, который устроил кастинг и выбрал девочек из "Мзиури" на роли в мюзикле "Наш друг – Буратино". Все хотели быть Мальвиной или Лисой Алисой. Когда Александр Борисович увидел меня, то сразу же сказал, что я буду Пьеро. Я была счастлива, что наши вкусы совпали.

В моей карьере были предложения, роли, от которых я отказывалась, так как что-то меня в них не привлекало. Привлекает, как правило, либо музыка, либо образ. Для женщин написано меньше опер, мюзиклов, пьес. И надо быть очень большой актрисой, чтобы начинать смолоду, что очень важно для женщины, так как потом тебя твое поколение вспоминает. Почему-то зрители считают, что время скоротечно только для актрис. Все зависит от того, кто и как воспринимает свой возраст, очень много качеств меня роднят с моими героинями.

– Музыка дает энергию, я воспринимаю свое какое-то пребывание в жизни тем, что у меня есть служение, чему служить. Я женщина, для меня главное – быть хорошей мамой, тем более, что у меня есть пример своей мамы, ее образ

— Нет, он учился в Лондоне, живет в Европе, поэтому его жизнь проходит далеко за пределами Грузии и России. Но в сложный период мы друг друга утешали, спасали в определенном смысле. Для меня он всегда ребенок. Первое, что я у него спрашиваю, что он ел, потому что это важный вопрос для любой мамы – что ты ел, куда идешь.

— Я всегда старалась быть не очень глупой женщиной, потому что у нас и так в жизни много ошибок. Вообще, в воспитании девочки, мамы должны привить каноны, по которым они впоследствии должны жить: быть интересными, оставаться всегда красивыми, соответствовать своему возрасту, статусу, быть озорной, бойкой, вместе с этим застенчивой, краснеть, когда им делают комплименты мужчины. Больше всего нас поедает наше окружение, а не морщинка. Мы тогда стараемся бежать, куда глаза глядят. Я бегу в музыку.

Как-то величайшая из женщин – Анна Маньяни – сказала, чтобы не считали ее морщин, так как они ей тяжело дались.

— Обязательно должна быть влюбленность, артист не может просто так выходить на сцену. Это либо любовь к музыке, к тому, что ты делаешь. Артист выходит на сцену либо влюбленным, либо если восстает против чего-то очень мощного. Иногда ты не можешь это в себе сдержать, иногда поешь громче, чем это требуется, иногда тише, иногда плачешь.

После 9 апреля 1989 года (разгон мирного оппозиционного митинга у Дома правительства Грузинской ССР в Тбилиси) я написала песню. Иногда мне ее разрешали петь, иногда нет. Я тогда была молода и сильна, и эту дерзость мне давала моя молодость. В тот день погибли мои ровесники, одну из них я знала. Когда я пела мою песню даже в тех странах, где не знали грузинского, зрители вставали и аплодировали. Люди, не понимая языка, чувствовали, что это плачь женщины, плачь матери, что нельзя допускать войны, ее не должно быть.

Мама мне всегда говорила, что женщина должна быть как птица Феникс, восставать из пепла, при любых обстоятельствах выглядеть хорошо.

— Полностью человек бывает счастлив только в определенные периоды жизни. Поэтому сеять счастье нужно здесь и сейчас. Счастье, что у нас была такая мама, в ней чувствовалось божественное начало. Счастье, что у нас хорошие дети. Счастье, что я училась и росла в такой мирной стране, хочу, чтобы наши государства жили в мире и процветали.

Хочу пожелать всем мамам счастья, чтобы у них было достойное продолжение. Люди должны быть счастливы, чтобы бы они не делали.