Тбилиси, парк Муштаид. На площадке перед открытой эстрадой расставлены скамейки для публики. Сейчас они пустуют, лишь на одной обнимается пара. Хотя нет, оглядываюсь назад и замечаю троих пожилых мужчин, один из которых, склонившись почти параллельно земле, устало упирается локтями в колени, а двое других с неестественно прямыми спинами принимают солнечные ванны, устремив лица ввысь. Судя по униформе, это служащие парка, садовники.
Я тоже подставляю лицо солнцу. Моя скамья крайняя, дальше начинается засыпанная песком площадка, в центре которой настоящее дерево-богатырь. Если бы не зеленеющие листья на тонких ветвях, клубком свисающие над могучим стволом в два обхвата, никогда бы не подумал, что дерево живо. Ему лет двести, не меньше.
Оно точно помнит стройного седого господина, каждый свой приезд в Тифлис любившего в одиночестве бродить по аллеям. В столице Грузии он останавливался в доме родного брата, служившего здесь прокурором.
Влюбленным в город путешественником был Петр Чайковский, вспоминавший о поездках на Кавказ: "Редко в жизни у меня бывали полосы такого безоблачного счастья".
В квартире на Консульской улице всегда собирались большие компании, было весело, но шумно. А потому гость испытывал, как потом говорил, "желание одиночества". Отправлялся в сад в начале Михайловского проспекта (сегодня носящий имя Давида Агмашенебели), брал с собой маленькую продолговатую записную книжку и отдавался "рою мыслей и образов".
Уже вернувшись в Россию, он писал друзьям, что вспоминает Тифлис "как какой-то сладкий сон" и только о том и мечтает, "как бы у вас побывать".
В Грузии ему нравилось все — "чудный южный климат" с "совсем итальянской зимой", "множество цветов повсюду", то, что "оперы мои здесь играются больше, чем где-либо". Не оставили равнодушным и сотни ландышей, целый вагон которых специально для него выписали из Кутаиси.
Величайший композитор написал о Тифлисе такие прочувствованные строки, что я готов подписаться под каждой из них.
"Что касается Тифлиса, — мог бы написать и я, не будь эти слова уже нанесены на бумагу сто тридцатью годами раньше, – то это вполне европейский город, отлично устроенный, чистенький, с превосходным климатом, роскошными магазинами, отличной оперой, одним словом, город, вполне отвечающий потребностям цивилизованного европейца. Но в то же время в Тифлисе рядом с европейскою частью города есть и настоящий, вполне характерный азиатский город. И это соединение Азии с Европой и составляет его главную прелесть…"
Дом, в котором останавливался Чайковский в Тифлисе, цел и сегодня. Бывшая Консульская улица теперь носит имя своего великого гостя, а на доме номер 16, где жил прокурор Анатолий Ильич Чайковский, висит посеребреная мемориальная доска в честь визита родного брата хозяина апартаментов. Правда, справедливости ради нужно заметить, что надпись на мемориальной доске скромничает – Петр Ильич бывал здесь не только в 1890-м, но и несколько раз до этого.
В Грузию брат композитора, Анатолий Ильич, получивший назначение в окружной суд, приехал с женой. Прасковья Чайковская, урожденная Коншина, была одной из первых красавиц Тифлиса. Племянница Павла Третьякова, создателя знаменитой галереи, она с юности знала себе цену. Ее портрет кисти Валентина Серова подтверждает, что Прасковья Владимировна, или Паня, как ее называли близкие, себя не переоценивала.
В доме на Консульской у Чайковских был настоящий салон — устраивались званые вечера и балы. Порой Прасковья Владимировна поддразнивала приятелей, даря иллюзию о возможности романа.
Однажды все закончилось трагедией – молодой офицер Иван Вериновский, влюбленный в Чайковскую, свел счеты с жизнью. Он успел познакомиться и близко сойтись с гостившим в то время в Тифлисе Петром Ильичом, и потому известие о гибели офицера было воспринято композитором довольно болезненно. От композитора даже пытались скрыть трагическую новость. Но долго хранить секрет не вышло — слуга Анатолия Ильича написал о случившемся слуге Петра Ильича, а тот уже не сдержался и обо всем рассказал.
Подробности трагедии не давали Чайковскому покоя, он будет писать невестке: "Целые дни я об этом все думаю, и досаднее всего то, что смерть его покрыла флером лучезарные мои воспоминания о Тифлисе…"
Тот визит композитора вообще оказался каким-то роковым для его новых знакомых. Вскоре раздался еще один выстрел – в декабре 1888 года с собой покончил другой тифлисский приятель композитора — Свинкин, именно так, просто по фамилии в дневниках и письмах называет его Чайковский, давая лишь одно уточнение о профессии Свинкина: "товарищ прокурора, правовед".
Петр Ильич признавался брату: "Отлично помню, что по поводу Вериновского Свинкин писал мне, что самоубийство — глупость. И вот сам то же сделал! Что это они все с ума сошли!"
И все-таки обаяние Тифлиса победило, и о древнем городе на берегах Куры у Чайковского остались добрые воспоминания.
"В Тифлисе зародились "Спящая красавица", "Иоланта" и "Пиковая дама", и он часто со мной о них говорил", — вспоминал Михаил Ипполитов-Иванов.
Грузии тоже повезло с поклонником. О днях, проведенных русским гением в столице, напоминает сказочное здание Оперного театра, завершение строительства которого было непосредственно связано с Чайковским – тот написал прошение на имя императора Александра Третьего о выделении средств. Здание Казенного театра, так тогда называлась Опера на проспекте Руставели, начали возводить еще в 1874 году. Получился настоящий долгострой. И неизвестно, когда бы этот настоящий дворец в мавританском стиле распахнул, наконец, свои двери, если бы не ходатайство Чайковского, которому император отказать не мог.
В 2016 году была завершена капитальная реставрация Оперного театра, сегодня это одно из украшений центральной улицы грузинской столицы. А Дом Чайковских в Сололаки от разрушения пока спасают деревянные леса. Хочется верить, придет и его черед предстать в былом великолепии.
