В Нахаловке (неофициальное название одного из пролетарских районов Тбилиси, сейчас район Надзаладеви — прим. ред.) я не была лет десять. С этим районом у меня связано много хороших воспоминаний. Сперва три года учебы в ПТУ на Трикотажке. Потом работа там же, но уже в качестве мастера производственного обучения — возня с ученицами, которые были младше меня лет на пять и потому мы активно контачили. Из этого золотого времени сохранила я несколько друзей, с кем иду по жизни и сегодня.
В Нахаловке почти ничего не изменилось. Все то же элдепо, хлебзавод, разве что прибавилась пара магазинчиков с кокакольной рекламой.
Первой, кого я увидела, выйдя из метро, была Галя Сипленко. Такая же, как тогда, худая невысокого роста со слипшимися сосульками волосами, в жуткой огромной куртке, служащей плащпалаткой по совместительству, и мешковатых штанах.
Думала, что ее давно нет в живых, ведь 25 лет бомжевания не каждый мужик выдержит.
Обычно я меняю имена своих героев, но тут особый случай. Галя не знает о существовании интернета. Время для нее остановилось. Потому пишу, как есть.
Галя училась в том же ПТУ, но старше меня на три года. В ПТУ ее направили из Батумского или Руставского детдома. Это были главные поставщики контингента для тбилисских училищ и, соответственно, рабочего класса Грузии.
Потом Союз развалился, Трикотажка, за неимением узбекского хлопка, закрылась, а общежитие, где обитала Галя, самоприватизировали. Более шустрые наши прядильщицы наскребли срочно денег и оформили на себя свои комнатушки, а Галя и в доброе время была со странностями, тут упустила момент и оказалась на улице.
Она бродила бесцельно по территории комбината. Иногда подходила к бывшим сменщицам, скажет что-то невпопад и пойдет дальше. Девчонки отламывали ей куски горячего лаваша и совали, что было в карманах.
Самые умные провожали ее глазами и ставили диагнозы:
— Это все от матери — алкашки. Генетика.
Потом началась гражданская война 1992 года. Каждый выживал, как мог.
Но любой кошмар рано или поздно кончается. Кончилась и эта бессмысленная стрельба.
Как-то меня встретила Маквала из ОТК и сказала к слову обыденное:
— Ты про Галю слышала?
— Что именно?
— Гвардейцы завезли ее на тбилисское море и изнасиловали. У нее совсем поехала крыша.
Само собой, никто ничего не стал расследовать. Милиция того времени мало чем отличалась от преступников.
Галя продолжала бродить между опустевших цехов с выбитыми стеклами. Увидев людей, просила мелочь и твердила:
— Я хочу уехать в Россию.
Что б она делала там, туго себе представляла. Тем более, что документы она давно потеряла. А зима в Тбилиси и в России — это, мягко сказать, две большие разницы. Скорее всего, даже попадя на историческую родину, Галя вряд ли бы пережила среднестатистические морозы.
План с поездкой превратился у нее в навязчивую идею.
И вот, увидев меня спустя столько лет, что-то осмысленное промелькнуло у нее в глазах и она спросила без предисловий:
— Деньги есть?
Я молча выложила ей мелочь. Спрашивать из вежливости, как она, было глупо.
Галя взяла без реакции и попросила:
— Купи мне конверт.
— ?
— Я письмо Путину напишу. Пусть он меня отсюда заберет.
— Галь, — говорю, — у Путина таких, как ты, много. Он и читать не станет.
— Мне конверт нужен, — повторила она на автопилоте, глядя сквозь меня.
— Пойду я, Галь.
— Тогда ты напиши письмо Путину.
— Напишу.
Писать президенту РФ я не собиралась, но рассказать про Галю Сипленко все же решила.
90-е годы, надеюсь, канули безвозвратно. Сейчас совсем другой колор. Безвизовый режим с ЕС вступил в силу и прочие прелести цивилизации в пределах досягаемости. Недалеко от Тбилиси даже построили реабилитационный центр для бомжей. Там чисто, кормят три раза и дюжая охрана на входе. Есть и врачи. Только больше полутора лет там не держат. Центр один, а бомжей много.
А Галя Сипленко пока обитает под лестницей в общежитии на Зестафонской улице. Там у нее есть матрас, и периодически кто-то из жильцов выносит тарелку супа или лобио. Смотря, что подвернется.
Раз уж зашла речь о тарелках с едой, то как не отметить положительное явление. Правительство, все о благе народном пекущееся, открыло бесплатные столовые и стало выплачивать социально незащищенным пособие, которое не идет ни в какое сравнение с официальным прожиточным минимумом, но факт есть факт. И многие его-таки получают. Правда, с маленькой оговоркой. Право на финансовую манну небесную имеют только те, кто обладают фактическим адресом. Чтобы пришел агент с кучей бумаг и заполнил все пункты ведомостей — есть ли зубная щетка, телевизор и холодильник. Чем пустее будет в доме, тем больше шансов получить обещанное.
По иронии судьбы, у Гали как раз и нет того фактического адреса. Матрас под лестницей в общежитии никак не тянет на официальное пристанище…
Местные сердобольные люди не раз вызывали скорую и пытались таким образом пристроить Галю в соответсвующее заведение. Но она каждый раз оттуда возвращалась и продолжала жить, как жила, дальше…
Хотелось бы, чтоб жизнь Гали приняла какие-то более цивилизованные рамки, но что делать и куда обращаться, я не знаю. Потому и написала о ней. Может, какой сведущий человек предложит что-то толковое.
