Жил-был дом. Жил на свете уже давно, с начала XX века. И был с виду скромный и не особо приметливый. А внутри роскошный и романтичный. Но оставался таким недолго — ровно до того времени, пока власть за окном не поменялась и не решила уравнять все дома в их внутреннем облике.
Много лет прошло с тех пор. И многое за эти годы в нем изменилось, кроме одного. В доме есть комната, сохраненная в ее первозданном виде. В ней-то и жили до последнего дня владельцы дома – семья Тунебеговых. На фотографии старого дома по адресу улица Грибоедова, 14 я набрела на необъятных просторах Интернета. Через некоторое время полезла за этой красотой вновь. Да не тут-то было. Сайт исчез, как сквозь землю провалился, точнее выпал в виртуальную дыру. Будто и не видела его вовсе и все это было не более, чем обман зрения, мираж. На поиски этого самого миража я и отправилась.
Погода стояла в тот день чудесная, и нашла я его без труда. Но вот незадача: в доме большие, массивные двери, которые ни приступом никаким не возьмешь, ни штурмом. Только по доброй воле жителей, если такая у них обнаружится. Ну, право, пришел вдруг человек, просится к тебе в дом войти, фоток нащелкать. Чего доброго, еще с вопросами полезет, драгоценное время отнимет. В общем, жителя дома, оказавшегося по ту сторону входной двери, я прекрасно понимала.
Застывший менуэт из Барокко
Итак, жму в домофон наугад и прислушиваюсь. Долго ждать не приходится. На пороге меня встречает молодой парень. Прежде чем задать ему вопрос, я оглядываю холл подъезда. И не обнаружив ничего примечательного, обращаюсь уже с некоторым разочарованием, что вроде как ожидала старину тут драгоценную узреть, а ею тут и не пахнет. Тут парень понимающе улыбнулся и посоветовал звонить в соседний подъезд.
Оказывается, искомая красота по соседству живет, буквально через стенку. Благодарю, выхожу и опять проделываю те же манипуляции. Звонок в домофон, объяснение причин, благодарность. А внутри все обыденно, если скользить по стенам поверхностно и не пытаться разгадать информацию, зашифрованную в интерьере старины. От входной двери несколько ступеней до площадки, где с обеих сторон на тебя взирает царь зверей — лев. Точнее, с каждой стороны по барельефу царя.
Сохранилась напольная мозаика, примечательная в первую очередь датой производства. Что же до стен, то, скорее всего, они были художественно расписанными. Строить подобные предположения позволяет рисованный потолок. Но это было в дореволюционную бытность. А потом к власти пришли большевики, а в городскую управу — функционеры. И не простые, а лишенные эстетического вкуса. И художественную роспись недрогнувшей рукой замалевали. Спрятали под толстым слоем коричневой краски. Негоже услаждать око буржуйскими излишествами. Выровнять, лишить индивидуального стиля и художественной особенности – в те времена было первостепенной задачей. И пролетариат с ней неплохо справлялся.
Под ажурной лестницей живет большая печь. По тем временам печь была обязательным атрибутом барских домов. Это она сегодня сиротливо жмется к стенке. А тогда давала жару на три этажа. Преодолеваю лестничный пролет. Кто-то сбегает торопливо по лестнице вниз. По коридору, который выходит чредой окон во внутренний двор, тоже ходят соседи. Стучусь в первую попавшуюся дверь. Рассказываю о цели визита. Еще пара секунд на пороге и меня приглашают внутрь.
Я оказываюсь в единственном интерьере во всем большом трехэтажном доме, сохранившемся в первозданном виде. Речь идет не столько о высоких потолках и зеркальном паркете, сколько о росписях, которыми украшена вся комната. Смешанная с лепниной и позолотой, она придает жилищу театральность и настраивает на музыкальный лад. Ловлю себя на мысли, что если сейчас из дверей, разделяющих комнату, выплывет фрейлина из эпохи барокко, меня это, пожалуй, не смутит. Видимо, потому, что тут все выдержано в этом стиле. И стол, стоящий посередине комнаты, и горка с сувенирами и посудой, и рояль, прижатый к стене. И даже импровизированная стена, смахивающая на ширму.
Жильцы квартиры, прекрасно понимая, что возведенная до потолка стена нарушит целостность восприятия потолочной росписи, нашли занятный выход. Разделили пространство деревянной перегородкой. И это, кстати, тоже мысленно отсылает к подмосткам театральной сцены. Не комната, а застывший менуэт. Как рассказывает хозяйка квартиры Ирина Бокерия, дедушка с бабушкой купили эту квартиру в 40-х годах у дочери владельца квартиры Андрея Тунебегова, Варвары Андреевны. Теперь в ней живут они – сестры Нуну, Ирина и их мать.
Новые жильцы и завещанный раритет
Дом был построен в начале XX века. Андрей Тунебегов был купцом, занимавшимся рыбной торговлей. Как рассказывает Ира, во внутреннем дворе дома даже стоял холодильник, в котором хранили продукцию. Тунебегов был женат, но детей у них с супругой не было. Отчаявшись родить наследников, они удочерили девочку. Время шло, девочка росла, мать занималась хозяйством, отец — торговыми делами. Семейная идиллия разрушилась в один момент, когда отец семейства заболел. Лечиться купец уехал в Германию, но так оттуда и не вернулся. Андрей Тунебегов скончался на операционном столе. Доходы семьи после смерти кормильца заметно сократились, и вдова Тунебегова начала продавать комнаты.
Чете Бокерия комната, состоящая из 53 квадратных метров, досталась в 1940 году. К тому времени в доме оставалась жить только дочь Тунебегова Варвара Андреевна. Жила через стенку, в смежной комнате. В распоряжении семьи Бокерия была одна комната. А растущей семье хотелось отдельного пространства. Поэтому, в 1953 году в комнате была сделана стилизованная стена-ширма. Для того, чтобы все это было выдержано в едином стиле, пригласили ведущих реставраторов из театра имени Руставели. Они же занимались реставрацией комнатной росписи и лепнины. Во второй раз дом реставрировался в 1976 году. Дом изначально был двухэтажным. Но в 1937 году надстроили еще один этаж. Самострой в советские времена приветствовался.
Семья Бокерия из самых старых жильцов дома. По словам Ирины, Варвара Андреевна Тунебегова прожила в этой комнате до 1966 года. У нее было двое детей – девочка от первого брака и мальчик от брака с известным дирижером Александром Гвелесиани. О Варваре Андреевне Ирина говорит только в превосходной степени, добавляя, что их семьи, которые жили через стенку, сильно сдружились. А потом Тунебеговы съехали, завещав соседям один забавный раритет.
Ира при этом лезет куда-то под диван и извлекает снизу щетку – полотер. Объясняет, что этим ручным полотером чистились здешние полы.
— Сущее наказание – натирать им пол, — говорит Ирина, демонстрируя принцип его работы. — Мы практически не используем щетку. Она дорога нам как память от Варвары Андреевны.
И только завладев дореволюционным полотером, я понимаю, почему Ира так о нем отзывается. Легче с места танк сдвинуть, чем этот музейный экспонат. В домашнем хозяйстве сойдет разве что в качестве спортивного тренажера для наращивания мышц на руках.
Хромой старец и остатки роскоши
— Пойдемте, я вам еще кое-что покажу, — говорит Ирина и ведет по длинному коридору дома. — Здесь есть квартира с чудесно сохранившимся камином. Если нам повезет и ребята окажутся дома, сможете посмотреть.
Нам везет, жильцы оказываются дома. Это двое молодых парней, студенты государственного университета, которые приехали из города Кутаиси и снимают комнаты. Жилье состоит из двух комнат, точнее из когда-то одной комнаты, поделенной на две. То бишь, купив большую комнату, владелец, не заморачиваясь, не в пример Ирине, разделил пространство, изуродовав этим самым потолок. Хорошо, хоть с остальной стариной не расправился.
Парни с удовольствием демонстрируют роскошный камин с его богатым убранством и извиняются за непорядок, который мы застали. Разговорившись, ребята признаются, что цена квартирной оплаты для них высока (500 лари), но им выгоднее платить за квартиру, чем тратиться на транспорт, поселившись в периферийном районе. Говорят о том, что привыкли к пристальному интересу, проявляемому к своему жилью. И к тому, что туристы частенько просят пустить их внутрь. Мы еще перебрасываемся парой фраз и расходимся, пацаны спешат на лекции, я — на следующий объект интереса.
Туристы и в самом деле ходят в этот дом толпами. Ведь, когда знаешь о его существовании, нога не поднимется пройти мимо такой красоты. И жильцы им любезно отворяют и удовлетворяют любопытство. Только сетуют на то, что, похоже, недолго им эту красоту демонстрировать. Последняя реставрация дома, которому уже далеко за 100 лет, проходила в 70-х. Дом проседает, кренится, того и гляди начнет рушиться. Одним словом, он как хромой старец, которому нужно срочно назначить лечение. Иначе болезни старикана доконают. Рассыплется он и спасать, когда чиновники, наконец очухаются, будет практически нечего. Как говорит Ирина, как наметятся выборы, придут к ним во двор политики. Наобещают с три короба, прося отдать за них голос. Ну, и на этом все заканчивается. Обещания по восстановлению исторического памятника так и остаются всего лишь эфемерными грезами…
