"Мы не выбирали ни страну, где родимся, ни народ, в котором родимся, ни время, в котором родимся, но выбираем одно: быть людьми или нелюдями".
Патриарх Сербский Павел.
Рак каждый день уносит тысячи жизней, не считаясь с возрастом. Многие борются, и некоторым удается победить страшную болезнь, перед которой бессильны власть и деньги. Кто-то переосмысливает жизнь и приходит через мучения к Богу.
Мне хочется вспомнить свою коллегу по ПТУ №23 Ольгу Семеновну Харебашвили, которая в каком-то смысле смогла победить рак. Эта история произошла в 1993 году. В то время я работала там мастером производственного обучения.
... В гробу, посреди небольшой комнаты лежала женщина со спокойным умиротворенным лицом в своем единственном выходном платье.
Сидящие вокруг тихо перешептывались, кивая на нее: "Как будто улыбается бедная Оля!"
Около гроба сидел смуглый черноволосый мальчик лет 16-ти, обхватив руками голову, с надрывом оплакивал ее по-грузински:
"Мама, мамочка, почему ты меня оставила".
В этом возрасте мужчина должен стоя принимать соболезнования, не выказывая своих чувств. А Шалва плакал и не стеснялся ни своих слез, ни подруг матери.
Женщины то и дело всхлипывали: "Бедная Оля, как рано ты ушла!" 53 года - не возраст. Жить бы да жить.
Мне вспомнился разговор год назад в учительской. Бывшие ученицы часто заходили в ПТУ поболтать на равных с учителями и мастерами. Что их всех туда тянуло?
Сейчас уже и не вспомнишь, почему вдруг Ольгу Семеновну потянуло на откровения.
- Я знаю, я скоро умру, - сказала она, задумчиво глядя перед собой. Слушать это от цветущей женщины было странновато. - Да, да, - повторила она, перекрывая мои возражения. - Это так, я сон видела года два назад. Будто кто-то прилетел с неба и сделал мне на пальце насильно три надреза. Сперва думала: три дня или три месяца. Но прошло и то, и это. Теперь я понимаю, это значило три года. И вот еще что. Я просила Бога, чтобы дал мне время моего Шалву хоть как-то поставить на ноги. Сейчас вижу, что он действительно изменился. Значит, время мое близко, - и она замолкла.
Все в ПТУ знали, что Шалва приемный. Все, кроме него самого. Шалва, заводной, неуравновешенный мальчишка, был ходячей болью этой тихой, незаметной женщины.
Зачем нам вторая девочка? Селективные аборты на Кавказе >>>
- Какой он был трудный ребенок, - сказала она, качая головой и прикрыв глаза, вспоминая. - Какой трудный! И вообще я хотела девочку. С девочкой легче. Когда мы с мужем поняли, что детей у нас не будет (я поздно вышла замуж), стали ездить по детским домам, присматривать ребенка. Я хотела светлую, голубоглазую девочку, чтоб на нас была похожа. Приехали в один детский дом в Азербайджане, показывают нам детей. Смотрим, нет и нет того, кого мы ищем. Собрались уже уходить. И вдруг ко мне сзади подбежал трехлетний мальчик, черный, как таракан, обхватил меня за ноги и сказал: "Мама". Я заплакала и не смогла его оттолкнуть. Взяли его. Видно, Бог так захотел, - вздыхает она. - Привезли его домой. Тут выяснилось, что он совершенно неуправляемый. Что он вытворял! Ни слова, ни уговоры - ничего не действовало. Я думала, что я не умею воспитывать. Даже поседела раньше времени… Сейчас вспоминаю и удивляюсь, как я это все выдержала… В школе учился очень плохо. Рассеянный, невнимательный, не мог сидеть на одном месте. Что это было! Я все молилась, чтобы он как-нибудь образумился… Хоть и молитв толком не знаю, так свечки иногда зажигала в церкви. Постепенно стал он меняться. Тише стал. Закончил восемь классов. Перевела его в училище, чтоб какую-нибудь специальность приобрел. Меня ведь скоро не станет… - она снова замолкла, уходя в свои мысли.
Мерцает у гроба лампада, горящая в банке из-под майонеза. Шалва, не умолкая, разговаривает с мамой:
- Мама, милая, никто мне тебя не заменит.
Тут же сидит педсостав и, вытирая платками глаза, переговариваются в полголоса: "Только-только ведь Шалва повзрослел, серьезным стал. Сердце Олино взял, характером на нее похож. Бедная даже и порадоваться толком не успела..."
Рядом у дверей молча стоит ее муж, смотрит невидяще перед собой. Ходили слухи, что он во многом был не прав перед ней.
Параллельно вспоминается тот разговор в учительской.
- ...С отцом он не ладит, - вздыхает Ольга Семеновна. - Очень я из-за этого переживаю, но поделать ничего не могу, стараюсь сгладить острые углы. Мой мальчик, как порох. Несправедливость не любит. А я скандалы не люблю. Я еще из-за чего переживаю - Шалва к баптистам ходит. С одной стороны, хорошо: не пьет, не курит, не ругается, как наши остальные мальчишки во дворе. А у меня душа не спокойна. Они же сектанты. Я хоть в церковь сама редко хожу, ничего как следует не знаю, только понимаю, что церковь - это совсем другое. Как его переубедить - ума не приложу. "Мама, - он говорит, - я же ничего плохого не делаю". Все же как-то не то, - вздыхает она печально. - Недавно рис им там давали, так он свою порцию домой принес, радуется: "Вот мой паек!" Смешной какой, - и тихо смеется своим мыслям. - Знает, что нам трудно. Я одна работаю, муж безработный да еще свекровь с нами, лежачая. Я за ней смотрю. Молюсь, чтобы мне раньше нее не умереть. Замучаются они с ней без меня…
В Грузии ввели новые льготы на лечение рака груди >>>
Она пережила свою свекровь дней на 40 или чуть больше. Ходила на работу до последней недели. Замечали люди, что она какая-то вялая, но не больше. Потом она слегла. Врач посмотрел, только рукой махнул: "Запущенный рак. Чего раньше не привезли?"...
Мальчик у гроба смотрит, уставившись на огонь лампадки. Пожилая женщина в черном платье, ее сестра, подошла к гробу, запричитала:
- Знала ты, бедная, что у тебя. Никого беспокоить не хотела. С открытой раной в груди на работу ходила. В сумке вату носила… Отмучилась теперь...
Подруги шушукались.
- Пожалел Бог Олю. При раке люди сколько мучаются, а она только последнюю ночь кричала…
Потом подошли к мужу и сыну попрощаться. Варвара увидела, как Шалва неумело перекрестился, и подумала: может, и правда, со временем отойдет от баптистов, молитвами матери.
Год спустя после похорон собрались сотрудники отметить ее годовщину. Принесли, кто что мог, и сели за стол. Много было сказано об Ольге Семеновне хорошего и доброго. И Светлана Шалвовна в конце подытожила:
- Не помню я, чтобы она с кем-то была в ссоре и не разговаривала, не помню, чтобы осуждала кого-то или жаловалась на свою жизнь. И потому думаю, что Оля теперь у Бога...
Все закивали, соглашаясь...
В 1995 году расформировали наше училище, все разошлись кто куда. Следом и сама Трикотажка ушла в небытие. Все станки сдали в металлолом. Иногда бывшие коллеги встретятся на улице или на чьей-то панихиде, поохают о старом и нет-нет да и вспомнят Олю…
