"... Мы были в Грузии. Помножим
Нужду на нежность, ад на рай.
Теплицу льдам возьмем подножьем,
И мы получим этот край..."
Когда в 1958 году, после присуждения выдающемуся русскому поэту и писателю Борису Пастернаку Нобелевской премии, в СССР началась его ужасная травля, временное спасение он нашел в Грузии. Именно на грузинской земле Пастернак получил то, в чем нуждался больше всего на свете - глоток свободы и пленительный океан почитания.
Поездка внутрь себя
Впервые Борис Пастернак попал в Грузию летом 1931 года - поэту тогда шел 41 год. С ним в тот раз в страну отправилась его возлюбленная Зинаида Нейгауз. Как ни крути, это была впечатляющая поездка.
Тогда уже культовый русский поэт совершил путь с Северного Кавказа через Дарьял и Млета. А на рассвете, 14 июля, приехал в Тифлис. В тот же день писателя ждала знаковая встреча - с известным грузинским писателем Паоло Яшвили, а также другими талантливыми членами литературной группы грузинских символистов "Голубые роги".
Тифлис поразил Пастернака в самое сердце. Этот магический город с его характером, харизматичными узкими улочками и бьющим через край внушительным гостеприимством, совсем не походил на родную Москву.
На утро Пастернак ринулся в древнюю столицу Грузии - чарующий город Мцхета - и, естественно, посетил Джвари, храм первой половины VII века, возвышающийся на горе у слияния Куры и Арагви. А спустя месяц, в августе, Пастернака ждал незабываемый отдых в Коджори.
Невероятные пейзажи и красивейшие места Грузии сменяли друг друга, и Пастернак не уставал очаровываться этой землей. Абастумани, Боржоми, Бакуриани, черноморский курорт Кобулети…
"Полгода, проведенные в Грузии, превратились в сплошной праздник. Мы впервые увидели Кавказ, и его природа нас потрясла. Кроме того, нас окружали замечательные люди – большие поэты Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Николо Мицишвили, Георгий Леонидзе. Нас без конца возили на машинах по Военно-Грузинской дороге, показывая каждый уголок Грузии, и во время поездок читали стихи. Поразительная природа Кавказа и звучание стихов производили такое ошеломляющее впечатление… Здесь Борис Леонидович написал "Волны" и читал их вслух. Меня удивило, что через три дня все грузинские поэты… запомнили эти удивительные стихи наизусть. Они любили Пастернака больше всех современных поэтов, носили его на руках…", - вспоминала Нейгауз.
И, действительно, в Грузии русского поэта везде и всюду встречали с неподдельной любовью, улыбками и искренним теплом. И это не могло не растопить чувств Бориса Леонидовича.
"Грузия значила для Пастернака очень много, - рассказывал сын поэта Евгений Пастернак. - Он познакомился с ней в критический момент своей жизни, в год, который он называл "последним годом поэта", потому что это был год самоубийства Маяковского... И страна, в которой еще не начинались трагические исторические перемены, страна, с историей, которая была нетронутой, знакомство с грузинской интеллигенцией, сохранившей черты тех людей, которые принимали в свое время Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, во время кавказских войн, и были для них обществом, перед этим только что был там Андрей Белый и тоже дружил с грузинскими поэтами, - это все было для Пастернака новым источником вдохновения".
С тех пор Грузия, как мантра повторялась и звенела в творчестве Пастернака. Шутка сказать, автор с удовольствием пишет и издает книгу "Стихи о Грузии, грузинские поэты". Он начал много переводить поэтов Грузии. Эта страсть к грузинской поэзии даже стала несколько раздражать его коллег. К примеру, Мандельштам критиковал его новое увлечение, колко отмечая, что в полном собрании сочинений Пастернака будет 12 томов переводов и 1 том собственных сочинений.
Тифлис даже в Москве не отпускал поэта. Борис Леонидович писал Паоло Яшвили: "Этот город со всеми, кого я в нем видел и со всем тем, за чем из него ездил и что в него привозил, будет для меня тем же, чем были Шопен, Скрябин, Марбург, Венеция и Рильке – одной из глав Охранной Грамоты – длящейся для меня всю жизнь... Оттого ведь и пишу я Вам письмо за письмом, и их последовательно уничтожаю. Уже это не предмет вольной переписки. Уже этот круг воспоминаний владеет мной: уже он пишет меня, как сказал бы Тициан..."
Пастернак обожал Грузию и не упускал ни одной возможности приехать в Тифлис, где отдыхал душой, в компании друзей, которые были близки ему по перу и духу. Без приувеличения можно сказать, что Грузия стала для Пастернака второй родиной. А общение с грузинскими поэтами дарило ему новую энергию, невероятную силу и вдохновение, новую жизнь. Не зря поэтический сборник, который Пастернак издал после своего первого посещения Грузии, так и назывался – "Второе рождение".
Пастернак будто врос в Грузии корнями, а она - в него. "Поездка в Грузию – это поездка внутрь себя, это мое сокровенное желание художника, от которого я никогда не откажус", - как-то признался поэт Симону Чиковани.
Грузия навсегда
В следующий раз Пастернак в компании других московских литераторов попал в Грузию в ноябре 1933 года. Так случилось, что по дороге поэт заболел и невинно лечился в Тифлисе вином и теплом грузинских друзей. Пастернак писал жене: "Вчера на обеде в Кутаиси нами было выпито 116 литров!!! Все почти больны от этого времяпрепровождения".
Тогда русский поэт вернулся в Москву удивительно счастливым. А в 1934 году в Грузии и в Москве был издан пастернаковский перевод поэмы Важи Пшавелы "Змееед". В феврале 1935 года вышли книги: в Москве "Грузинские лирики" в переводах Пастернака (оформление художника Ладо Гудиашвили), а в Тифлисе — "Поэты Грузии" в переводах Пастернака и Тихонова.
Тициан Табидзе говорил о переводах грузинских поэтов Пастернаком, что им сохранены не только смысл и острая точность, но и "все образы и расстановка слов, несмотря на некоторое несовпадение метрической природы грузинского и русского стиха, и, что важнее всего, в них чувствуется напев, а не переложение образов, и удивительно, что всё это достигнуто без знания грузинского языка".
Тициан и Паоло
Необъяснима связь случилась у Бориса Пастернака с двумя грузинскими поэтами - Паоло Яшвили и Тицианом Табидзе. Русский поэт считал их больше, чем друзьями и коллегами, кровными братьями, духовными двойниками, называл их "богами своей жизни".
"Зачем посланы были мне эти два человека? Как назвать наши отношения? Оба стали составной частью моего личного мира. Я ни одного не предпочитал другому, так они были нераздельны, так дополняли друг друга", - писал Пастернак.
Это было глубже дружбы, слияние душ, культур и судеб. Но вскоре случилось ужасное - наступил 1937 год. И в Грузии по приказу Сталина и Берия начали жестоко расправляться с творческой интеллигенцией. Этот кошмарный год унес жизни Тициана и Паоло. Скорбь русского поэта по безвременно и бессмысленно ушедшим собратьям нельзя было выразить словами.
В то время он писал: "Судьба грузинских поэтов, Яшвили и Табидзе, вместе с судьбой Цветаевой должна была стать самым большим моим горем". И это были не пустые слова, а та боль, которую великий русский поэт поистине носил в сердце, до своего последнего вздоха.
Пастернак тогда серьезно надломился - и морально, и физически. Говорил, что ему стыдно без друзей "продолжать двигаться, разговаривать и улыбаться".
Наступил 1945 год, Грузия вновь позвала Пастернака. И случилось странное - поэт не захотел туда ехать. Боялся увидеть тени своих умерших друзей, боялся горечи и пустого города любимых призраков. Но его уговорили, и Грузия вновь открыла русскому поэту свое сердце.
Тогда и произошел один необычный случай. Прощаясь с Пастернаком, Нина Табидзе, вдова застрелившегося поэта, которого Пастернак любил всем сердцем и душой, подарил Борису Леонидовичу бумагу мужа. Надо ли говорить, что этот подарок значил для Пастернака.
Это были толстые листы цвета слоновой кости, которые по признанию писателя "согрели его фантазию". На этой бумаге Пастернак напишет первые страницы романа "Доктор Живаго", книги, которую потом назовут атомной литературной бомбой, которая принесет Пастернаку всемирную известность, Нобелевскую премию и, к сожалению, ту самую травлю…
Прощание с Грузией
В последний раз Борис Пастернак приехал в Грузию за год до своей кончины. Это была зима 1959 года.
Но Тифлис был уже другим городом, вроде тем же необычайно манящим местом, и все же другим. Ведь он даже назывался не Тифлисом, а Тбилиси. А еще гороворят, что города близки нам не улицами, а любимыми людьми, ходящими по этим улицам. В эту пору в грузинской столице, увы, почти не осталось близких для Бориса Пастернака людей.
Сейчас уже доподлинно известно, что истинной причиной того последнего приезда Пастернака в Грузию стало то, что власти прото вынудили Пастернака уехать из Москвы на время визита в СССР британского премьер-министра Макмиллана. Тот якобы выразил был намерен познакомиться с "переделкинским затворником" и лично выяснить, почему писатель отказался от Нобелевской премии. Тогда Пастернак умолял Нину Табидзе сохранить его приезд в тайне.Только в доме художника Ладо Гудиашвили был устроен вечер с избранным кругом друзей.
В тот приезд он жил в квартире Нины. Эту комнату до сих пор можно найти в Тбилиси. Говорят, она и по сей день неприкосновенна и в ней можно найти вещи, которых касался поэт: это конторка, за которой он писал, и старомодный низкий абажур с кистями над круглым столом. По воспоминаниям потомков Табидзе, уезжая тогда из Тбилиси, поэт из отъехавшего поезда крикнул супруге Табидзе: "Нина, я никуда не уезжаю! Я остаюсь в вашем доме, там меня и ищите!". Кто знает, может, это всего лишь легенда, но ведь красивая…
Так Грузия обнажала душу Пастернака, была его совестью, боготворила его внутренний мир. Из письма Нине Табидзе: "…Но вот окончусь я, останется жизнь моя,… и что в ней было главного, основного? Пример отцовской деятельности, любовь к музыке и А. Н. Скрябину, две — три новых ноты в моем творчестве, русская ночь в деревне, революция, Грузия".
Пастернака не стало спустя год после того, как поэт в последний раз побывал на грузинской земле.
Кроме замечательных друзей, Пастернаку повезло в Грузии и в плане переводов. Его стихи зазвучали на грузинском языке в прекрасных переводах Симона Чиковани, Тамаза Чхенкели, Мориса Поцхишвили, Вахушти Котетишвили, Ираклия Сургуладзе, Тедо Бекишвили, Тариэла Чантурия и других. К слову, его великий роман "Доктор Живаго" был переведен на грузинский дважды - Акакием Бакрадзе и Нодаром Нониашвили.
Абсолютная любовь
И все же, что же это за феномен, за что Пастернак так горячо любил Грузию, спросите вы?
За теплое солнце на небесах и в сердцах людей этой страны, за воздух и живущую в нем магию, которой, казалось, дышало само время, или за удивительно тонких и чувствительных грузин, будто глубже и правильнее других понимающих мир и его законы?
Бессмысленно гадать, отвечу я. Тем более, когда дело касается случая Пастернака и Грузии, то есть абсолютно безусловной любви, взаимной и всепоглощающей.
