Предположительно, поднимаясь на наш балкон, вы заметили, что на окнах висят новые занавеси. Я их хранила на весну, но сегодня, проснувшись, поняла, что встречу вас ими.
Удивительная человеческая память – иногда она не хранит детали даже предыдущего дня, но может подробно воспроизвести, на первый взгляд, совершенно незначительные моменты… Однако, это лишь на первый взгляд.
Сегодня задумалась и поняла – закрыв глаза, вижу все занавеси, какие висели в самое важное время моей жизни и в самых важных местах.
Помню в доме моего детства, на улице Ушанги Чхеидзе, в спальне висела отутюженная занавесь с голубыми и сиреневыми цветами на белом фоне. Помню в бабушкиной московской квартире красивую гипюровую занавеску, которая, когда я на нее смотрела ночью, была похожа на бабочек в лунном свете. Помню бездарно оранжевую занавеску на больничном окне мамы, которой очень подходили солнечные лучи – она начинала переливаться золотистым и дарила какую-то надежду… И, конечно же, никогда не забуду самый важный в моей жизни занавес оперного театра.
Сегодня почетным гостем нашего балкона является автор этого занавеса, замечательный грузинский график, живописец, театральный художник и замечательный педагог, лауреат Премии имени Шота Руставели, Лауреат двух Сталинских премий Серго Кобуладзе, который родился 25 января 1909 года.
Его вклад в грузинскую культуру очень велик. Помимо всего прочего, он был иллюстратором "Витязя в тигровой шкуре", и, наверное, большей чести для грузинского художника не существует.
А я вернусь к его занавесу, поскольку полагаю, что он в творчестве Серго Кобуладзе занимал особое место.
Он – занавес – был очень красивым и тяжелым. Делил весь мир на две части – пространство вне занавеса и пространство внутри занавеса… Снаружи была обычная жизнь – дом, школа, двор. А внутри начиналась настоящая сказка.
За сценой был расположен цех реквизитов, начальником которого являлась удивительно теплая женщина Этери. Приходя из школы в оперный театр, я обычно бежала к ней. Она меня обнимала, и уже потом я – в который раз! – обходила ее владения. Чего там только не было – шпаги и пистолеты, фрукты из воска, позолоченная посуда, канарейки в клетке, главное, блестящие украшения, которые по сей день я предпочитаю бриллиантам.
А за цехом висели костюмы актеров, для одежды примадонн и мужчин-солистов были выделены отдельные места. Не счесть, сколько раз я примеряла красивейшие платья Цисаны Татишвили, Медеи Амиранашвили, Нателы Тугуши, Ламары Чкония. Что касается балерин, к сожалению, в их пачки я не помещалась, не говоря уже о пуантах, поскольку чуть ли не с самого детства у меня размер ноги был 40. И где вы видали балерину с 40-м размером ноги!?
В течение дня занавес господина Серго ничем не выделялся, просто висел. Но впритык к восьми часам вечера создавалось ощущение, что он просыпался…
Когда мы с мамой и бабушкой садились в ложу, оркестранты готовились к выходу дирижера, главную нагрузку брала на себя люстра оперного театра – она постепенно гасла, необыкновенно красиво… Я подымала голову, и в глазах у меня оставались мерцающие маленькие точки. Начиналась увертюра, и красивый и гордый Аполлон, устроившийся у арфы на занавесе Серго Кобуладзе, подымался наверх, величественно и многозначительно.
В 1973 году после пожара в оперном театре, папа привел меня туда, и я забрала несколько сгоревших и расплавившихся осколков. Наверное, именно тогда закончилось мое детство.
Больше всего болела душа за занавес Серго Кобуладзе и коридорам под сценой, по которому я ходила в театральный буфет через оркестровую яму, а там встречала удивительно красивых, тоненьких балерин со спущенными гетрами.
Потом случилось так, что я надолго уехала за границу на работу, и, когда вернулась, как раз настал день открытия обновленного оперного театра. Как я туда попала – тема отдельного разговора, главное, что попала, к тому же, сидела в первом ряду. Когда под звуки Палиашвили поднялся обновленный занавес, сделанный по последнему эскизу Серго Кобуладзе, у меня остановилось сердце.
Ну, что сказать… Новый занавес очень походил, но он был "слишком новым" и глянцевым. Знаете, чего ему недоставало? Сценической пыли, глубоко и уютно засевшей в морщинах очаровательной старины, изношенности сердца. Занавес изнашивается не только тем, что очень часто поднимается, но и тем, что за поднятием и опусканием следуют те замечательные эмоции, которые помним я и предыдущие мне поколения.
Поэтому прошу вас, водите детей в оперный театр. Опера - это не мультфильм, и, чтобы ее полюбить и до конца принять, нужно привыкнуть и выработать культуру.
