Sputnik Грузия в эксклюзивном интервью поинтересовался, как обстоят дела в российской дипломатии, о ее слабых и сильных сторонах, у руководителя аналитического агентства "Внешняя политика", программного директора Валдайского клуба, доцента МГИМО Андрея Сушенцова.
- Особенности российской дипломатии. Чем она отличается от других стран?
— Российская дипломатия опирается на долгосрочную, многолетнюю традицию ведения международных дел, как необычное государство, которое находится одновременно в Европе и Азии, и имеет очень большое количество разнообразных соседей по географической границе.
С самых ранних веков формирования государства это вынуждало орган, который был министерством иностранных дел, готовить самые разнообразные кадры, владеющими самыми различными языками. И в силу того, что Россия в течение веков набирала международный вес и обосновалась в первой десятке передовых государств, постоянно участвовала в разнообразных международных процессах, очень много воевала, вела переговоры, был сформирован образ российской дипломатии, которая довольно искусно умеет правильно или в нужной пропорции применять и силу, и дипломатический подход. А также понимать, как именно устроена сложная международная ситуация, быть открыта к возможностям и твердо стоять на том, что называется ядром своих интересов.
Сложилась школа внешней политики России, которая сильно отличается от любого другого международного опыта в силу очень больших протяженных российских границ и в силу того, что она является одной из ведущих международных держав. Российская дипломатия по-прежнему строится на знаниях региональных особенностей, иностранных языков, эмпатии, то есть способности поставить себя на место партнера. И это, в частности, позволяет России, допустим, выходить из сложных ситуаций.
- Какие современные тенденции наблюдаются в российской дипломатии, хотелось бы сделать акцент на Мягкой силе, к которому Россия прибегает в последнее время?
— Я не могу сказать, что Мягкая сила – это сильная сторона российской дипломатии. Россия не предпринимает больших усилий, чтобы свой образ продвигать за рубежом, но последние несколько лет Россия участвует сразу в нескольких крупных международных процессах, кризисах, дееспособно и энергично отстаивает свои интересы. И в результате этих действий, во многом успешных, в Украине, в Сирии, в отношениях с США, с Европейским Союзом и с Китаем в международных кругах удивляются, как именно России удается это делать, учитывая ее незначительные экономические возможности.
Я думаю, что это исторически было такой характерностью российской дипломатии. Она всегда опиралась на приоритет стабильности, национальных интересов долгосрочных отношений с партнерами и старалась не рушить отношения с кем-то, если есть хоть какие-то возможности их сохранить. Я думаю, что это в совокупности и дает эффект.
- Так как мы коснулись темы Мягкая сила, можете ли Вы вспомнить яркий пример ее демонстрации за последнее время?
— Я не могу сказать, что этих примеров много, но думаю, что публикация колонки президента Владимира Путина в газете The New York Times в 2013 году, в момент, когда США угрожали военным нападением на Сирию – это было очень эффективным и красивым ходом, который повлиял на внешнеполитическую дискуссию в США и аргументы, которые в этой статье излагались, были очень рассудительны. В общем, опирались на здравый смысл, и многие американские читатели, эксперты не могли не согласиться с этими рассуждениями. Сейчас практика показывает, что это абсолютно справедливые аргументы. Допустим концерт российского оркестра в освобожденной Пальмире – это была область Мягкой силы.
- Можно ли определить дату или период, с какого времени Россия прибегла к использованию Мягкой силы?
— Я не могу сказать какую-то дату, с которой все это началось. Мюнхенская речь Владимира Путина – это 2006 год. Ее тогда всерьез не восприняли. И то обстоятельство, что только сейчас на это начали обращать внимание, связано с эффективностью внешней политики. Можно сказать, что уже тогда Россия начала делать что-то более эффективно, открыла для себя новые пространства.
Просто Россия стала действовать в соответствии со своими интересами, более энергично и это стало привлекать внимание международного сообщества. С 2006 года уже тенденция к кризису в отношениях с Западом достигла некоторой критической точки и потребовалось такое выступление.
- Какие сильные и слабые стороны есть у российской дипломатии на сегодняшний день?
— Я думаю, что сила российской дипломатии в ее преемственном характере, в ее позиции, где России не характерно метание, она довольно системно относится к международным делам и опирается на логику, которая, по-моему, работает на логику формирования полицентричного международного порядка, где присутствуют несколько крупных центров силы, и эта система управляется именно из центра, все могут принять участие в ее формировании. И это российская позиция, а скорее прогноз развития международных дел на XXI век срабатывает. И общая стратегическая оценка российского положения в международных делах – верная.
Россия, с одной стороны, не может себе позволить играть, скажем так, ниже своего веса. Когда Россия отсутствует в международных делах, ее внешняя политика пассивна, и от этого происходят негативные тенденции на европейском континенте и просто в мировых делах. Когда Россия начинает деятельно защищать свои интересы, ситуация более или менее стабилизируется. Снижается острота противостояния с Западом. Начинаются переговоры, возникает какая-то тенденция на нормализацию отношений и так далее.
Я думаю, что слабая сторона российской дипломатии как раз в отсутствии акцента на Мягкую силу, на мягкое воздействие, на убеждение. Здесь Россия больше инвестирует в инфраструктуру, чем в людей, в идеи, а XXI век делает особый акцент на качество человеческого капитала, на внимание к интересам и нуждам конкретных людей. И в сетевом обществе, где онлайн-технологии присутствуют всюду, Россия, конечно, проигрывает или недостаточно много делает для того, чтобы присутствовать в этом повседневном общении. Можно также поговорить о том, что язык российской дипломатии зачастую более официальный, чем этого требуют обстоятельства, и он может быть направлен не только к элитам, но и к широким массам людей в других странах. В этом смысле можно поучиться у многих наших зарубежных коллег.
- Вы отметили, что Россия больше инвестирует в инфраструктуру, чем в людей. Что вы имели ввиду?
— Условно говоря, в своих международных проектах Россия больше заинтересована в том, чтобы построить здание или создать библиотеку и снабдить ее книгами, чем, допустим, сделать акцент на проведении интересных мероприятий или на приглашении интересных спикеров. Вот в этом смысле работа еще не отстроена
- На ваш взгляд, что такое МГИМО с точки зрения российской дипломатии?
— МГИМО – это крупнейший образовательный центр не только в России, но и в Восточной и Центральной Европе. На европейском континенте не много университетов, которые дают сопоставимое с МГИМО образование в сфере международных отношений. МГИМО является образовательным центром, который окончили многие высокопоставленные люди не только в России, но и за рубежом. Для российской дипломатии – это совершенно бесценный источник кадров, в первую очередь, и главное – он хранитель традиций российской дипломатии, российской внешней политики.
В МГИМО преподаются 53 иностранных языка, и это позволяет МИД РФ ежегодно принимать специалистов со знанием самых редких экзотичных языков Африки, Восточной и Южной Азии, Латинской Америки, Европы и так далее. И если посмотреть на то, какой язык как основной изучал нынешний российский министр иностранных дел, его заместители, то всегда будет видно, что это какой-то одни из экзотических языков.
- Насколько популярен МГИМО среди зарубежных студентов? И как складывается дальнейшая судьба граждан иностранных государств, окончивших МГИМО?
— В МГИМО всегда был довольно большой процент студентов из-за рубежа. В Советское время обучение велось на русском, а сейчас МГИМО активно расширяет преподавание на английском языке. Есть несколько магистерских программ, где обучение ведется на английском.И МГИМО продолжает активно расширять свои зарубежные программы.
Количество иностранных студентов сейчас достигает 20-25% от общего состава студентов. Поэтому МГИМО довольно популярен, и я знаю, что конкурс на зарубежных студентов также крайне высок, и я встречаю часто жалобы на то, что не удалось попасть из-за высокого конкурса. Хотя места преимущественно платные. К нам приезжают абитуриенты отовсюду. Большинство приезжают из Европы, заметное количество людей из Китая, всегда у нас есть студенты из Соединенных Штатов Америки, реже приезжают из Латинской Америки и бывают студенты из Южной Азии.
- И в завершении нашего разговора, я не могу вам не задать этот вопрос. Какова российская дипломатия по отношению к Грузии?
— К сожалению, в российско-грузинских отношениях очень мало простора для разнообразной дипломатии. Мы замкнуты внутри довольно жесткого набора сюжетов, уступки по которым невозможны ни для одной стороны. И по сути российско-грузинские отношения сейчас имеют единственную плоскость для обсуждения экономических отношений – это единственная сфера где есть перспектива взаимовыгодного сотрудничества. Вот сейчас, например, оживился вопрос о транзитных маршрутах, которые могли бы связать Россию и Грузию. И в этом контексте какое-то движение в этом году можно ожидать.
Думаю, что многое очень зависит от позиции грузинского руководства. Понятно, что между нашими странами в 2008 году отношения довольно резко, вероятно, непоправимо ухудшились, и требуется большое государственное мужество и долгосрочный стратегический расчет для того, чтобы начать постепенно решать все проблемы, накопившееся и доставшееся нам наследство о прежней грузинской администрации. Должна хотя бы возобновиться какая-то дискуссия, которая существовала в Грузии в начале 2000-ых по поводу Абхазии и Южной Осетии – о том, как именно могли бы строиться отношения с ними. И в конце концов надо разговаривать напрямую с ними, вовлекать их в дискуссию и тогда думаю, что какие-то вещи окажутся более простыми. Пока в грузинской политической элите стоит табу на прямой разговор, далеко мы не сможем никуда продвинуться.
- Российские лидеры, в том числе и президент Владимир Путин часто говорили, что Россия может способствовать улучшению отношений грузин с абхазами и с осетинами, хотя в Грузии считают, что Россия, наоборот, препятствует этому диалогу. На ваш взгляд, Россия может поддержать центральные власти Грузии в этом плане?
— Я думаю, что это было бы поддержано. Однако в Тбилиси чиновники в министерствах говорят, что прямой диалог между Грузией, Абхазией и Южной Осетией невозможен, потому что это будет равносильно признанию их государственности. Здесь, я думаю, Россия не может многое сделать и убедить Грузию, что такой диалог необходим.
