В пятницу Большой театр показывает новую постановку оперы Чайковского "Мазепа", премьера которой состоялась на этой же сцене 120 лет назад. Спектакль выпускает прославленный в театральном мире грузинский тандем: художник Георгий Алекси-Месхишвили и режиссер Роберт Стуруа.
С Робертом Стуруа беседует обозреватель газеты "Известия" Екатерина БИРЮКОВА
- Кто был инициатором этой постановки?
- Это Большой театр мне предложил. Должен сказать, что я сначала отказался.
- Почему?
- Ну, я после каждой оперной постановки зарекаюсь ставить оперы.
- А почему все-таки согласились?
- Ну, как алкоголик, который дает семье клятву, что не будет пить, а все равно продолжает.
- У вас такое болезненное отношение к опере?
- Да нет, я просто смотрел несколько раз "Мазепу", и не очень мне эта опера, честно говоря, нравилась. А потом послушал, посмотрел клавир и понял, что музыка очень хорошая. И тема кажется моей.
- Какая именно?
- Власть, любовь.
- Судя по репетиции, которую я видела, все-таки для вас там главнее власть.
- Ну, я действительно не думаю, чтобы Мазепа любил Марию. Правда, я не смог это как следует показать. Ария его мне немножко помешала.
- Которая во втором действии, о любви к Марии?
- Да. Я думаю, что политики не способны долго любить. Если политик любит - тем более пожилой мужчина молодую девушку, то только ради создания какой-то рекламы, чтобы приобрести популярность. чтобы продемонстрировать, что он еще мужчина. Я, например, абсолютно внутренне убежден, хотя и не имею никаких фактических доказательств, что Иосиф Виссарионович убил Аллилуеву. Потому что она просто ему мешала идти к своей цели. Политики очень легко жертвуют своим чувством, потому что они больше получают наслаждения от ощущения власти. Когда под твоим руководством находится народ и ты с ним можешь как хочешь поступать, наверное, это высшее наслаждение для извращенного политика. Ну, это я так все только говорю. А вы сами знаете - режиссер задумывает одно, а получается другое.
- То есть для вас центральная фигура в этой опере - злодей Мазепа?
- И Мария - как жертва Мазепы и собственного отца Кочубея. Кочубей - тоже политик. Но он обуреваем местью. Ему из-за этого, в общем, и на свою родину наплевать, на ее независимость, на какие-то большие принципы. Он не мог выдержать, что его соратник и друг соблазнил и умыкнул его дочь. Поэтому он написал донос и предал его. А Мария - просто жертва двух безнравственных политиков.
- Как вам работалось с актерами Большого театра?
- Очень трудно.
- Почему?
- Кто знает. Я думаю, что как-то нехорошо их учат в институтах актерскому мастерству. А сегодня без этого просто невозможно. Они, конечно, очень стараются, хотят, горят - я не могу их обвинять. Но не умеют. И потом вот еще какой момент. Я однажды, когда первый раз ставил оперу, пошел к своему педагогу, Додо Алексидзе, - был такой, председатель Театрального общества Грузии. Встретил его около театра. И он идет очень печальный. Я говорю: "Почему такой грустный?" А он: "Ты понимаешь, я ставлю сейчас оперу "Отелло" Верди. Ну, когда Отелло четыре - это понятно. Когда Яго пять - тоже понятно. Когда Дездемон шесть - странно, но тоже можно объяснить. Но почему Эмилий двенадцать?!"
- А у вас в "Мазепе" сколько составов?
- Сейчас осталось два. Но было по три и по четыре. И каждый артист должен был обязательно проходить со мной репетицию. А я не могу халтурить. В общем, я сейчас, как школьник каникул, жду премьеры - выброшу тетрадки и учебники и буду спать.
- Кто отбирал солистов - вы или дирижер?
- Я попросил только одно - чтобы Мария была молодой и худой.
- Мы мало что знаем о других ваших оперных постановках. Расскажите о них.
- "Евгений Онегин", которого я поставил в Италии, в Болонье, идет до сих пор. Был очень хороший состав - Мирелла Френи, Гяуров. В Тбилиси я поставил две оперы по своему либретто, "Огненного ангела", "Отелло", "Кармен". Всего у меня десять оперных постановок. Сейчас собираюсь с Мстиславом Леопольдовичем "Хованщину" в "Ла Скала" ставить. Пока не хочу.
- Чего не хотите?
- Ставить.
- Но согласие уже дали?
- Дал.
