АЛЕКСАНДР КОНОВАЛОВ, Президент Института стратегических оценок.
- Братиславскую встречу российского и американского президентов, пожалуй, можно назвать «саммитом опрокинутых прогнозов». Ни в одной из своих прежних встреч Дж. Буш и Владимир Путин не испытывали на себе такого мощного внешнего и внутреннего давления как со стороны политических элит, так и со стороны общественного мнения. Тенденции в развитии отношений России и США, проявившиеся в 2004 году и усилившиеся в начале 2005 года, ничего хорошего братиславской встрече не сулили.
Возникла некая сюрреалистическая картина: лидеры двух стран продолжали считаться друзьями, в то же время контакты между ними были явно недостаточны и уже взаимной симпатии не подтверждали, а в общественном сознании обеих стран нарастали претензии, подозрения и разочарования. Американские газеты, как, впрочем, и газеты европейских стран, заполняли резко критические статьи в отношении президента Путина и его политики «отхода от демократии и скатывания к авторитаризму». В российских средствах массовой информации нарастала не менее мощная волна антизападных и, особенно, антиамериканских настроений.
Политическая элита США и других западных стран настойчиво требовала от президента Буша жестко высказать в Братиславе все претензии президенту Путину. Накануне встречи сенаторы Либерман и Маккейн вновь потребовали от своего президента инициировать процедуру изгнания России из Большой восьмерки.
В одной из центральных российских газет прямо перед саммитом появилась статья политолога Александра Дугина, известного своей «евразийской» ориентацией, с характерным заголовком «Путин вернется из Братиславы другим человеком». Смысл публикации сводился к тому, что у российского президента есть только две возможных стратегии поведения. Либо он позиционирует себя как российский патриот и пойдет на неизбежный открытый конфликт с США, либо совершит предательство национальных интересов и согласится с полным подчинением российской политики американскому диктату и десуверенизацией страны.
Десуверенизация якобы неизбежна, поскольку американская сторона на братиславском саммите будет ставить вопрос о международном контроле над ядерными технологиями в России. Конечно, автор выражал уверенность в том, что президент Путин поведет себя как патриот, а не как предатель.
На таком политическом фоне большинство аналитиков ожидали от саммита в Братиславе начала открытой конфронтации между Россией и США, резкой дискуссии по проблемам демократии и прав человека. Ничего подобного на саммите не произошло и это, возможно, один из его самых главных позитивных результатов. Президентам удалось преодолеть внешнее и внутренне давление и не дать разразиться кризису в двусторонних отношениях. По результатам саммита американским и российским президентами одобрены так называемые братиславские инициативы. Основные из них касаются трех проблем: ускорения принятия России в ВТО, энергетического диалога и проблем ядерной безопасности.
Последнее направление выглядит наиболее сложным и, пожалуй, наиболее важным в современных условиях усиления террористической угрозы и наличия ядерных программ Северной Кореи и Ирана. Перед саммитом многие аналитики предсказывали, что одной из самых проблемных тем для двух президентов станет программа сотрудничества России и Ирана в области атомной энергетики. Как известно Россия активно помогает Ирану строить атомную электростанцию в Бушере. Многие в США не понимают, почему Россия идет на такое сотрудничество и не видит опасных, прежде всего, для нее самой последствий создания Ираном собственного ядерного оружия. На саммите в Братиславе оба президента совершенно четко заявили, что они против появления ядерного оружия, как в Северной Корее, так и в Иране.
Существенные расхождения, между тем, существуют во взглядах на методику достижения этой цели. Российская политика в отношении Ирана и его ядерной программы имеет довольно сложную мотивацию.
Первый и самый простой уровень аргументов связан с тем, что Иран – близкий сосед России и крупная региональная держава, с которой России хотелось бы иметь нормальные отношения. Для нее Иран важный рынок, в том числе и в области таких высоких технологий, как атомная энергетика. К тому же многие в России убеждены, что в случае прекращения сотрудничества с Ираном в атомной энергетике, электростанцию в Бушере достроят другие подрядчики, а рынок будет безвозвратно утерян.
Но далеко не все объясняется примитивным экономическим интересом. В России достаточно специалистов, понимающих, что появление «исламской бомбы» на наших южных границах стало бы куда большей головной болью для нас, чем для Америки. В конце концов, средств доставки на территорию США ядерного заряда у Ирана нет, и они не скоро появятся. А до российской территории иранские ракеты достают уже сегодня. Есть в российской политике в отношении Ирана и политико-психологические аспекты, если угодно комплексы.
Российские политики страшно боятся быть обвиненными в том, что идут «на поводу у Вашингтона» и поддаются давлению США. Перечисленные факторы важны, но они не главные. Основное расхождение в подходах к ядерной программе Ирана между Москвой и Вашингтоном сводится к следующему. Американское руководство до последнего времени склонялось к жестким мерам, вплоть до применения силы, чтобы остановить иранскую ядерную программу.
Москва исходила из того, что лучше помочь Ирану построить атомную электростанцию, используя все ограничения Договора о нераспространении ядерного оружия, членом которого Иран является. И сделать это под жестким международным контролем, предусмотренным режимом нераспространения. При этом предполагается использовать все возможные политические и экономические рычаги, способствующие отказу Ирана от программы создания ядерного оружия.
В своей позиции Москва исходила из достаточно очевидных соображений. Провести военную операцию, подобную иракской, против Ирана США в обозримом будущем не смогут. И дело не только в том, что Иран куда более «трудная мишень» для военной атаки. Просто Америка прочно увязла в Ираке, и у нее нет ни денег, ни солдат для еще одной войны. В Ираке задействовано свыше 70% сухопутных сил США. Остается тактика нанесения точечных ударов по ключевым объектам иранской ядерной инфраструктуры. Иными словами, повторение в современных условиях опыта Израиля, который именно таким способом в начале 80х остановил ядерную программу Саддама Хусейна, разбомбив ночью уже почти достроенный атомный реактор. Кстати, высказывается мнение, что и сейчас Вашингтон мог бы делегировать эту миссию Израилю.
Однако возникает целый ряд вопросов относительно реализуемости и последствий реализации подобных планов. Во-первых, существуют сомнения в достаточности даже очень высокоточных обычных вооружений для выполнения такой миссии. Во всяком случае, в горах Афганистана обычные вооружения оказались бессильными, чтобы поразить Усаму бен Ладена. Иран тоже достаточно гористая страна. И тогда появляется опасность, что при выполнении такой миссии Тель-Авиву придется вспомнить, высказывание бывшего премьер-министра Голды Меир: «У Израиля нет ядерного оружия, но если понадобится, он его обязательно применит».
И, наконец, самое главное. Не следует забывать, что у Ирана есть довольно много вариантов ответа на применение силы. И главный среди них не гипотетическая ядерная угроза, а способность парализовать нефтяные рынки мира и вызвать коллапс нефтяной промышленности. В ответ на применение силы Тегерану будет достаточно затопить пару крупных танкеров в районе Бендер-Абасса. Персидский залив закроется, а вместе с ним и доступ к нефти Саудовской Аравии, Ирака, Кувейта, Катара, Арабских Эмиратов. И тогда масштабы катастрофы могут оказаться куда серьезнее, чем потенциальные ядерные угрозы Ирана.
Именно поэтому представляется, что пока стратегия, избранная Москвой, предпочтительнее американской. Тем более что в Иране существует политическая оппозиция и целесообразнее вкладываться в политическую модернизацию Ирана, чем в силовое давление на страну. Конечно, нельзя исключать, что в какой-то момент иранское руководство заявит о выходе из Договора о нераспространении ядерного оружия, перспектива иранской ядерной бомбы станет реальностью и Москве придется занимать позицию совместно с мировым сообществом и решать вопрос о санкциях и других мерах воздействия.
Но пока на саммите в Братиславе российские аргументы, судя по всему, были приняты американской стороной, и 27 февраля руководитель российского федерального агентства по атомной энергии Александр Румянцев подписал в Иране договор, по которому тот обязуется возвращать в Россию все отработанное ядерное топливо с реактора Бушерской АЭС. А это принципиально важно, поскольку именно отработанное топливо может служить исходным сырьем для производства оружейных расщепляющихся материалов.
Оценивая в целом итоги встречи в Братиславе и перспективы российско-американских отношений, можно отметить, что саммит прошел значительно лучше, чем многие предсказывали, но никак не решил главной проблемы. Отношения между Россией и США остаются исключительно поверхностными и держатся скорее на «химии личных отношений» между лидерами. А это очень ненадежная основа.-0-
