Что такое политическое урегулирование в Чечне? Россия и Запад ожесточенно спорили об этом много лет. Для Москвы политическое урегулирование означало политическую интеграцию Чечни в состав России, для Запада – политическое признание Кремлем сепаратистских притязаний, переговоры с сепаратистами.
Круглый стол представителей России, Чечни и западноевропейских политиков, организованный Парламентской ассамблеей Совета Европы (ПАСЕ) в Страсбурге, показал, что многолетний спор подходит к концу. Главным этапом политического урегулирования в Чечне все его участники, включая непримиримого критика России, англичанина Джадда, назвали предстоящие этой осенью парламентские выборы в республике.
Безусловно, за этой формулировкой стоит российское понимание принципов политического урегулирования – выборы пройдут по российским законам, а после формирования парламента Чечня по своему государственному устройству в принципе ничем не будет отличаться от двух десятков других республик в составе России.
Впрочем, круглый стол в Страсбурге и единодушие его участников по самому принципиальному вопросу – лишь частное проявление гораздо более широкой тенденции.
На протяжении последних месяцев проблема Чечни теряла остроту, уходила на второй план и вовсе исчезала из повестки дня отношений России с ведущими западными странами. Это было немыслимо еще два-три года назад, когда чеченская проблематика становилась основной почти на каждой международной встрече российского президента Владимира Путина. Запад призывал Россию к переговорам с сепаратистами, Москва же, категорически отказываясь, настаивала на собственных методах решения проблемы – включавших и силовые, и политические составляющие.
Такой диалог мог быть бесконечным, но едва ли мог стать продуктивным. Особенно отчетливо это было видно, когда Россия в очередной раз ограничивала присутствие в Чечне представителей западных неправительственных организаций или устами своих депутатов грозила бойкотировать заседания ПАСЕ.
Окончательно бесперспективность российско-западного диалога в указанном контексте проявилась после перехода радикальной части чеченских сепаратистов к тактике масштабных терактов против гражданского населения. Норд-Ост и Беслан без преувеличения поставили крест на политических перспективах чеченского сепаратизма. Сомкнувшись с терроризмом, он уничтожил не своих врагов, как, наверное, надеялся, а самого себя. Многие российские аналитики считают, что недавняя смерть живого символа чеченского сепаратизма, бывшего президента Чеченской Республики Ичкерии Аслана Масхадова стала лишь физическим отражением того, что ранее уже произошло с чеченским сепаратизмом в политическом плане.
Разумеется, такая метаморфоза – от сепаратизма к терроризму – не могла не повлиять на содержание российско-западного общения по чеченской проблематике. И хотя это влияние проявилось не сразу, а спустя месяцы и годы, его действие было неизбежным.
Сегодняшний этап обсуждений чеченской проблемы можно условно охарактеризовать как «замешательство Запада». В самом деле, позиция президента Буша на недавнем саммите России и США в Братиславе по сути сводилась к весьма расплывчатому тезису, что повсюду в мире (в том числе, очевидно, и в Чечне) должна существовать демократия. А на мартовской встрече в Париже «европейской четверки» в составе Франции, Германии, Испании и России чеченская тема не звучала вовсе.
Значит ли это, что диалог между Западом и Россией по Чечне вообще заканчивается?
В наиболее глубоком политическом смысле он уже завершен, причем точку в консенсусе по поводу того, что такое Чечня и политическое урегулирование в ней, поставила Россия. Республика остается в составе Российской Федерации, там должны действовать российские законы, а политические контакты с большинством сепаратистов равнозначны братанию с террористами. Переговоры о сложении оружия возможны и приветствуются, не исключена и новая амнистия для боевиков, не причастных к терактам против мирного населения. При этом в первую очередь республике требуется экономическое восстановление, и если европейцы могут помочь в этом, то их участие в такого рода урегулировании следует поощрять.
Последние реакции Запада показывают, что он, хотя и с оговорками, но готов принять российские подходы, и именно это на данном этапе является для Москвы главным, все остальное, включая даже время завершения контртеррористической операции (то есть, в западной терминологии, сроки «прекращения войны») имеет для нее второстепенное значение. Ведь после того как будут решены главные политические задачи, переход к миру для такой мощной страны, как Россия, да еще и при политической поддержке Запада, станет делом техники.
Вероятно, диалог с Западом по Чечне России следует продолжать хотя бы для того, чтобы удерживать достигнутый консенсус по поводу принципов политического урегулирования. Для этого за круглыми столами в Москве и Грозном всегда примут гостей из Страсбурга. –0–
