Серебряная улица в самом центре Тбилиси соединяет два спуска, имеющих легкий наклон с плавным врастанием в нижнее пространство. Один называется улицей Пушкина и ведет к бывшему Мухранскому мосту по нынешней улице Бараташвили, а второй — изгибаясь вдоль квартала "Петхаин" (трансформированный во времени термин "Бет-Лехем", или — "Дом Хлеба", рожденный после возведения в 14-м веке церкви св.Вифлеема — там, где появилось впоследствии и здание Духовного женского училища, уступившего в советские годы место 1-му музыкальному училищу).
Если воспоминания о прежнем городе мне, как и другим его уроженцам, дороги, то это прежде всего благодаря местам, озаренным светом первых живых впечатлений.
Однако, благодаря генетичеcкой памяти, рассказам деда, отца и его друзей, по документальным кадрам, стихам и книгам, и, наконец, благодаря собственному воображению, можно воссоздать картины, а с ними и чувства, согревающие душу.
Вероятно, это важно, именно чувствовать, а не только видеть Город, его дыхание, его готовность принять тебя в собственное лоно. Одарить вниманием. Обрадовать внезапными красотами. И ты рад несказанно, когда видишь его улыбку и слышишь биение его старого, но вполне еще здорового сердца.
Город всегда, почти — всегда, был и пестрый, и красочный, и пряный. И во времена заселения территории серных бань, и во времена царя Ираклия Второго и ашуга, а по-современному — барда, Саят-Новы, и в эпоху Пиросмани, художника с печальной судьбой, как бывает у всех тех, кто не привык к стяжательству, предпочитая никого не беспокоить. Выбирая голод и не допуская мысли о наживе за счет обмана.
И бродил, не замечая никого вокруг, с потертым чемоданчиком в тощей руке обросший щетиной Пиросмани, о котором тогда ничего не знали, а узнав что к чему — обомлели и пожалели, и пожалели не как-нибудь, а горько, и так, что горше быть не может, пожалели навсегда и с нестерпимой тоской. И таких людей здесь всегда было немало, просто знали о них не все…
Так вот, там были чудеса — всякие и разные. К примеру, Шайтан-базар: ковры и фрукты, и тут же — наигранyые шутки продавцов снеди и утвари; зарытые в садах близ духанов винные хранилища "марани", а рядом неподалеку — обжигающие бани, близ которых степенно плыли караваны, отягощенные купеческими дарами. Полные стаканы янтарного вина заедались речной рыбой и ароматной зеленью.
Над Курой карачохели, певшие о всеобщем братстве, жили особой жизнью с неписаным кодексом чести. Они были верными в своих делах, но и до боли печальными в пирах, ибо знали, не читая Екклесиаста, что "при печали лица сердце делается лучшее". Они сплачивали горожан одним обликом своим и моралью, пронизанной философией, свободной от цепей греховности. Ибо считали — также, как далекие предки человечества: лучше горсть с покоем, нежели пригоршня с томлением духа. И когда они пели на плотах с зажженными факелами о мирских заботах и судьбе простого человека, словно в унисон с ними раздавались звуки шарманки, и тогда звучал "Неаполитанский вальс", а из окон звучали романсы, раскладывались пасьянсы перед мечтательным взором молодых княжен, терпеливо ожидавших миг внезапного зарождения пылкого любовно-трепетного альянса. Когда же звучал пасхальный колокольный звон, и к ликам для набожного поклона подходили добрые верующие люди во множестве и в благочестивом смирении, становилось ясно, что эти благословенные места находятся под покровительcтвом Христа, и быть иначе не могло.
Тбилиси помнит все, что было прежде: и "парады оружейников", и цеховые союзы кожевенников, и непрерывный стук молотков в кузницах, и красильные ряды, и обилие караван-сараев, и благодатную усталость Манташевских рядов, и суету виноторговцев, озорные всполохи свадебных огней в Ортачала и Сололаки, и утренний гомон разносчиков воды и молока, и вечерний сумрак под "поджарым месяцем", когда над дивным городом влюбленных в жизнь людей "с розовато-винным паром летал шашлычный дым", обволакивая пространство, наполненное лирикой бессмертия.
Они все были рады друг другу днем, а застолье удерживало их на ночь.
Город жил с удалью цельного исторического феномена и в достатке человечности.
Именно человечности! И это нуждается в отдельном рассмотрении. Потому что, скажем хотя бы так, в Тбилиси, в отличие от ряда европейски столиц, которые нам ставятся в пример, никогда не было никакого подобия гетто. Здесь не знали, что такое антисемитизм или притеснение по расовому либо иному признаку. Этот город всегда был населен жизнелюбивыми эпикурейцами, жившими насыщенной жизнью трудоголиков и озорных гедонистов. Не забывавших при этом о достоинстве и чести.
Многие понятия и названия, связанные с грузинской столицей, напрямую обращают нас не только к тифлисскому оживленному разноязыкому быту прежних эпох, но и ко всем годам, включая нынешний, ко всем временам совместного проживания людей разных профессий и возрастов, лишенных пещерной подозрительности и, еще раз подчеркну, не придававших тогда какого-либо значения национальному происхождению или религиозному вероисповеданию своих сограждан, друзей, соседей, товарищей по общему делу — бизнесу, как принято говорить сегодня.
Впрочем, "значение" все-таки придавалось, в позитивном смысле, и, соответственно, проявлялось понимание и уважение — особенно в тех деликатных случаях, когда следовало с должным почитанием отнестись к вековым традициям соблюдения ритуалов и обычаев, которым подчинялись гости, посещая в дни радости и горести дома и семьи своих друзей и близких. Этому святому правилу следовали и грузины, и евреи, и армяне, и русские, и греки, и ассирийцы, и курды, и украинцы, и азербайджанцы… Как подчиняются поныне все, кто жил и живет на просторах того же Петхаина и за его пределами, в других районах и кварталах. Быть может, только за редким исключением.
И вот теперь я хочу задаться вопросом: чем не нравится эта наша страна, в чем- то сбитая, как не сказать, с толку, иным евроведомствам? Та страна, у которой есть столица с такой историей, душой и характером? Или, может быть, проблема в том и состоит, что нынче человечность не в моде? Толерантность — да, это позволительно, но не человечность? На человечности, видимо, много и не заработаешь. А на поучениях о том, что такое толерантность, сколько угодно.
На родной Серебряной улице бываю не слишком часто. Между старенькими уже домами, где жили мои товарищи и соседи, колоритные знакомые и не слишком осевшие в памяти жильцы, воздвигнуты новые строения, отчего места, дорогие с детства, отчасти утратили былое постоянство "пейзажа". Прохожу всякий раз мимо того переулка, где когда-то работал разговорчивый мастер по ремонту часов по имени Бено. Чуть поодаль была мастерская шапочников, и там ежедневно восседал за швейной машинкой мой сосед Хайм, у которого "король блюза" Би Би Кинг и его оркестранты во время гастролей в Тбилиси купили с десяток кепок кавказского фасона под названием "аэродром".
Вышел на Серебряную улицу и взгляд, не спрашивая, уперся в балкон квартиры моего лучшего друга Мишки, фотографа тбилисского ателье, а ныне жителя израильского города Бат-Яма. Миша Коэн, хотя я и не просил его об этом, лет 35 назад занял часть недостающих денег для меня, причем занял у человека, мне незнакомого, чтобы я вывел автомобиль, предложенный редакцией нашей газеты. И сказал при этом: "Я верну эту сумму сам из хранящихся в сберкассе накоплений, которые я пополняю для благоустройства могилы отца, а ты отдашь, когда сможешь".
Вот железные ворота его двора — они легко превращались в футбольные, как только кто-то из нас выходил на улицу с мячом. В том же дворе и сейчас живет добрый Тамаз, в отрочестве влюбленный в Русудан, милую дочку прокурора. Прямо напротив, в кирпичном доме на втором этаже, писал рассказы врач-гинеколог Джемал, а рядом, во дворе с армянской церковью, жил Артюша Асланян, наш техничный форвард, часто игравший в нарды со стареньким соседом Шимшоном. И здесь же, в десяти шагах, жила моя учительница музыки Тамара Сергеевна Шермазанова, которая великодушно отпускала меня с урока на пять минут раньше: под ее окнами уже нетерпеливо роптали товарищи по команде.
Почти все эти мастера уличного футбола со временем как-то сразу разлетелись — кто куда, стали отцами и дедами: в Израиле и США, России и Бельгии, Италии и Германии, Греции и Франции… Один из них мечтал уехать в Бразилию на родину Пеле, но попал только в Австрию, но потом соскучился по родным местам и через полгода вернулся в Тбилиси.
Спасибо тебе, Мишка! Земля тебе пухом, Артюша! Спасибо за уроки музыки, дорогая Тамара Сергеевна!
