Кирилл Привалов: "Мы дети вечные Арбата…"

© photo: SputnikЖурналист, писатель и публицист Кирилл Привалов
Журналист, писатель и публицист Кирилл Привалов - Sputnik Грузия
Подписаться
Всегда есть чему учиться, даже если ты сам себя уже давно считаешь гуру. В нашей профессии ведь каждый второй, по внутренним ощущениям, как минимум, Познер или Опра Уинфри. Сбить твою профессиональную спесь может разве что встреча с настоящим мастером, например, таким, как известный журналист, писатель и публицист Кирилл Привалов.

Ты вмиг проникаешься уважением и тайным восхищением к коллеге. Шутка ли, записать 55 интервью с мировыми звездами кино и музыки! У Кирилла Привалова есть и масса других, не менее увлекательных книг, но "Звездные исповеди" — наглядный  пример его особого отношения к своим собеседникам.

"Вы должны любить своего героя, даже если это последний мерзавец", — говорит Привалов, раскрывая секреты профессионального успеха. Завести журналистов, слетевшихся на Международный медиафорум в Тбилиси со всего Кавказа, ему удалось с пол оборота. Он просто пообещал передать свои "Исповеди" тому, кто ответит, с какого вопроса Привалов начал интервью с известным актером и кинорежиссером Такеши Китано, чтобы разговорить этого сложного человека. Этого оказалось достаточно, чтобы оживить и разбудить здоровый дух соперничества в аудитории. Когда коллеги были близки к разгадке, Привалов не стал более томить и рассказал историю:

"Я задал ему простой вопрос: "Когда вы в первый раз попробовали шоколад"? И Такеши "потек". Дело происходило после премьеры фильма "Затойчи", где Такеши изображал слепого самурая. Интервью проходило в гостинице, и Такеши давал его для четырех журналистов — девочки из Хорватии, журналиста из Венгрии, парня из Австрии и меня из России. Они задавали ему трафаретные вопросы. Над чем вы сейчас работаете, как вы стали актером, как вы пишете сценарии, почему вы, как правило, снимаете статичной камерой. Он на них дежурно отвечал, и ему, чувствовалось, было ужасно скучно. И потом, чтобы озадачить хорватскую журналистку, которая задавала ему совершенно дурацкие вопросы, он взял, откинулся в кресле и достал свой искусственный глаз и стал закапывать туда какую-то целебную жидкость. И девица сказала, можно выйти. Обратно она так и не вернулась".

"А я задал ему этот вопрос, рассказал, что его папа, который был якудза, изготовлял шкатулки лакированные. После революции чтобы приручить японских самураев, дать им хоть какое-то ремесло, было принято решение доверить изготовление шкатулок только бывшим самураям. А что им еще оставалось делать, человек демобилизовался, куда ему идти. И вот, отец на выходные решил вывезти Такеши с братом на море. Они весь день провели на море, и когда возвращались на поезде обратно, он был переполнен. Такеши с братом оказались зажатыми. И вдруг черный американский парашютист, который тоже ехал в Токио, посадил их обоих с братом на колени и угостил шоколадом. Впервые в жизни, Такеши попробовал нечто невероятно вкусное. И вдруг я увидел своего отца, говорит Такеши, который стоял и плакал. Это было для него унижением, потому что враг угощает его детей шоколадом, но после этого он изменил свое отношение к американцам", — закончил повествование Кирилл Привалов и передал коллеге, тому самому, который оказался ближе всех к разгадке вопроса, "55 интервью со звездами". Ну а мне досталось эксклюзивное интервью с самим автором этой книги Кириллом Приваловым.

— Чтобы ни лицом и ни пером не упасть в грязь, я тоже попытаюсь начать нашу с Вами беседу с нетривиального вопроса. Итак, вы прожили 20 лет во Франции. Стали ли некоторые из французских традиций вашими семейными?

— Традиции они, в основном, не совсем подходящие. Сам модус вивенди другой. Мы уехали из страны, которая была советской. Мы во Франции открыли для себя рыбу. Раньше в Москве мы не ели ее, или она была замороженной, в брикетах. У меня есть книга, которую я написал, вернувшись в Россию, она называется русский экстрим. Особенности национального возвращения и выживания, потому что я вернулся без единого документа. Все они были просроченными, советскими. Но, так как остался какой то навык, я смог с помощью каких-то взяток эти документы восстановить. Я рассказываю о том, как я получал автомобильные права, как проходил экзамены в ГАИ, вот такие вещи. 

— Вы уехали, приехали через 20 лет. А воз – коррупция и ныне там. Неужели нечего не изменилось?

— Нечего не изменилось, напротив, все стало еще более продажным. Если раньше для того, чтобы купить машину, тебе надо было стоять долго в очереди в Советском союзе, то тут плати деньги и забирай. Если раньше, чтобы попасть к врачу, тебе нужно было записываться на прием и идти в какую-то регистратуру, то здесь приезжаешь, даешь деньги и все. Когда вы говорите о традициях, то это, в первую очередь, пищевые традиции. Сейчас появилась возможность, которую нам быстро порезали – покупать те продукты, которых в советское время просто не было. Но с этими санкциями вернулись опять к прежнему этапу. Поэтому французские и голландские сыры, к которым мы уже успели привыкнуть, пропали. Свежая рыба начинает появляться.

— О том, что заморские сыры есть не следует, наглядно показали их демонстративным уничтожением. 

— В Москве бытует анекдот. Человек идет через таможню, и его спрашивают – запрещенные продукты везете? Он отвечает – килограмм марихуаны. "Да наплевать на марихуану, сыр везешь?", — говорит таможенник. Ну, у нас же все до абсурда доводится.

— Недаром значит, говорят, что Россия страна крайностей…

— Я бы сказал, что Россия край вечнозеленых помидоров. Страна наша обширная, но порядка в ней нет. Но у нас веселей. Во Франции скучно. И когда у нас говорят, что Франция — это, как сказал Хемингуэй, праздник, который всегда с тобой, то ошибаются. Потому что книга писателя называлась "Париж – это праздник", а талантливый, советский переводчик Миша Брук придумал гениальное название "Праздник, который всегда с тобой", которое стало столь популярным. Но в Париже уже нет того праздника, да и Париж другой. Я приехал в Париж, который был белым городом, городом цивилизации. Сейчас это город арабский, цветной. И традиции, которые мы сохраняем, они их просто уничтожают, и нечего не осталось от той старой парижской жизни.

А в Москве мне весело. Я живу в своем квартале. В центре города, метро Парк культуры, в Хамовниках. У Александра Дюма-отца есть такое выражение, что  принадлежность к одному кварталу равна дворянскому званию. На самом деле, я принадлежу к этому самому кварталу, Хамовники — Арбат. У меня даже песня есть об этом, за которую я получил пятого дня главный приз на Всероссийском фестивале "Поют журналисты". Я плохо играю на гитаре, но гитарист у меня виртуоз. Он московский ассириец,  он мой земляк, потому что он родился в том же роддоме, что и я. Это центральный роддом имени Грауэрмана в Москве, которого больше в природе не существует. В Москве, если ты говоришь, что родился в роддоме Грауэрмана, значит, ты истинный  москвич. Более настоящих москвичей, чем грауэрмановцев, не существует. Я написал песню. Там есть один такой куплет: 

В путь, уходя, ты, помни свято, брат, прежде чем рубить концы.

Мы дети вечные Арбата, мы грауэрмановы птенцы.

В Москве мне веселее. Правда, и Парижа мне одно время не хватало. Сын хотел вернуться туда, потому что 20 из его 30 лет прошли во Франции. Он поехал туда.

— Получается, он больше француз, чем вы…

— Да, безусловно. Он и думает по-французски.

— А вы думаете всегда только по-русски, или прожитые годы все же наложили отпечаток?

— Да, когда я  задеваю кого-то, то говорю пардон (смеется – прим. автора). На Западе восприятие мира все же другое. К религии, например, другое отношение. Поражает наша зашоренность религиозная. Я занимаюсь много религиозными проблемами. У меня были книги по религиозным проблемам. Я постоянно езжу в Ватикан, когда там происходит конклав. Пишу об этом, потому что эта тема мне очень интересна. Мир должен быть духовным, но не до абсурда. Когда молодые люди едут в транспорте мимо храмов и начинают креститься, это святотатство. Они не понимают, что о боге всуе не говорят. 

— Отчего это происходит?

— От отсутствия культуры. Мы потеряли культурный навык. Та культура, в которой мы росли, была идеологической, но мощной, многонациональной. Бог внутри нас.

— Ваша книга, у вас их много, та, которая вышла весной этого года — энциклопедия "Французские песни". В ней, вы, должно быть, рассказываете не только о песнях…

— Я веду 11 лет музыкальную передачу "Елисейские поля" и ни разу не повторился. Идея этой передачи родилась у меня, и ее с радостью поддержал мой старший друг Виталий Вульф, который был руководителем передачи. Когда мы начинали, он мне сказал – это на три года. А потом пошло-поехало. Пришла идея, у меня собрался немереный материал, и я решил сделать энциклопедию. Это книга не только о певцах, хотя там 325 тематических очерков, о французских, бельгийских, швейцарских, луизианских певцах, о франкоязычных певцах и авторах-исполнителях. Но и история французского шансона, от греческих колен до 20-го столетия. История французской песни как культуры, потому что это меня интересовало, как яркое явление культуры. 

— Вы пишете книги, читаете лекции и остаетесь в активной журналистике. Как Вам кажется, почему сегодняшнее  поколение не доверяет официальным СМИ?

— Это универсальная тенденция. Она распространяется на все страны. Ну, во-первых, это удобно, взял, открыл телефон, а там новости. У нас в метро Wi-Fi. Поэтому, да, это работает, а почта не работает. Раньше книги, газеты, журналы рассылались быстро. Тем паче, что большинство изданий имеют Интернет — версию. Не знаю, мне жалко наблюдать за этим процессом, потому что я принадлежу к тому поколению, которое должно что-то держать в руках. Я не могу читать книгу с монитора, меня это раздражает. Это все равно, что заниматься сексом, глядя на экран, с виртуальной женщиной. Большой разницы я не вижу…

Лента новостей
0