Анна Катамадзе
Ее разбудил лай собаки. Шаря руками, она нашла на стуле коробок спичек, накинула халат и быстрыми шагами направилась к двери. Выглянула во двор, спросила, кто там, но ночной тишины никто не нарушил…
…Какое-то время она смотрела на калитку, потом вернулась в комнату, но ложиться не стала. Тепло оделась, занесла дрова и затопила печь. Стало приятно от тепла, которое потянулось от разгоревшегося пламени. Она подсела поближе к печке и погрузилась в мысли.
Это повторяется уже которую ночь – ее будит какой-то голос, будто кого-то зовет, кого-то ждет…
Мозолистые руки и изборожденное морщинами лицо – это возраст. Она уже давно привыкла говорить сама с собой, часто полушепотом: мол, стыдно, что все еще жива, Господа беспокою…
Будто автоматически подошла к шкафу, выдвинула ящик. В темноте руки шарят в беспорядочном ворохе бумаг. Ищут… только она не помнит, что… Какая-то беспросветная грусть в этих бесцельных движениях ее пальцев от одной стенки ящика к другой. Расстояние, вроде бы, небольшое, но как велики муки обессиленных рук… Как трудно дается им каждое движение… Кисти отяжелели… Припухшие пальцы уже не помнят первого прикосновения… или последнего…
Она положила на стол старую шкатулку и осторожно ее открыла.… Достала несколько пожелтевших фотографий, письма, какие-то мелкие драгоценности и присела рядом на стул.
Смотрела на все это и размышляла о себе – лишь о прошлом и настоящем.
Вырастила троих детей, дала им образование. Да, и все им отдала: собственное счастье, саму себя… Овдовела еще совсем молодой и с тех пор уже никогда о себе не думала. Гордой была – чтобы дети не ощутили сиротства, трудилась не покладая рук. Выносила на рынок урожай, выращенный на участке. Сама голодала, но дети всегда были накормлены…
Они выросли и один за другим перебрались в город. Не хотела их отпускать, но препятствовать не стала. Все трое обзавелись семьями, обосновались в городе и постепенно отвыкли от поездок в деревню. Иногда проходил целый месяц, а никто из них не появлялся. Ей обидно, но виду соседям подавать нельзя. Рассказывала им недавно, как заботливы к ней дети, что через друзей присылают ей гостинцы и лекарства, что приедут на следующей неделе, что…
Больше всего она скучает по внукам. Сколько раз представляла в мыслях, как все вместе они собираются в ее старом доме, и можно всех обнять, прижать к груди… То, что время безжалостно, она уже хорошо осознала. Устала себя обманывать и перестала участвовать в соседских посиделках…
Благодарила Бога за все, что у нее было, беспокоила Его только просьбами о благополучии детей. Одиночество доставляет нестерпимую боль. Но ни одного слова упрека в адрес детей от нее никто не слыхал. Была обделена всем – теплом, едой, лаской, заботой… Уже не хватает сил поддерживать подворье. Возненавидела зиму, потому что пронизывающий зимний холод усиливает в ней ощущение собственной беспомощности.
Бесчисленное количество раз она задавала себе вопрос: почему?! Ведь она отдала детям все, не пожалела ничего, чтобы они не почувствовали себя обделенными, ущербными… А больше всего болит сердце от того, что они перестали ходить на могилу отца. Мучат мысли, что, в отличие от мужа, ее могила будет бесхозной…
Живет, благодаря доброте соседей… Нищета стала постоянной спутницей! Стесняется– вокруг все не богачи, но, тем не менее, делят с ней кусок хлеба. Поначалу она отказывалась, но голод подавил гордость… А ведь нужно еще придумывать, почему голодает, если все время рассказывает о заботе детей. Хотя, наверно, вокруг уже все понимают.
Погруженная в мысли, она не заметила, как рассвело. Голос соседского петуха вернул к действительности. Выглянула в окно. По дороге увидела соседку с ребенком и прошептала: "Господи, пусть моя мечта исполнится для нее".
Родив и вырастив детей, она мечтала лишь об одном – о доброй старости!
