Тбилиси, улица Грибоедова, дом 5. Я шел именно в этот двор. Хотелось увидеть место, где прошло военное детство актера Олега Басилашвили.
Мы встречались в московском дворике в районе Покровки, где у Басилашвили сохранилась комната в коммуналке — все, что оставили от прежнего жилья дедушки-архитектора. Здесь актера останавливался, когда прилетал из Питера в Москву на съемки.
В тот раз Олег Валерианович так заразительно и ярко рассказывал о Тбилиси, куда отправился вместе с мамой и бабушкой сразу после того, как отец в 1941 году ушел на фронт, что мне казалось – мы находимся в Грузии, за окнами та самая улица Грибоедова.
Там жил его дед, отец папы, Ношреван Кайхосрович. Басилашвили-старший провел время в сталинских лагерях, но никогда не рассказывал о том, что пережил. Он вообще был немногословен. Лишь когда начинал произносить слова задом наперед, вместо "хлеб" говорить "белх", становилось ясно: годы заключения не прошли бесследно.
Мама Басилашвили по приезду в Тбилиси стала преподавать в университете. В первый же день вернулась в слезах — на ее лекцию не пришел никто. Она решила, что дело в национальности, заниматься у русского профессора не захотели. Хорошо, ректор сумел успокоить: "Вы посмотрите за окно! В Тбилиси выпал снег, кто в такие дни пойдет на занятия?!" И действительно, через пару дней студенты появились в аудитории.
А я теперь, когда проезжаю по подъему Варазисхеви мимо университета, вспоминаю и бабушку Басилашвили. Ольга Николаевна ходила в столовую в дом на нынешней площади Героев. Когда-то это было самое высокое здание города, его называли "стоквартирный дом".
Олег ждал бабушку на подъеме возле главного корпуса. Однажды увидел ее в слезах. "Я воровка!" — объяснила она свои слезы внуку. Оказалось, когда официантка поставила перед ней тарелку с селедкой и на минуту отвернулась, бабушка спрятала тарелку в сумку. И в итоге получила вторую порцию, принеся селедку домой.
Работала в семье только мама Олега. А дедушка Ношреван, стесняясь своего иждивенчества, по утрам начинал катать по длинному балкону двора на Грибоедова пустую бочку из-под кахетинского вина. Рассохшаяся бочка гремела, будила соседей, но никто не высказал старику ни слова претензий.
И вот я здесь. Вхожу во двор дома, где жила семья Басилашвили. Уверен: за минувшие семь десятилетий здесь почти ничего не изменилось – те же деревянные балконы, по которым дед актера катал винную бочку; та же крутая лестница под треугольным козырьком, ведущая наверх, на этаж, где располагались комнаты эвакуированных. По ней каждое утро мама будущего актера отправлялась на службу. Она, собственно, была едва ли не единственной, кто поддерживал желание сына стать актером.
Отец, когда вернется с фронта, будет почему-то против. Хотя другого будущего у влюбленного в книги и ничего не смыслящего в точных науках юноши, наверное, и не было. Он до сих пор не может забыть вопроса, который ему задали на экзамене по математике: "Каково отношение катета к гипотенузе?" — "Хорошее", — ответил Олег. И его отпустили.
Басилашвили – замечательный рассказчик. В другой раз мы виделись с ним в Питере, я сидел в его театральной гримерке, и он снова вспоминал. Среди любимых героев – Тбилиси и, конечно, бабушка и мама.
Он был верным сыном. Когда врач сказал, что Ирине Сергеевне остались считанные месяцы, Олег Валерианович спросил у мамы, как бы она хотела провести лето. И услышав в ответ — в подмосковной деревне Хотьково, взял отпуск в театре и повез маму туда, куда она хотела.
Чтобы неотступно быть с ней, совершил своего рода актерский подвиг – отказался от съемок у Михалкова, тот предлагал Басилашвили роль в своем фильме "Неоконченная пьеса для механического пианино".
Ну а потом лето закончилось. Олег Валерианович рассказывал, как пришел в больницу уже к умирающей маме, она уходила. Когда Ирины Сергеевны не стало, сын взял ее за руку и увидел, как расправляются на ладони линии жизни. Через несколько мгновений все было гладко…
