Весь май 2016 года полотна этого живописца украшают фойе оперного зала Государственного театрального комплекса в южноафриканском городе Претория. А вскоре картинами Мосиашвили насладятся и в Тулузе. О том, кто на самом деле этот космополит, как он создает свои впечатляющие полотна и почему так ценит свою свободу, Леван Мосиашвили рассказал в интервью Sputnik.
- Леван, добрый день! Первое чувство, которое испытываешь при взгляде на ваши картины – это то, что в жизни нет проблем, которые стоят наших нервов.
— (смеется).
- Да, да. По крайней мере, лично у меня создалось такое впечатление: зачем волноваться, если жизнь так прекрасна! Какое у вас настроение, когда вы пишете свои картины?
— Я думаю о детстве. Последний период моих работ – это сплошь детские волнения и воспоминания. И поиск потерянного рая.
- У вас было хорошее детство?
— У меня было прекрасное детство, которое я провел, в основном, в Тбилиси и в Кахети, откуда я родом, в селе Шилда и в городе Телави. Я полнокровный кахетинец и горжусь этим. Я рад, что у меня есть что сказать детям, о чем рассказать публике. Поэтому я и рассказываю о своем детстве, о том колорите, о тех волнениях, о той свободе. Для этого мне понадобилось 45 лет. А так я рисую с детства, даже уже не помню, с каких лет.
- Почему вы не пошли профессионально учиться живописи?
— С детства люблю природу и животных. Поэтому в те молодые годы решил поступить на лесной факультет в Институт сельского хозяйства. Я хотел стать инженером, и я им стал. Но вскоре бросил это дело и создал свой мир.
- Какой?
— Мир моих волнений, мир моих соседей, мир влюбленных, можно сказать, где нет грез.
- А что в нем есть?
— Свобода. Там есть большие истории, большие волнения, которые я переживаю. Для меня мои работы – как рассказы о моей жизни. Все картины автобиографические, абсолютно. Все персонажи моих картин (даже в авангардном решении) — это прожитые мною эмоции и истории.
- Леван, кроме детских переживаний, ваша взрослая жизнь не диктует вам свои мотивы?
— Да, конечно. Например, "французский период" моих последних работ – это о пережитом в последнее время во Франции. Но все равно вы увидите на одном холсте французский город средиземноморья и город Тбилиси. Как — Тбилиси и Ницца? А вот так и есть! Вы все-таки всегда увидите грузинские формы в моих работах. Я считаю, что живопись, она, конечно, преобразовывается – новый период, новые стили, новые технологии. Но человек остается тем, кем родился. А родился я простым человеком, писал простые работы о простых людях и историях. В наивном жанре. Посмотрите мои работы двадцатилетней давности, и вы не сразу узнаете мой почерк.
- Когда вы только начинали: как ваши близкие воспринимали ваше желание стать профессиональным художником?
— Они не смотрели на это с восторгом. Потому что у меня было два диплома – после лесного хозяйства театральный факультет, чтобы стать режиссером. Но все равно: и в тот период, и до, и после – я все время рисовал. А мои родные, они и по сей день думают, мол, почему я не пойду в другое русло: в дипломатию или бизнес.
- Почему они не смотрят на ваше занятие живописью так же серьезно, как вы?
— Знаете, вот в театре говорят: если вы проглотили пыль со сцены, вы всегда будете театралом. А если вы хоть один раз почувствовали ту ауру, которая идет от холста, материалов, как они с тобой разговаривают, просят: нарисуй меня, положи меня на холст! Это магия.
- И ты становишься зависим от всего этого?
— Конечно! Я захожу в магазин и трачу все свои деньги на материалы для живописи. Я так люблю эти материалы, так уважаю искусство, что не могу без этого жить. И да, скорее всего, я "отравлен" этим делом на всю жизнь. Это моя потребность, я даже не пью кофе утром, пока не создам одну работу.
- Правда?
— Да. Пока не расскажу вам, что творилось со мной ночью, что я видел в моих снах…
- Какие вам снятся сны?
— Очень колоритные. И я, кстати, в прошлом году показывал свой "французский сон" — это целая серия работ.
- В Тулузе вам тоже снится Тбилиси?
— Да. Парадокс: в Европе мне снятся грузинские сны, а когда я приезжаю в Грузию хоть на месяц – мне уже не хватает европейских мотивов. Такая вот двойная жизнь – у меня два дома. Я счастливый человек, живу в Европе и живу в Грузии.
- Леван, как вы думаете, современному грузинскому художнику где лучше жить: в Грузии или в Европе?
- В самолете. Современный человек должен двигаться, должен бывать в разных местах, отвечать на все реалии, быть свободным, рассказывать о себе, стремиться к людям, не ждать, что они придут к нему сами.
- Где живет ваша семья?
— Она живет в Грузии. Я их как бы специально оставляю тут, чтобы почаще возвращаться – они мои заложники в Грузии (смеется).
- Расскажите о своей семье…
— Супруга – Мери Вашакидзе, она работает менеджером персонала в одном из банков Грузии. Сыну Александру восемь лет и Анне – 20. Сын учится в Школе Баксвуд, он свободно владеет грузинским, русским и английским, сейчас начинает учить французский. А Анна — на психологическом факультете в Университете им. Робакидзе.
- Хорошо знаете французский?
— Для меня французский язык родной буквально с детства. Учил его в школе (у нас была специальная школа с французским уклоном – 23-ая школа имени Ильи Чавчавадзе). После школы я брал уроки французского у частного педагога. А уже 1998 году живу, работаю и являюсь частью Франции. Мне все время предлагают стать гражданином Франции, у меня есть право запросить документы на гражданство, но я не делаю этого. Я всегда остаюсь грузином. Мне нравится быть грузином. Мне нравится быть патриотом. Я люблю Грузию, уважаю мои корни, моих предков. И считаю, что все равно художник, человек свободно мыслящий – он должен иметь право выбора.
- Вы помните свою первую картину?
— Да (улыбается). Я рисовал танки, парады и красные флаги. Вы знаете, европейская пресса меня часто спрашивает: почему в моих картинах много красного цвета. Потому что я бывший комсомолец, потом хотел стать партийным. А потом все это рухнуло. И я весь этот мир, помню до 18-19 лет, по привычке рисовал красным цветом.
- У вас такой же экспрессивный характер, как и в ваших картинах?
— Солнечный. Я очень люблю людей, общение, люблю быть таким, какой я есть. И не прятаться. Не прятаться от себя, от других. Если больно, вы это сразу почувствуете, если весело – тоже. Очень люблю слушать истории, из которых потом также рождаются мои картины – и абстрактные, и модернистские.
- У вас был учитель в живописи?
— Главный мой учитель, даже мой гуру – это был мой отец. Он скончался два года тому назад. Он был известным художником (Тамаз Мосиашвили – прим. ред.) в Советском Союзе, ему заказывали портреты членов политбюро, отец оформлял город Сигнахи, некоторые другие места, в том числе в России. Но отец рисовал в другом жанре и другими красками. Но этот запах красок – он в моей крови, в моих генах.
- Отец хотел, чтобы вы стали художником?
— Я не помню, чтобы отец настаивал на том, чтобы я стал художником, чтобы я продолжил бы его путь. Он не любил давать замечания. Но всегда был в восторге, я это чувствовал. И говорил комплименты тем работам, которые мне тоже очень нравились. Будучи профессиональным художником, он говорил мне: "Береги эту свободу! Я не могу писать, как ты пишешь".
- Леван, я очень часто слышу от разных художников, что профессиональное образование, так называемая академическая живопись убивает в художниках свободу мастера. По-вашему, это правда?
— Да, это так. Правда, никогда не принимал уроки от профессиональных художников просто потому, что мой отец был им. И я по сей день даже не стараюсь зайти в это русло академизма. Я не опасаюсь, у меня нет гонора. Но, смотря на коллег во многих странах, мне кажется, что очень многие авторы похожи друг на друга. В основном академического жанра. Потому что они учили законы живописи, и они подчиняются этим законам.
- И теряют свою индивидуальность?
— Очень сложно в этом мире найти индивидуальных авторов. Художники все равно похожи друг на друга. И создать, хранить и растить в себе индивидуальность – очень и очень непросто.
- Что в вашем понимании значит свободный художник?
— Свободный художник – это свобода мысли, это демократ и это человек Бога, миссионер. Невозможно без веры любить или создавать. Я верю, что существует сила, которая хранит нас, которая говорит нам, что все мы должны быть вместе. Невозможно быть аскетом и творить, писать и дарить. Если вы не живете в обществе, не чувствуете общество и его энергию, не смотрите за тем, куда оно идет, то ничего не получится. Знаете, почему много солнца в моих последних работах? Картины моего первого периода – они были коричневые, темные. А вы помните, в 90-х годах какая была жизнь? Вот буквально сейчас мы перешли в новый период: после 2000, после 2010 года есть большие изменения. И я чувствую, что грузинское общество стало более свободным. Но французское общество дало мне возможность покупать хорошие материалы и рассказывать ими о грузинских реалиях. И это немаловажно.
- Леван, а что у вас впереди?
— Нельзя жить старым, нельзя жить прожитым и говорить, что я это делал. "Кем являешься ты сегодня?" — я всегда задаю себе этот вопрос. Да, сегодня я показал вам эти работы, но я уже думаю, что создам завтра. Все время иду куда-то, вперед, мне нравится экспериментировать, искать – в моей душе. И от своей души рассказывать ваши истории.
