Наверное, это прозвучит крамольно, но иногда меня радует, что в Тбилиси не спешат с реставрацией. Потому как очень часто после восстановления, призванного вернуть старинному дому прежний облик, в итоге получается монстр со стеклянными стенами и пластиковыми стеклопакетами.
А тут оригинальные двери в парадное, росписи на потолках, мимо которых и сегодня не пройдешь… Что же это за времена такие были, когда простой подъезд так украшали? Правда, понятие "простой" – весьма относительное.
Этот день я решил посвятить Верийскому району, название которого прославлено популярным мюзиклом режиссера Георгия Шенгелая. Имею в виду комедию "Мелодии Верийского квартала", главную роль в котором исполнила Софико Чиаурели, чей дом тоже находится здесь же неподалеку, в переулках Пикрис-горы (горы Раздумий, если перевести на русский).
Первая улица на маршруте моей прогулки носит имя грузинского писателя Лео Киачели. Застроенная двух-трехэтажными особняками, она начинается от площади Роз и завершается перекрестком с улицей Николадзе. Идешь между залитыми солнцем домами и, как ориентир, видишь серебряные купола русской церкви Иоанна Богослова, возведенной в первые годы ХХ столетия. Рядом — старинный, построенный еще в XII веке при царице Тамаре грузинский храм Андрея Первозванного, который тбилисцы, по цвету купола, называют "голубым монастырем". Идеальное место, чтобы поговорить об архитектурных особенностях русской церкви и грузинского храма.
Актер Олег Басилашвили рассказывал, как его бабушка, оказавшись в эвакуации в 1941 году в Тбилиси, поначалу не могла заставить себя пойти в грузинскую церковь. Она, жена русского священника, хотела молиться под родными куполами-луковицами, а здесь что же, островерхие крыши. Но потом отправилась в Сиони и, вернувшись, сказала, что и в грузинских храмах чувствуется благодать.
Мастерская Елены Ахвледиани
Давайте начнем прогулку с дома номер 12 на улице Киачели. Каждый раз, приближаясь, поднимаю глаза на окна второго этажа, закрытые изнутри белыми ставнями. Здесь была мастерская Елены Ахвледиани.
Один из самых ярких и талантливых грузинских мастеров, Ахвледиани была дружна с Ладо Гудиашвили, Давидом Какабадзе. Как и они, несколько лет провела в творческой командировке в Италии и Франции, где имела успех у критики и публики. Но в итоге, как и ее тбилисские друзья, вернулась в Грузию, тогда уже — одну из республик Советского Союза. Любимым героем полотен Ахвледиани был старый Тифлис, его дома, балконы, улицы.
И я не знаю, что мне позволяет больше проникнуться духом прежней столицы — черно-белые фотографии Ермакова, главного тифлисского фотолетописца девятнадцатого столетия, или картины Ахвледиани, Элички, как ее по-прежнему, даже спустя столько лет после смерти в 1975 году, называют тбилисцы.
Ее квартира-мастерская занимает целый этаж. Вхожу в подъезд и первое, что вижу — выкрашенные светло-коричневой краской деревянные ступени и ровные пластины перил с аккуратной прорезью узора между ними. Они наверняка помнят и художницу, в 1927 году вернувшуюся в Тифлис из Европы, и великих друзей, бывавших у нее на протяжении десятилетий.
Самое известное имя, пожалуй, это пианист Святослав Рихтер. Приезжая с концертами в Тбилиси, он предпочитал останавливаться у Элички.
Когда я писал книгу о музыканте, почувствовать его характер мне помогли фотографии, хранящиеся в архиве художницы. На них Рихтер не в привычном фраке с бабочкой и за роялем, а в домашнем халате, с по-детски счастливой и беззащитной улыбкой. А вот он с хозяйкой квартиры идет по улице Киачели — на Рихтере свободные белые брюки, темный пиджак, в руках — фотоаппарат. Ахвледиани, с завязанным широким узлом на шее платком, в просторной холщовой куртке, идет рядом и что-то говорит своему другу, не обращая ни малейшего внимания на фотографа, делающего этот снимок. За ними — та самая улица, где ничего и не изменилось.
Днем Ахвледиани показывала Рихтеру город. А вечерами, когда у него не было выступлений, приглашала своих приятельниц. Одна из них рассказывала мне: "Как-то звонит Эличка и говорит: "Бери своего дурака и приходите в гости. У меня Рихтер играет". Я приняла приглашение, только поинтересовалась, почему мой муж — дурак. "Партийный потому что", — ответила Эличка".
Рояль, на котором играл Рихтер, и сегодня стоит в квартире Ахвледиани. Здесь же фотографии пианиста и его спутницы жизни, оперной певицы Нины Дорлиак. На стенах квартиры, превращенной в музей, десятки работ — виды Парижа, старого Тифлиса, живописного городка Сигнахи в Кахетии. На деревянных полках — коллекция медных и глиняных кувшинов, которые собирала Ахвледиани. Чуть правее рояля — невысокая кровать, окруженная полками с книгами. Здесь все осталось точно так, как было при жизни хозяйки.
Ее не стало во время открытия оказавшейся последней выставки. Прощальными словами 74-летнего мастера были: "Как неудобно умирать на людях, я испортила им праздник".
Я нарочно не стал обращаться к экскурсоводу, предлагавшему рассказать мне об Ахвледиани. Ее картины были передо мной, обстановка квартиры осталась неприкосновенной, информации о художнице достаточно в любой энциклопедии. Мне хотелось почувствовать себя в гостях. И пусть отчасти, но это получилось.
Выхожу из квартиры и поднимаюсь на еще один лестничный марш. Отсюда, с площадки третьего этажа, открывается вид на типичный тбилисский дворик, опоясанный балконами.
Семейное гнездо Баланчивадзе
А на параллельной улице, носящей сегодня имя ученого Георгия Ахвледиани (однофамильца художницы, но всё равно удивительное совпадение) белеет здание бывшей русской церкви, в тридцатые годы прошлого века превращенной в жилой дом.
Здесь была квартира композитора Мелитона Баланчивадзе, вошедшего в историю не только как автор оперных произведений, но и отец двоих сыновей — Андрея, тоже ставшего композитором, и Георгия, снискавшего мировую славу под именем Жоржа Баланчина.
Когда я только приехал в Грузию, одним из моих первых желаний было знакомство с потомками Баланчивадзе. И мне удалось побывать в гостях, и не один раз, у Джарджи Баланчивадзе, сына Андрея Мелитоновича.
Мы много говорили и о "деде Мелитоне", одном из создателей грузинской оперы, авторе "Дареджан Коварной", и об "отце Андрее", занимавшем в советские годы пост руководителя Союза композиторов Грузии, и о "дяде Жорже", приезжавшем в Тбилиси два раза — в 1962 и в 1972 годах.
Квартира Баланчивадзе находится в современном районе Тбилиси Сабуртало (в переводе "место, где можно гонять мяч"). На стене в гостиной я заметил картину, напоминающую икону. Спросил у Джарджи, и тот подтвердил, что привлекший мое внимание предмет в золоченой раме – икона из дедовского дома на бывшей улице Перовской, так раньше называлась улица Ахвледиани.
Когда Мелитон Баланчивадзе в 1923 году только приехал из Петрограда в Тифлис, эта улица называлась Анастасиевская, по имени одной из великих княжон.
Конечно, Баланчивадзе бывал в Тифлисе и раньше. В мемуарах философа-мистика Георгия Гурджиева, именно в грузинской столице в 1919 году создавшего "Институт гармонического развития человека", есть загадочная запись о встречах с композитором "М.Б.", которому он поручил написание музыки для своих танцев. Так вот этим самым композитором и был Мелитон Баланчивадзе.
Что ни дом в Тбилиси, что ни судьба его обитателей — то отдельная история, достойный сюжет для повести.
Как по-разному сложилась судьба семьи Баланчивадзе. Старший сын Мелитона Андрей переехал вслед за родителем в Грузию, в 1921 году ставшую советской республикой, и остался здесь навсегда. Писал музыку для балетов, к кинофильмам, дружил и поддерживал опального Дмитрия Шостаковича. И страдал от неизбежных репрессий, когда по радио с антисоветскими речами из-за океана выступал его родной брат Георгий, великий хореограф Баланчин.
Жорж, по воспоминаниям племянника, хотел поставить балет на музыку родного брата. Но не сложилось. Самым известным балетным сочинением Андрея Баланчивадзе стало "Сердце гор" с Вахтангом Чабукиани в главной партии. Премьера в Большом театре едва не сорвалась из-за интриг. И тогда Андрей Мелитонович… позвонил по телефону самому Берия. Хозяин Лубянки ответил многозначительно: "Семь раз отмерь, один — отрежь". И прожил трубку. Правда, в итоге балет все-таки был показан.
Квартиры партийных руководителей
А сам Берия одно время жил тоже в этом районе, аккурат напротив дома Елены Ахвледиани на улице Киачели, в двадцатые годы прошлого века носившей имя царского чиновника Караганова. После того как Лаврентий Берия стал первым человеком Советской Грузии и перебрался в отдельный особняк в Сололаки, в этой квартире осталась жить его мать. Марта Берия была глубоко верующей и каждый день проходила пешком несколько километров до собора Сиони…
От репрессий Грузия пострадала едва ли не серьезнее, чем остальные республики СССР. Потому символично, что первым публичным рассказом о реалиях сталинского времени стала работа грузинского режиссера Тенгиза Абуладзе.
Когда я снимал документальный фильм об этом мастере, то в качестве натуры выбрал дом на соседней с Киачели улице, носящей имя Нико Николадзе. Именно на ней возвышается громада тбилисского варианта московского "дома на набережной".
В тридцатых годах прошлого века здесь располагались просторные квартиры грузинских генералов и партийных руководителей республики. В тридцать седьмом половина дома опустела, двери обустроенных квартир с каминами были опечатаны.
Натурные сцены "Покаяния" Абуладзе снимал в другом месте. Но каждый раз, стоя под окнами дома на улице Николадзе, я невольно представляю героиню Верико Анджапаридзе и слышу ее судьбоносный вопрос, ведет ли эта дорога к храму…
