В московском Доме музыки 23 февраля пройдет премьера спектакля по опере Джакомо Пуччини "Мадам Баттерфляй", главную мужскую партию исполняет Тьяго Аранкам — тенор из Бразилии, а главную женскую — великолепная Амалия Гогешвили, обладательница уникального тембра spinto.
С Амалией мы договариваемся встретиться в кафе на Кутузовском проспекте. Автор этих строк вглядывался в сумерки, ожидая приближения пафосного лимузина. Но оперная звезда Амалия неожиданно приходит пешком. Объясняет: "Я живу недалеко". Амалия хрупка, изящна, обворожительна. Мы беседуем с ней о будущей премьере, жертвенности, Зурабе Соткилаве и о том, как соблюдать диету, если в мире существует грузинская кухня.
Сборная суперзвезд
- Давайте начнем с "Мадам Баттерфляй". Так получается, что это будет уже вторая премьера "Баттерфляй" в Москве. В чем ее отличие от первой?
— Первая премьера была 5 октября. Спектакль прошел с грандиозным успехом. Публика просто не ожидала того, что мы ей показали. Все думали, что это — просто концертная постановка, и мы будем ходить по авансцене и что-то изображать. А мы показали полноценный спектакль. И люди, как выяснилось, такого не ожидали.
- Откуда вы это знаете?
— Из отзывов в Инстаграме и Фейсбуке. Поэтому мы решили повторить еще раз.
— Да. Единственно, у нас первой премьерой дирижировал итальянец Пьер-Джорджо Моранди — великий мастер на оперном Олимпе. На тот момент у него было свободное время. В этот раз у нас не менее замечательный дирижер российской школы. Это Владимир Понькин — народный артист, дважды лауреат "Золотой маски". То есть признанный маэстро и замечательный человек.
- Но бразильский тенор Тьяго Аранкам остается с вами?
— Конечно! Это потрясающий партнер, красивый мужчина, замечательный певец. Мне безумно радостно работать с ним.
- А как вы его нашли?
— Когда я начала собирать творческую команду, было несколько вариантов главных героев на партию Пинкертона. И из пяти предложенных агентами пинкертонов мы остановили выбор на Тьяго. Я послушала отзывы об этом певце, его в Москве хорошо знают — ведь он в Большом театре несколько сезонов подряд пел Хозе в "Кармен". Он оказался молодой, красивый, талантливый, голосистый. Это именно то, что нужно для партии Пинкертона.
- Он больше в России звезда или у себя, в Бразилии?
— В Бразилии он вообще — мегасуперзвезда. И в мировой опере — очень востребованный певец. Он поет на многих международных площадках, в лучших театрах. Звезда мировой величины.
- Он, случайно, не капризный?
— Нет-нет, ни в коем случае! Хотя покладистый артист — это уже не артист, это я вам точно скажу. Но то, что мне чрезвычайно комфортно было с Тьяго общаться и петь — это безусловно.
— На английском.
- Вы ведь сами антрепренер спектакля. А не слишком ли тяжелый это груз на хрупкие женские плечи?
— Для меня это был первый опыт. Раньше я всегда выступала как приглашенная солистка. Но люди, которые неоднократно посещали мои спектакли, предложили мне сделать что-то самой. Понятно, что я никогда не занималась этим и даже не представляла себе, что это такое. Поэтому я сразу же сказала: "Я буду отвечать исключительно за творческую часть. То есть за подбор солистов, выбор оркестра, режиссера, дирижера. За что я могу поручиться и в чем понимаю".
А вот финансы и бухгалтерия — для меня совершенно далеки и непонятны. Поэтому есть люди, которые занимаются этим. У нас, на самом деле, большая и очень дружная команда, дополняющая друг друга. То есть никто не лезет в те области, в которых не понимает.
Ради высшей любви
- А чем лично вам близок образ мадам Баттерфляй?
— Жертвенностью, наверное. Тем, что можно пожертвовать собой ради высшей любви.
- Вы сами чем-нибудь жертвовали?
— Мне бы не хотелось примешивать личную жизнь к этой истории. Но у меня в семье была ситуация, когда мне пришлось очень многим пожертвовать ради близкого человека. В первую очередь карьерой. Обстоятельства сложились так, что мне пришлось уехать с родным человеком в Германию — требовалось мое постоянное присутствие рядом. Я даже на час не могла отлучиться! Так что я знаю, что такое самопожертвование.
Для меня моя профессия — это мой второй ребенок. И то расставание было очень тяжело для меня.
— Пути Господни неисповедимы. Он ничего не делает просто так. И все испытания он нам дает не просто так. Значит, на моем пути это должно было произойти. Я полностью выбыла примерно на два года. И вы знаете, есть такой потрясающий тенор Йонас Кауфман — мой любимый певец нашей современности. И я, слушая его два года, понимала, что это — не конец. Что у меня обязательно должно быть впереди что-то лучшее. Поэтому спасибо ему за два года поддержки.
От страсти дрожат стеклопакеты
- Давайте расскажем про то, чем именно уникален ваш голос…
— Это сопрано-spinto. В основном на сцене преобладают высокие голоса. Легкие, подвижные, не очень крупные — они "полетные", конечно. Но по обертонам — достаточно узкие, скажем так. И таких певиц очень много. Они исполняют репертуар для молодых девочек — джульетт, мюзетт и т.д. И оперы ставятся именно на этих певиц, потому что их много, и есть большой выбор.
Европейские театры — на самом деле достаточно камерные. Это не наш Большой театр, который надо заполнить голосом. А в Европе этих голосов хватает. Все довольны и счастливы.
Есть вторая крайность — очень драматические голоса. Это вообще редкое явление. Настоящие драмсопрано рождаются раз в сто лет. Эти голоса отличаются тем, что с ними очень сложно работать, технически выстраивая голос. Поэтому, когда мы слышим драмсопрано, у нас создается впечатление, что у них — раскачанный широкий голос. Реально выученных драмсопрано на нашем Олимпе, кроме Марии Гулегиной, не могу назвать никого.
А мой голос является центральным. Он имеет насыщенную середину, как у драмсопрано. И при этом — достаточно подвижный верх. То есть этот голос — как два в одном. Я могу дать и лирические нотки, и драматическую окраску образа.
- Вы с детства знали, что будете певицей?
— Да! Но первым, кто сказал, что у меня хорошие вокальные данные, был Зураб Лаврентьевич Соткилава. Это — мой педагог, который вложил в меня много сил, душу. А дальше я уже училась в Италии.
- Помните свое первое сольное выступление?
— Конечно. Это было при поступлении на вокальное отделение в училище. Было очень страшно. Ноги дрожали, подкашивались. И я даже представить себе не могла, что потом буду испытывать невероятный восторг от выхода на сцену. Что это будет как воздух, когда ты не можешь без этого жить.
- Перед встречей я вспоминал старый советский фильм про Джельсомино. Этот мальчик мог своим голосом разбивать стекла. А что можете своим голосом вы?
— В том, что могу что-то разбивать — не уверена. Но то, что стекла звенят и трясутся — это 100%. Даже стеклопакеты! В Мариинском театре, в котором мне посчастливилось неоднократно выступать, говорили: "Больших голосов у нас много, а хорошие — на вес золота". Громко поющих артистов с большим голосом на самом деле в театрах много. Но помимо этого в человеке должны присутствовать и музыкальность, и артистизм, какая-то внутренняя, изнутри идущая энергетика.
С открытым сердцем
- Как вы познакомились с Зурабом Соткилавой?
— Я училась на факультете теории музыки, должна была стать музыковедом. И у меня был педагог, который сказал, что у меня — великолепные данные. Не хочу ли я показаться кому-то из великих певцов? На то время это были Елена Образцова, Зураб Соткилава, Галина Вишневская и Ирина Архипова. Я решила: чей первый телефон найду, значит — там и судьба. И вот мне нашли телефон Зураба Лаврентьевича. Мои родители позвонили и попросились на прослушивание.
— Он тогда очень много гастролировал. Был постоянно задействован в Большом театре. Но, тем не менее, согласился меня послушать.
- И вы вместе с родителями поехали к нему в гости?
— Да, с папой и с мамой. Он сказал: "Спой что-нибудь, а потом я тебя распою". Я не волновалась. Я была в эйфории. У меня было ощущение, что я прикоснулась к чему-то такому неземному и великому. Вообще, ему некогда было заниматься со мной очень много. Но, тем не менее, он всегда безотказно уделял мне время.
- Вас можно назвать везучим человеком?
— У меня был сложный путь, и я совершенно не могу сказать, что мне все всегда легко давалось. Все, что происходит в моей жизни — идет через какие-то трудности, проблемы и преодоления. Но я считаю, что не стоит зрителям рассказывать об этой кухне. Потому что они должны прийти в зрительный зал, сесть и открыть свое сердце. И если их мое творчество, мое пение, мой голос трогает, значит, все, что я преодолевала, было не зря. А если нет, то зачем об этом рассказывать?
Голодаю в свободное время
- Вот вы — хрупкая и изящная девушка. Но голос у вас могучий. Анна Нетребко говорила, что каждый лишний килограмм — это добавочный децибел. А как вам удается обойти это правило?
— Это не имеет значения. Пение — это исключительно техника. И если ты ей владеешь, вес не играет никакой роли. Я очень люблю красивую одежду, шикарные платья для выступлений. Поэтому я считаю, что правильное, здоровое питание и ограничение себя в каких-то излишествах — это только плюс. Чтобы зрители не говорили: "Ой! Что-то она не тянет на пятнадцатилетнюю девушку!". Это просто элементарный расчет и выгода. Я не имею права выглядеть плохо.
- Давайте дадим нашим читательницам рецепт стройной, идеальной фигуры?
— В первую очередь, конечно, ограничить употребление углеводов. Если очень хочется вкусняшек, сладенького — стараться все-таки это есть в первой половине дня. Потом, конечно, занятия спортом. И обязательно нужно делать разгрузочные дни. Я вот один день выделяю и голодаю.
- Раз в неделю?
— Иногда раз в неделю. Иногда раз в две недели получается. Потому что если у меня выступление, я не могу позволить себе голодать. Мне нужны силы. Если я буду голодать, то мне не хватит сил спеть какую-либо партию. Поэтому голодаю только в свободное время.
- Наиболее часто голодаете по каким дням недели?
— По вторникам. И важно не есть за четыре часа до сна. Правда, у нас это очень сложно.
Рожденные петь
- Как вы связаны с Грузией?
— У меня папа родом из Тбилиси. Родился, вырос там. Потом он уехал в Москву — поступать после института в аспирантуру. Он физик-теоретик. А мама у меня закончила Иняз в Москве. И папа, когда приехал в аспирантуру, познакомился с моей мамой. И так получилось, что остался в Москве.
- А вы часто бываете в Грузии?
— Я приезжаю в Тбилиси — правда, очень редко. У меня там живет моя родная тетя. В последний раз я была в 2016 году. И меня очень поразило то, насколько это город уютный, дружелюбный и вкусный!
- Какое ваше любимое блюдо грузинской кухни?
— Ну, конечно, хинкали. Я и сама их очень люблю готовить. А на втором месте сациви из индейки. И баклажаны с орехами. Вот три моих главных любимых блюда грузинской кухни.
- А грузинская песня любимая есть? И вообще — доводилось вам исполнять грузинские песни?
— Да. Но, к сожалению, очень-очень редко. Есть необычайно красивая молитва Деве Марии композитора Гурама Бзванели. И когда у меня были концерты в Грузии, я ее исполняла на бис.
- Грузинская публика чем-то отличается от других зрителей?
— Грузинская публика на самом деле очень похожа на московскую. То есть приходят сначала: "Ну, покажи, что ты можешь?". Сидят, выжидают до какого-то момента. И после одной трети, половины концерта — в зависимости от того, как выстроена программа — резкое оттаивание происходит, и начинается неописуемая передача энергетики в обе стороны. И в конце — фееричный катарсис.
- Артисты часто замечают на концертах каких-то запоминающихся зрителей. Был ли такой зритель в Грузии?
— У меня перед глазами сейчас встала женщина в районе шестидесяти лет, крупного телосложения, вся одета в черное и увешана бриллиантами. Уши, шея, заколка. Ну, то есть, очень много блестящего. И я помню ее лицо — в начале такое холодное, без улыбки. Как маска. А в конце она, по-моему, громче всех кричала "Браво!" и хлопала.
Еще очень много детей всегда приводят на концерты. И всегда детки потрясающе одеты. Просто принцессы и принцы на концертах.
Грузины — очень музыкальный народ. На самом деле, по духу очень похожи на итальянцев. Все рождаются поющими, с каким-то музыкальным внутренним естеством.
- Помогла ли вам Грузия построить какой-нибудь сценический образ?
— Ой, вы даже не представляете! Это главная героиня в опере "Демон", Тамара. Я вовсю воспользовалась своей грузинской кровью. И когда я пела этот спектакль в театре Станиславского много лет назад, я поймала национальную волну. Там нужна была грузинская пластика. И мне даже ничего не надо было придумывать. Я просто вышла и стала танцевать.