В кругу, в котором автор вращался в детстве, названия Тифлис и Тбилиси имели одинаковое хождение. Круг был главным образом семейным, но и вне его вместо модернизированного Тбилиси часто звучало старорежимное Тифлис. От чего автору было ни холодно, ни жарко – но всегда становилось тепло.
Тепло шло от влюбленной в этот город тети Сони, к который мы с сестрой приезжали на школьные каникулы, чтобы, вернувшись в Армению, ждать ее у себя. Но в Ереване она бывала нечасто, а на вопрос, почему, родители объясняли: "Ваша тетя в Тифлисе очень нужный человек, без нее там никак". Отсюда подробнее.
Тетя Соня была единственной в городе женщиной-фотографом, которую знал "весь Тбилиси", точно так, как она, по ее словам, знала в Тбилиси всех. Те, которые знали тетю Соню лучше других, чаще всего ходили по Плехановскому проспекту и прилегающим к нему улицам – здесь в одном из дворов находилось ее рабочее место.
Каждое утро она приходила сюда, вешала на стенку "задник" неопределенного окраса (так называемый "нейтральный фон"), приносила стул (когда надо, несколько), водружала на треногу допотопный по нынешним временам фотографический аппарат и ждала первых клиентов.
Клиентов было много. К тому времени, когда тетя Соня собралась на пенсию, сделанные за три с лишним десятилетия черно-белые снимки с автографом "Фото Саинян" разлетелись по тысячам семейных альбомов, внеся свой вклад в летопись города Тбилиси. А если знать, что каждым летом тетя Соня уезжала со своей бандурой на заработки в курортное Бахмаро, то можно брать и шире.
Альбомов на домашней полке теперь почти никто не держит – все в планшетах и телефонах, что, может быть, и удобно, но… Фотоальбомы, согласитесь, совсем другое. Их перелистывают не спеша, снимки рассматривают без суеты, увлекаясь и увлекая в их историю других. Они будят память, а, бывает, и совесть.
Из Льва Рубинштейна, поэта и публициста: "Инерция семейных альбомов очень сильна. Кого бы мы ни увидели на этих снимках, все они – наши родственники, друзья, знакомые, знакомые знакомых, друзья друзей и родственники родственников. Все лица, включая лица официальные, поселились в нашем доме, в нашем альбоме. Листание домашнего фотоальбома – своего ли чужого – это занятие неизменно медиативное и умиротворяющее".
В этом смысле моя тбилисская тетушка свое дело сделала.
К так называемым "кабинетным фото" относилась скептически, утверждая, что отделанные лепниной ателье, софиты и якобы облагораживающая портрет ретушь со световыми эффектами заодно искажают правду жизни, делая лица одинаковыми по форме и похожими по содержанию.
– А разве у тебя не так? – спрашивал я свою тетю.
– Ничего подобного, – объясняла она. – Ко мне не приходят, ко мне заглядывают. Под настроение, на ходу, экспромтом, просто так. Почти всегда, компанией, чаще всего веселой. Зашли на минутку, сфотографировались на память, ушли. Настроение, чувства – все на лице, чтоб потом – на снимке. Разницу между "фото-минутка" и ателье усекаешь?
Спустя годы автор понял и другое, поважнее: тетя Соня очень хотела влюбить нас в Тбилиси. Шла к цели верным и самым простым путем – делала так, чтобы при слове "Тбилиси" у нас текли слюнки. Получилось. С этим что в старом Тифлисе, что в нынешнем Тбилиси без проблем. Детям – фуникулер, мороженое-пирожное с водами Лагидзе, взрослым — хачапури, джонджоли, сациви, хинкали…
Дальше – продуманная в деталях культурная программа: танцевальный ансамбль Сухишвили-Рамишвили, посещение оперного театра, затем русского театра имени Грибоедова с надолго запомнившейся Натальей Бурмистровой. Ну и, конечно, футбол, где, болея за "Динамо", тетя Соня отчаянно свистела, выражая на сочном грузинском сленге свое душевное отношение к затиравшему хозяев поля судье. На матчи с участием ереванского "Арарата" политкорректная тетя Соня не ходила, а за кого болела в душе, осталось тайной.
…Прошло много лет. Тети Сони уже нет, а любовь к Тбилиси осталась. Наверное, в него можно было влюбиться и самостоятельно, но с тетей Соней почему-то получилось лучше. Крепко и навсегда.