Необычная выставка современной живописи открылась в тбилисском Музее грузинской литературы им. Георгия Леонидзе. Это серия картин Mezzanine о трансформации души и тела, о принятии себя настоящим и о какой-то трансцендентной грусти.
Автор – художница и кинорежиссер-документалист Саломея Бауэр с внушительным опытом в кино и желанием быть частью новой волны в Грузии. Подробнее — в эксклюзивном интервью, которая Бауэр дала корреспонденту Sputnik Грузия Анастасии Шрайбер.
- Саломея, расскажи, как ты связана с Грузией?
— Я наполовину грузинка. Раннее детство провела в Тбилиси. Были большие надежды, но началась война в Абхазии. В 1993 году мы переехали в Россию, в Нальчик, к моей бабушке. Там я пошла в садик, в школу. Мой первый язык — грузинский, и меня переучивали. Я даже помню этот момент в детском саду, когда не понимала русский. В 2004 поступила в Колледж Дизайна КБГУ. Это классное заведение, мне хотелось быть художником. У меня был замечательный учитель по графике Керим Аккизов, с которым мы дружим по сей день. В 18 лет я переехала в Москву, в 2009 поступила во ВГИК на режиссуру, отучилась и вот приехала сюда.
- Рисовать когда начала? В семье кто-то рисовал?
— В раннем детстве, начала сама. А в колледже мне дали инструменты в руки.
- Почему решила пойти из живописи в кино?
— Это шло параллельно. Живопись всегда со мной и зависит только от меня. С кино по-другому. Режиссура — это моя профессия. Кино — это коллективный процесс, не способный дать почувствовать автору завершённость произведения. Поэтому живопись для меня — чистая, самостоятельная форма искусства, неподвластная влиянию внешних сил. Зачастую кино требует компромиссов, это непросто. Очень легко потерять себя, а на это я не согласна, мне это не интересно.
- Что непросто? Реализовать на экране задуманное с финансовой точки зрения?
— Там все сложно. На уровне законов, для начала. Чтобы дебютанту запуститься с полным метром, чтобы подать заявку, у него должен быть художественный руководитель. Ладно, допустим, у меня есть какие-то связи, люди, которые в меня верят. А что делать остальным?
- Другой закон?
— Прокатное удостоверение — пять миллионов рублей. Это убивает авторское кино. Мы лишаемся Джармуша, фестивальных призеров, авторской документалистики. Прокатчики вряд ли станут платить пять миллионов, если зарабатывают по всей России ничтожно маленькие суммы. А еще, кстати, в чем проблема российского кино? В том, что оно получает финансирование на этапе задумки. То есть, все финансирование получаешь за сценарий. Поэтому никто не заинтересован в результате. Эта система должна меняться. Должны приходить талантливые продюсеры, которые нацелены на результат, на то, чтобы кино продавать, чтобы это было кино, а не, так сказать, качественный продукт, который проходит ГОСТ в Минкульте. Эту систему надо менять. Должны приходить такие люди, которые не боятся говорить вслух, быть верными себе. Я очень надеюсь, что ситуация изменится.
- Какая ситуация с этим в Грузии?
— Здесь свобода чувствуется во всем. Люди верят в идею. Причем местные говорят, что этого уже нет, было когда-то, а я это вижу сейчас. Для них гораздо важнее, что ты делаешь, а не то, сколько ты платишь. Есть, конечно, и минусы, люди трудятся с адскими переработками, никто не считается с их временем. Должны появляться профессионалы и менять ситуацию. Здесь за счет того, что нет индустрии (она разрушена и еще не сформировалась новая почва, сейчас формируется), возникают не похожие ни на что фильмы, истории, режиссеры. Но мне бы хотелось, чтобы грузинский кинематограф не превращался во что-то лубочное, чтобы на зарубежный фестивальный рынок не экспортировались очень поверхностные темы и мотивы.
- Что ты имеешь в виду?
— Я вижу такие тенденции. Они довольно-таки успешны, они принимаются на ура повсеместно. Но это совсем не то. Это не честно. Я даже придумала новый жанр в кино – это кино для туристов, которые ленятся путешествовать и хотят типа такой дайджест, чтобы у них сложилось какое-то впечатление, не выходя из дома. Но это все очень по верхам. Хотелось бы, чтобы вернулась глубина. Ведь грузинский кинематограф всегда был особенный.
- Когда вы с мужем переехали в Грузию?
— Мы часто бываем тут с 2013. Мы снимали здесь мой диплом, документальный фильм "Танцор" про грузинских танцоров, в частности про "Эрисиони". У фильма была хорошая фестивальная история, сейчас он есть в свободном доступе на сайте "Пилигрим", можете посмотреть. Никита влюбился в Грузию во время съёмок. Я часто слышу здесь, что все грузины, которые уезжают, возвращаются обратно. Получается, я тоже.
- И все это время ты не переставала заниматься живописью?
— Да, параллельно. И уже слишком часто слышала от друзей и коллег, что пора сделать выставку.
- То есть это твоя первая выставка? Ни в Нальчике, ни в Москве не было?
— Персональная – да. В Нальчике, в колледже, были групповые выставки. В Москве пока нет. Времени не было, потому что кино все время забирает. А сейчас я написала полнометражный сценарий. У меня здесь есть продюсер, который занимается поиском финансирования. И я углубилась в живопись.
- Это будет твой дебютный полный метр? Документальный?
— Игровой полный метр. Я пошла в документальную мастерскую, потому что это был интересный, сложный новый мир. Как создать кино из реальности? В юности мне казалось, что в игровом все и так понятно. Мне повезло быть учеником гениального мастера – педагога от бога, Игоря Андреевича Григорьева.
- Сколько фильмов ты сняла?
— Надо посчитать: восемь, семь. Семь. Среди них – один игровой короткий метр, который на днях показали на МККФ, в русских программах, "Фуга" называется. Кстати 7 июля в клубе Frontline покажут мой новый документальный фильм "Лиза сама не своя". Он тоже очень связан с живописью. Состоятся показ и обсуждение. Это будет международная премьера.
- Расскажи немного про свой будущий фильм.
— Фильм называется "Нукри арис нукри". Очень важный символ, что "нукри" — в переводе с грузинского значит олененок. Нукри — герой серии картин "Отрочество". В этой серии – его друзья, его первая любовь. Фильм про подростка из Рустави, из неблагополучной семьи. Но сам Нукри – фантазер, и он ищет свое место в мире. В целом, эта история не про плохих и хороших людей, а про обстоятельства, которые несправедливы, и про то, что гения нужно заметить. Вот этот мальчишка, он одаренный, и кто-то должен обратить на него внимание. Мир не знал бы Моцарта, если бы не его отец. Съемки будут проходить в Грузии. Сценарий мы писали вместе с моим братом, Давидом. Он в своё время пожил в Рустави.
- Сколько лет герою твоего фильма? Он уже подобран?
— Ему должно исполниться четырнадцать. Я ищу типаж, но пока главного героя не нашла. А вот друзей его и девочку нашла. Я очень верю в этот замысел, надеюсь, все получится. У нас очень талантливый продюсер, и мне нравится его подход. Он за то, чтобы все было сделано на правильном, на высшем уровне. Я чувствую, тут зреет новая волна, и мне бы хотелось быть её частью.
- Саломея, расскажи о серии картин Mezzanine. Что это такое?
— Живопись для меня – медитация, промежуточное состояние и огромное вдохновение. Стимул двигаться дальше. В кино много депрессии, а живопись – это, конечно, лекарство. И эта серия для меня носит биографический характер. Она посвящена беременности, рождению новой жизни. В 2015 я стала матерью. Это событие в корне изменило мою жизнь. Мне хотелось выразить чувство растерянности, меланхолии в серии работ, посвящённых трансформации женского тела. Во время беременности меня страшно штормило. В эмоциональном плане. Я просто спряталась в какой-то кокон. Мне казалось, что я никому не нужна, не интересна, и при этом этот никто – это что-то абстрактное. Это был именно психологический перелом. Потом родился мой сын, и я, мне кажется, превратилась в какого-то сверхчеловека. Я почувствовала, что всё могу. Следом за мной забеременела актриса, которая снималась у нас в "Фуге". Вот так все связано. И когда меня стало отпускать, я поняла, что жизнь продолжается, она прекрасна и это что-то удивительное происходит. А Лиза была еще там, на этапе страшной растерянности. И вот это состояние, этот стресс огромный, который женщина переживает, когда понимает, что у нее родится ребенок, мне хотелось его уловить. И я стала снимать про неё фильм. И нарисовала её портрет. С него и началась серия "Мезонин". Так что эта серия посвящена трансформации сознания и тела и принятию себя самого таким, какой ты есть в данный момент времени. Без сожаления, без неуверенности в себе. И про стандарты красоты, которые навешаны, про отношение к собственному телу.
- На твоих картинах много голых людей.
— (Улыбается). Да, обнаженка повсюду. Это в моей живописи с детства. Это не совсем эротика, скорее концентрация на обнажение чувств, для меня это важно. Но сейчас у меня сформировалось отношение к обнажённой натуре уже через себя, через то, что складки могут быть прекрасны.
- То есть это больше про обнажение души?
— Да. Про спокойствие. Знаешь, мне очень нравится меланхолия как чувство. Когда какая-то такая грусть, но она такая объемная, что не помещается внутри. Она не про сегодняшний день. Может, я, конечно, что-то себе сама додумываю, но надеюсь, зритель это увидит. И еще на выставке представлена серия "Пьяные женщины". Мне кажется, что сейчас всей планете навязывается некое усреднение, что все должны быть похожи и понятны друг другу, это убивает индивидуальность. Индивидуальность вообще стала китчем. Полностью серия называется "Пьяные женщины. Конец эпохи". Потому что сейчас не модно быть пьяной, толстой, неудобной и так далее. Нужно быть такой, какой тебя хотят видеть окружающие. И мне кажется, это неправильно.
