Бронзовая стена с прорезями, в форме человеческих фигур, состоит из множества безликих, взлетающих вверх фигур. Любой зритель сможет стать частью этого мемориала и осознать, что трагические последствия авторитаризма касаются каждого, а гребень может снова сорваться с места. В настоящее время монумент отлит, но не установлен – впереди еще много работы.
О фигурах
Образ сложился за пять минут – у меня очень быстрая концентрация, выброс идей происходит всегда мгновенно.
Идея кажется мне довольно ясной. Монумент называется "Стена скорби", но, скорее, это "коса смерти", или "гребень" – там, где сломанные зубья, люди остались в живых. Это стена, составленная из многочисленных рельефных фигур: тридцать метров в длину, шесть метров в высоту.
Фигуры абстрактные, и представляют они состояния ужаса и скорби. Скульптура работает самой формой, и содержание совпадает с состоянием этой формы. Для глаза нашего зрителя она кажется необычной, непривычной, именно потому, что это не рассказ, а состояние. Все должны это испытать. Конечно, у каждого появится своя трактовка, но в целом ощущения будут схожи.
О надписях
Из бронзы отлиты две плоскости-скрижали. На них только одно слово: "помни". Монументальное искусство требует лаконизма, способности выразить идею и попасть в точку.
В данном случае мне помог журналист и фотохудожник Юрий Рост. Изначально у меня была более длинная фраза, и я попросил его помощи – казалось, что можно сократить. Через две минуты он перезвонил и говорит: "Помни". Одно слово выражает все. Слово написано на двадцати двух языках: пятнадцать языков бывших республик СССР, шесть официальных языков ООН и немецкий язык.
Кроме того, моей рукой будет вырублена надпись на граните: "Жертвам политических репрессий". Все остальное люди должны понять сами.
О конкурсе
Двусторонний рельеф был признан лучшим из 336 проектов, которые претендовали на победу в конкурсе на создание монумента жертвам политических репрессий.
Я – художник, который в основном занимается монументально-архитектурной пластикой. Для меня важны городские пространства, и я понимаю, как с этим обращаться, мне это интересно.
Каждый раз, когда объявляется конкурс, и возникает интерес к теме, я взвешиваю возможности на победу. Обычно я знакомлюсь с составом жюри. В данном случае жюри вселяло надежду, что решение будет объективным. Такое крайне редко бывает, практически никогда. Членами жюри оказались 24 человека, не ангажированных, не купленных. Шанс выиграть был один к 336.
О теме
Тема политических репрессий близка нам всем, я с детства много об этом знаю. После первого курса института я попал в экспедицию на Урал в поисках пермских деревянных скульптур. Мы не ожидали увидеть брошенные поселения, брошенные лагеря. Мы испытали этот ужас на себе и поняли, насколько это трагично. Увиденное там не давало мне спокойно жить, и сейчас не дает. Мы все жертвы этого страха: под этим жили, до сих пор боимся.
Я знаю, сколько потомков тех, кто пострадал, ожидали появления этого памятника. Это памятник надежды – надежды на то, что такое больше не повторится. Молодые люди думают, что это их не касается. Касается. Одно понимание и знание о том, что тогда происходило, – уже большая травма. Это рана, которая никогда не заживет. Я считал это своим долгом.
О Сталине
Злодей не может быть кумиром, а кумир не должен быть злодеем. Вообще не время создавать кумиров, надо самому соответствовать своим убеждениям и взглядам. Надо создавать свое, полезное для других.
По последнему опросу ВЦИОМ, более 40% россиян считают сталинские репрессии вынужденной мерой. Я надеюсь, что эта картина не отражает реального положения вещей. Человек образованный, понимающий, знающий не может давать такую оценку. Значит, люди просто не вникают.
Об ответственности
Безусловно, пока "Стена скорби" – моя самая ответственная работа, но я не знаю, что ждет меня впереди. Как мне кажется, такой монумент необходим нашему государству.
В искусстве важно быть связующим звеном между прошлым и будущем. Если ты не являешься этой точкой, то получается разрыв цепи. Этого разрыва нельзя допустить. Не надо заниматься искусством, если неглубоко. Особенно скульптурой, особенно монументальной – это самый сложный вид искусства.
О деньгах
"Стена скорби" будет установлена за счет государственных средств, а также народных пожертвований. На данный момент выделены только деньги московского правительства. Народные средства собираются, но я даже не вникаю и пока не знаю, как они будут использованы.
Как правило, на народные средства ничего не получается создать, и это не только в России. Деньги собирают, но всегда либо государство, либо меценаты добавляют.
Но в США, например, Мемориал памяти жертв 11 сентября 2001 года был создан за 600 миллионов долларов, из них 60 миллионов предоставило государство, а все остальное – 540 миллионов – удалось собрать. Было собрано очень много, но тут и стоимость, и качество монумента, не только художественная, но и исполнительная часть на высоком уровне.
О настоящем искусстве
Произведение искусства имеет свою цену. На самом деле, стоимость настоящего произведения состоит из стоимости миллионов бездарных работ. Их стоимость собирается в подлинном произведении. Искусство – это искусство, оно определяет время.
Об авторстве
Я – один автор, а архитектор у меня мой сын, потому что никому не могу доверить работу, а он очень тонко вникает, не по-родственному, а профессионально. Он всегда на подхвате. Больше никого. Это важно понимать, потому что в России почему-то считают, сколько рабочих работало. Какая разница? Автор один.
О Тбилиси
Тбилиси – моя родина, и я очень люблю этот город. Для меня это лучший город на земле, но он изменился в худшую сторону, потому что, прежде всего, большой отток интеллигенции произошел.
Чем славился Тбилиси? Это был интеллигентный многонациональный город. Невероятно высокий уровень образования, было множество учебных заведений. Грузин мог получать образование на русском языке, а русский или армянин – на грузинском. Все было смешано. Здесь единственный мощный сгусток культуры еще дореволюционной России на Кавказе. Туда вкладывались деньги, там было самое большое количество театров и библиотек. Мне в этом плане повезло.
Там экстерьер соединялся с интерьером. Существовало единое пространство. Воздух пах баклажанами, помидорами, поросятами, горячим грузинским хлебом – все это запах Тбилиси в каждом дворе. Этот запах лучше, чем Chanel No. 5.
Кроме его внешней красоты, город духовно был красив. Там жили удивительные люди, типажи, там была своя стилистика, там говорили на фантастическом русском языке, который основывался на классической русской литературе: содержание, построение фраз, образное богатство языка невероятно глубокое.
И конечно, общее единое пространство культуры. В Грузии очень большое количество было талантливых людей. Именно в силу той специфики, образного состояния этого города.
Рожденные в Тбилиси понимают, что такое образ, что такое чувство юмора. Тост за столом, например, – всегда произведение, а так как все выросли за столом, умение сформулировать свою мысль, создать некий образ – не проблема. Это с младенчества впитывается. С годами я все больше понимаю, что то, что было заложено в детстве, определило всю мою жизнь. До сих пор я образ того Тбилиси в себе несу.
Одна из составляющих моего образного мышления – музыка. Моя бабушка была музыкантом – классическую музыку слушал с самого детства. Я сто пятьдесят раз смотрел классические произведения. Нас все время водили, а мы в яму оркестровую заглядывали. Это все был единый мир: я во двор заглядывал, так и в оркестровую яму.
Кроме того, Тбилиси – город между гор. Это все – ощущение пространства. Если скульптор не видит пространства, он не скульптор.
О тоске
Сейчас я бываю там редко, к сожалению. Мои все умерли, но там могилы. Остались школьные друзья. К сожалению, Тбилиси сегодня – достаточно грустное зрелище. Приезжаю и вижу, что почти все бедствуют. Мне очень неловко за свое положение перед ними. Знаете, кавказский обычай: если человек пришел, надо его принять, а я знаю, что им не на что меня принять, а принести что-то с собой, с базара прийти за стол – так это я их оскорбляю. Возникает неловкость. Два-три дня я выдерживаю, а потом – тоска.
Я хожу по тем улицам, вижу окна и не вижу тех людей, которые там жили. Окна для меня пустые.
О политике
Когда-то мечтал создать памятник Окуджава в Тбилиси. Были договоренности, а потом это все рухнуло. Это уже политика, то, что уже не дает нормально жить. Связи разрываются, и это потеря не только для республики, потеря для всех, потому что существовала общая зона культуры. Разные национальные культуры дополняли друг друга, они давали глубину.
Я сейчас летел из Испании. Там паспорта подают, я смотрю, голубые, украинские. Ну что за безобразие. Раньше я никогда не смотрел, чей паспорт. Мне противно, что я на это обращаю внимание. Это падение человеческих чувств и отношений.
Мне не стыдно, что я люблю Грузию, я родился там. Я люблю Армению, восхищаюсь армянским раннехристианским зодчеством, ничего выше я не знаю. Я работал в Средней Азии, делал там фонтаны, восхищался их древнейшей культурой. Нельзя уважать только свою культуру.
Все сейчас смотрят телевизор. Общество мало сказать политизировано, оно убито этим. Искусство – вне политики. Когда надо было делать монументы политического содержания, я начал делать фонтаны. В монументально-декоративную область ушел, в формальную абстрактную скульптуру. Там задачи очень высокого уровня. Фундаментальные поиски формы, сочетания с пространством, с архитектурой.