В Грузии верят, как этот день встретишь, так и проведешь весь год. Кроме того, в Грузии издавна существует культ меквле — человека, который первый переступает порог вашего дома в Новогоднюю ночь. Я хочу рассказать историю, которую я всегда вспоминаю в этот день.
На столе стояли полупустые тарелки с новогодними деликатесами: сациви, несколько салатов, джонджоли, куски коричнево-румяной поросятины и прочие вкусности. Семья Ломидзе в полном составе, уже устав от выпитого и съеденного, смотрела телевизор. Было два часа ночи. Но спать никто даже не думал. Ждали меквле* Левана Иорамишвили, который застрял в ресторане и обещал быть с минуты на минуту.
Его выбрали для этой миссии на семейном совете незадолго до эпохального праздника. Слишком уж затянулась полоса неудач, и явно нужен был человек с хорошей ногой. Лучшего кандидата на эту роль, чем Леван, было трудно найти.
Ломидзе и Иорамишвили дружили давно. Левана помнили еще с его розового, ничем не примечательного детства. В свое время Ломидзе помогли матери Левана с похоронами его отца. Было начало 90-х и ночью какие-то негодяи украли крышку от гроба покойника. Потом еще попросили выкуп. Отар Ломидзе срочно продал несколько оставленных на черный день колец и так помог похоронить друга по-человечески.
После того много воды утекло. Леван рос спокойным домашним мальчиком и, главное, на редкость трудолюбивым и целеустремленным. Поступил почти без репетиторов. Потом устроился в банк и сейчас успешно продвигался по служебной лестнице. При этом был юморной, открытый и весь такой позитивно–креативный, как сейчас принято говорить.
У Ломидзе, наоборот, был прочный застой во всех делах. Дочка Теона никак не могла устроиться по специальности и сидела дома, надоедая домашним своей вялотекущей депрессией и кисло-ноющим настроением.
Отар сидел без работы, накапливал долги и раздражался от новостей по телевизору. А его жена Натела совершала чудеса находчивости и выкручивалась за всех остальных: пекла на заказ, работала няней и еще ухитрялась вязать шедевры. Плюс обслуживала всех остальных в темпе электровеника.
Вдруг в мирной смотрительно-пищеварительной обстановке раздался стук в дверь (звонок давно скис, а у Отара все не доходили руки его починить).
— Это Леван! – вскрикнула Натела и поспешила к двери.
На пороге стоял их сосед из квартиры напротив Шалва, 85-летний старичок, привнося с собой запах затхлости и давно немытого тела.
— Мне плохо, – прошепелявил он впалым ртом и стал сползать, цепляясь за дверные выступы.
Поднялась суматоха. Выскочил Отар, еле дотащил старика до его квартиры. Вызвали скорую. В четыре руки стали искать телефон внука. Но это была нелегкая задача. В двух комнатах царствовал хлам и мрак запустения. Попытались включить свет, но лампочки почти везде перегорели.
Шалва, хоть и был тихим жильцом, но все же иногда доставлял неудобство соседям по корпусу. Его дочка Нино работала в Турции – смотрела за какой-то старухой, а зять и внук мирно проедали присылаемые ею деньги.
Шалва тихо доживал свой век, не желая никого обременять и терять видимую независимость. Но совсем гладко не выходило. Время от времени стучал к соседям и просил измерить давление. Ему мерили, успокаивали, иногда вызывали скорую, благо она бесплатно, и за глаза ругали недалекую дочку, которая появлялась в Тбилиси пару раз в год на несколько дней.
— Гия обещал на днях зайти, – лепетал старик, оправдывая внука. – Где-то тут была книжка…
Перерыли тумбочку и ящик. Ничего кроме просроченных таблеток, старых чеков и прочей дребедени не обнаружилось.
Скорая приехала. Старику сбросили давление, попросили расписаться на каком-то бланке и укатили. Натела нервничала и не знала, как поступить. Леван, долгожданный меквле, мог появиться с минуты на минуту, а с этой беготней неизвестно, чья нога окажется первая в новом, уже наступившем году. Сиди и жди теперь удачи весь оставшийся год.
Но и уходить вот так резко было как-то не по-людски.
— Батоно Шалва, пойду я, – начала Натела прощупывать путь к отступлению.
— Умираююю…
— Но вам скоро станет лучше…
— Неет….
— Я вам сейчас что-то принесу.
Натела направилась к себе, быстро собрала на тарелку ассорти из блюд, всего понемногу, от души положила гозинаки, несколько чурчхел и пошла к соседу.
— Вот покушайте.
— Посиди со мной. Не уходи.
Натела села на краешек стула, вслушиваясь в звуки из подъезда. Леваном и не пахло.
— Знаешь, я как-то не так прожил свою жизнь… – заговорил Шалва с прерывающимся дыханием.
— Лежите, батоно Шалва, попытайтесь заснуть, – Натела попыталась увильнуть от непрошеных мемуаров. Старики разговорчивы, как начнут вспоминать, так до послезавтра не кончат. А ей и так спать хочется, хоть спички в глаза вставляй, и еще Леван этот никак не идет.
— Не перебивай… Может, это в последний раз… Я долго не мог жениться, все выбирал лучшую. В итоге, решил привести Кето… За ее красоту. У нее было лицо, как у мадонны, как ее рисуют католики… Мои предки — потомственные врачи в четвертом поколении, а ее – душетские пастухи. Кето в жизни не прочитала и двух книг. Думал, для женщины это не важно. Главное, внешность и чтоб готовить умела хорошо. А образование — дело десятое. Сам ее подтяну до нужного уровня, чтоб перед гостями было не стыдно. Как я ошибся… Ее красота куда-то испарилась в первый же год после свадьбы. Да, готовила она хорошо, но у нас не было ничего общего. Стоило мне начать рассказывать о чем-то, она начинала злиться:
— Проходи, чего стал.
Натела еще раз сделала попытку привстать, но старик взмолился.
— Не отказывай мне. Посиди еще немножко.
Натела опять села. Кто его знает, может, он и правда вот-вот умрет. А как ей потом жить на свете и знать, что не сделала человеку такую малость – не выслушала его.
— Моя жизнь превратилась в просто обязанность. Я не хотел искать кого-то на стороне, так как считал, что семья — это святое. Потом очень любил дочку. К сожалению, она была копией моей жены.
"Старое поколение, — думала Натела, слушая его. – Теперь таких нет. Никто не будет сидеть и терпеть неизвестно ради чего".
— Знаешь, я думаю, что раньше, когда азнауры** женились на азнаурах, а крестьяне — только на крестьянах, в этом был какой-то смысл. Хотя нам в школе говорили, что это неправильно…
Я пытался вложить себя во внука, но и тут ничего не вышло. Мой зять тоже оказался человеком другого плана. Он считает, что Гия будет каратистом и этим обеспечит свое будущее. Получается, что мне некому передать все то, что я знаю. Ведь я столько лет читал лекции по истории в университете. Я собрал огромную библиотеку, а они хотят это все выкинуть и ждут только, когда я умру.
У Нателы приоткрылись глаза от удивления. Ее семья купила в этом корпусе квартиру недавно, она и подумать не могла, что этот тихий старик представлял из себя что-то значительное.
— Сколько лет я собирал по номерам газеты "Литературная Грузия" и "Цискари". Где тогда был интернет? Думал, что делаю что-то важное для внука. Оказалось, я и тут ошибся. Теперь это просто кипа макулатуры…
Натела, хочешь, я прочитаю тебе редкое стихотворение Важа Пшавела. Его даже нет в собрании сочинений.
Старик оживился и, не дожидаясь согласия, стал декламировать по памяти.
Потом еще и еще. Явно, он был в ударе.
В другой ситуации Натела могла бы подумать, что человек немного выпил лишнего, но это был не тот случай.
Потом он устал и как-то обмяк.
— Спасибо тебе за этот Новый год, девочка, – сказал он. – Иди, твои, наверное, заждались. Извини меня за болтливость…
Натела смогла уйти от соседа только на рассвете. Новогодняя ночь была безнадежно испорчена беготней, напрасным ожиданием Левана и пустыми старческими мемуарами. И все потому, что она слишком культурная, не смогла встать и уйти после первых же излияний.
— Дура я, дура, — ругала себя Натела, закрывая за собой дверь. Дома ее никто не ждал. Муж и дочка уже спали. За окном брезжило туманное утро. Спать расхотелось, и она стала убирать со стола грязную посуду.
Леван позвонил только через день. Извинялся по десятому кругу, что его встретил какой-то старый друг, затащил к себе отмечать, а дальше "упал, очнулся, гипс в мозгах – ничего не помню". Похмелье — вещь тяжелая. Его, конечно, успокоили, мол, с каждым бывает. Как-нибудь в следующий раз. Но осадок остался у всех. По всему выходило, что меквле у них был Шалва со своим скачущим давлением и никому не нужными рассказами. А как Новый год встретишь, так и проведешь. Значит, и впереди какая-то тягучая суета и безденежье, судья по многоговорящему облику посланца небес.
И окунулись в повседневную суету.
Время летит быстро. Через год снова Ломидзе сидели за столом и вспоминали, чем именно запомнился уходящий отрезок вечности.
Теона очень удачно вышла замуж, Отара вспомнил старый одноклассник из России и позвал его к себе в одно непыльное место, а неутомимая трудяга Натела сломала руку и наслаждалась вынужденным отдыхом. И теперь, отдыхая от домашних дел, Натела с удивлением отметила, что прошедший год был явно неплохим по сравнению с десятком предыдущих. Выходит, что у Шалвы, который умер летом, оказалась хорошая нога в ту испорченную новогоднюю ночь.
* "Пролагающий след" дословно (гр.) Человек, который первым входит в дом после наступления Нового года, принося тем самым благополучие и удачу.
** Азнаури — азнауры, грузинские дворяне в дореволюционной Грузии (название известно с V века). Делились на царских, княжеских и церковных. Различались Азнаури потомственные и служилые. Владели землёй и несли обязательную воинскую повинность.
