Российский МИД ответил премьер-министру Грузии на призыв улучшить отношения двух стран. На Смоленской площади подтвердили, что Россия заинтересована в оздоровлении отношений с Грузией и готова идти в этом "настолько далеко, насколько к этому готовы в Тбилиси", выразили надежду на конструктивность грузинской стороны на предстоящем раунде Женевских дискуссий и приветствовали стремление к прямому диалогу с Абхазией и Южной Осетией, которое высказал премьер Квирикашвили.
Этот обмен любопытен хотя бы тем, что обычно из Грузии звучат совсем иные речи: тон, в котором большинство грузинских политиков говорит о России, уже мало отличается от того, какой был принят во времена позднего Михаила Саакашвили. Москва, в свою очередь, не чувствует потребности "быть нежной" и часто напоминает Грузии о необходимости "признать новые реалии" — читай, независимость Абхазии и Южной Осетии. Кстати, последнее заявление МИД не содержит этой традиционной формулы.
Зачем Георгию Квирикашвили потребовалось делать столь примирительное заявление в адрес России? Можно ли ожидать позитивных изменений в российско-грузинских отношениях?
Непосредственная причина заявления премьер-министра названа в самом его тексте. Квирикашвили упомянул Арчила Татунашвили, гражданина Грузии, который был задержан юго-осетинскими правоохранителями и погиб при невыясненных обстоятельствах, находясь под стражей. Юго-осетинские власти отказываются выдавать его тело родственникам, ссылаясь на необходимость провести экспертизу. Грузинская сторона говорит, что тело не выдают, чтобы скрыть следы убийства Татунашвили. Католикос-Патриарх Грузии Илия II обратился к Патриарху Московскому и Всея Руси Кириллу с просьбой содействовать передаче тела. Об этом же говорили сопредседатели Женевских дискуссий с президентом Южной Осетии Анатолием Бибиловым во время их поездки в Цхинвали. Ответ был одним и тем же: тело передадут после экспертизы. Тем временем родственники погибшего перекрывают дороги в Грузии и требуют отправить правительство в отставку. Вероятно, премьер рассчитывал, что примирительное обращение к России поможет убедить российский МИД повлиять на власти Южной Осетии.
МИД ответил на этот намек, и ответил жестко. Напомнив премьер-министру, что он сам декларировал готовность к прямому диалогу с абхазами и осетинами, МИД, по сути, предложил ему в таком прямом диалоге и решать вопрос о Татунашвили, выходящий за рамки российско-грузинской двусторонней повестки.
Иного публичного ответа ожидать было трудно. Однажды дав повод думать, что через Москву можно добиться чего-либо от Цхинвали, трудно потом настаивать, чтобы Грузия урегулировала свои разногласия с Южной Осетией как с независимым государством или, по крайней мере, самостоятельным политическим субъектом. А от этой позиции Россия отходить не намерена.
Ведется ли какая-то непубличная дипломатическая работа по делу о гибели гражданина Грузии – другой вопрос, но, учитывая, какую густую тень бросает эта история на государственность Южной Осетии, было бы странно, если бы российские власти хотя бы не выяснили, что именно произошло с Арчилом Татунашвили.
Есть ли в двух заявлениях еще какое-либо содержание, кроме этого обмена намеками? Квирикашвили еще в конце прошлого года выразил готовность самому поехать в Женеву и придать тем самым новый импульс дискуссиям. В своем нынешнем заявлении он напомнил об этой инициативе. Позиция МИДа России, в общем, проста – дело не в том, кто будет представлять Грузию, а в том, каков будет подход грузинской делегации.
Тут уместно напомнить, что участники Женевских дискуссий однажды приблизились к тому, чтобы согласовать текст совместной декларации о неприменении силы – такую декларацию предложила принять Россия после того, как Грузия наотрез отказалась подписывать соглашения о неприменении силы с Абхазией и Южной Осетией. Однако в последний момент грузинские представители предложили включить в текст декларации пункт, требующий обеспечить доступ на территорию Абхазии и Южной Осетии международных наблюдателей. Согласование текста и принятие декларации было сорвано. Сухуми и Цхинвали полагают, что международные организации должны с ними договариваться о присутствии своих миссий, да и к обязательствам по неприменению силы это предложение Грузии не имеет отношения.
Обсуждение гуманитарных вопросов в Женеве заблокировано на протяжении нескольких лет, после того, как грузинская дипломатия стала добиваться принятия на Генеральной Ассамблее ООН резолюций о возвращении беженцев, покинувших Абхазию и Южную Осетию. Эти резолюции односторонни и политизированы (речь в них, в частности, не идет о судьбе десятков тысяч этнических осетин, изгнанных из внутренних районов Грузии), и Сухуми и Цхинвали отказываются обсуждать вопрос о беженцах, пока грузинская сторона продвигает на международных площадках, недоступных для абхазов и осетин, необъективное, по их мнению, видение конфликта.
Чтобы оживить Женевские дискуссии, грузинской стороне достаточно согласовать текст декларации о неприменении силы, не пытаясь включить в него посторонние темы, и отказаться от практики внесения своих резолюций по беженцам в Генассамблею ООН, тем более Тбилиси не получает никакой практической пользы от этих резолюций. Сделает ли это сам премьер Квирикашвили или любой уполномоченный представитель Грузии – неважно. Есть только большие сомнения в том, что Грузия на это пойдет.
Есть сильная асимметрия в дипломатическом (не говоря о прочих) потенциале Тбилиси и Москвы. Грузия – небольшая страна, тесно связанная с США, НАТО, Евросоюзом. Для ее дипломатии важно обретение различных символических статусов ("европейские институты отметили прогресс демократии в Грузии") и выполнение "домашних заданий" европейских и евроатлантических "учителей". Россия – восходящая честолюбивая держава, привыкшая отстаивать свое место в мировой политике, вести жесткие переговоры, создавать альянсы, подкрепляя при необходимости доброе слово "Калибром". Грузинские политики не готовы разговаривать на том языке баланса силы, который привычен и понятен для Москвы. А российские политики с недоумением слушают тот язык, на котором говорит сегодняшняя Грузия.
И хотя у Тбилиси, при всей его сравнительной слабости, есть о чем поторговаться с Москвой, в Грузии не решатся играть в такую игру с Россией. Содержательные переговоры с Москвой, Сухуми, Цхинвали могут принести выигрыш, но несут в себе и риск неудачи. И этот риск в Грузии считают неприемлемым. Очевидно, полагают, что лучше оставить все как есть и не испытывать свои силы сложными дипломатическими вызовами. Тем более у ключевых партнеров Грузии сейчас совсем не в тренде мириться и договариваться с Россией. Такого "домашнего задания" Тбилиси никто не давал и в ближайшие годы не даст.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
