За год не поручусь – примерно середина 90-х. Представьте картину: Тбилиси в полумраке. Улицы не освещены. В домах свет погорит-погорит и гаснет. На дворе, кажется, осень – тоже точно не помню.
Помню коллег-журналистов, высаживающих массовые десанты на грузинский берег. Репортерская удача подстерегает на каждом шагу, словно на щедро прикормленных охотничьих угодьях. Пару дней посиди – непременно что-нибудь "горяченькое" выловишь. Правда, вскоре с удивлением обнаруживаю, что коллег привлекает не только "удача". Неужели им здесь нравится?
Нравится! Они не скрывают. Нравится, несмотря ни на что. Мое начальство тоже охотно прилетает при любом удобном случае. Гостей встречать мы еще не разучились, но хочется их чем-нибудь удивить. Как когда-то, в благополучные времена…
На глаза попадается афиша. Даже не верится. Перечитываю несколько раз: концерт ансамбля народного танца Грузии. Сухишвилеби! Это после войн, митингов, взрывов, покушений… Несусь за билетами. Покупаю домашним и гостям. Взял бы еще, но все распродано.
Гости – иностранцы. Мы зовем иностранцами пока лишь тех, кто из дальнего зарубежья. Разница? Люди из ближнего – ансамбль Сухишвили попросту не могут не знать. А в дальнем, вполне возможно, и не слыхали. Пытаюсь что-то невнятно объяснить. Вежливо кивают в ответ. Не подаю вида, но переживаю – боюсь их разочаровать и разочароваться сам. Ведь в Грузии недавно мы почти все начали буквально с нуля.
Большой концертный зал филармонии ломится от публики. Люди толпятся в проходах. Медленно гаснет огромная хрустальная люстра. Ради нее, наверное, пришлось отключить несколько близлежащих кварталов… А затем темная сцена вдруг оживает в знакомом до боли ритме. И происходит чудо! Нет-нет, безо всяких преувеличений! Чудо, описать которое мне все равно не хватит слов.
После концерта – точнее, подлинной феерии танца – повсюду взволнованные лица. Мои гости не скрывают восхищения. Чуточку растеряны. Видимо, не ожидали. У журналистской профессии своя специфика – взгляд нацелен в настоящее, а не вглубь веков…
— Джордж, — так они меня зовут, вместо Гоги, — спасибо тебе! Чудесная, уникальная страна!
Трудно понять, перешли ли они на "ты" — в английском это можно уловить лишь из контекста. Но взгляд стал доверительней, будто это я только что выделывал на сцене фантастические па. И меня вдруг охватывает чувство, на фоне которого бледнеют даже такие понятия, как мастерство, совершенство, высший профессионализм. Сердце наполняет уверенность: все у нас в Грузии будет замечательно!
Много раз доводилось читать о том, как сухишвилевцам 14 раз поднимали занавес на сцене знаменитого театра Ла Скала. Тем не менее, для меня лично высшим символом их успеха останется тот концерт в Тбилисской филармонии. На фоне всего пережитого он посредством древнейшего искусства танца громко заявил, что дух народа жив и неубиваем…
Не сомневаюсь, именно этот дух питал творческой энергией человека, которому все мы обязаны возрождением грузинского и кавказского народного танца. Возведением его на уровень высокого профессионального искусства.
Илико Сухишвили. Блестящий танцор и хореограф. Этнограф. Говоря современным языком, прекрасный продюсер и менеджер. Имя которого вместе с именем его супруги Нино Рамишвили фигурирует сегодня в названии Грузинского национального балета.
Уверен, словом "балет" звездная чета очень бы гордилась. Потому что поменялось не только название ансамбля. Благодаря подвижничеству таких выдающихся творцов, как Игорь Моисеев, Илико Сухишвили и Нино Рамишвили, национальный танец как феномен наконец признан в мире наравне с классическим балетом.
Я смотрел телепередачу с участием внучки основателей коллектива и нынешнего ее руководителя – Нино Сухишвили. Обратил внимание, как вдумчиво подходила она к ответу на каждый вопрос ведущего. Но когда тот спросил, кого можно назвать лучшим танцором за всю историю ансамбля, ответила не задумываясь: моего деда Илико Сухишвили.
Об Илико Сухишвили-танцоре ходили легенды. Возможно, они-то и затмили своим ослепительным сиянием другие его выдающиеся достоинства. При всей широчайшей славе и популярности, почетных званиях и орденах, подлинные масштабы личности Илико Сухишвили при жизни, как мне кажется, были оценены недостаточно полно. Мы начинаем это понимать лишь теперь, по прошествии многих десятилетий.
Будучи человеком скромным по натуре, он их никогда не подчеркивал и не выпячивал. В народе – что весьма примечательно – сложился образ эдакого простоватого парня. Отличного танцора. Дескать, природа наделила его даром в виде искусных ног. Ну и смекалкой: на обещание Сталина исполнить любое пожелание, он скромно попросил вождя подписать ему свой портрет. В результате вместе с портретом получил и дачу, и машину, и все, что в те времена полагалось…
Почему-то об этом очень охотно пишут и говорят. Порой пересказывают истории, граничащие с анекдотами. Между тем, Илико Сухишвили был не просто талантливым исполнителем. И дар его крылся не только в ногах. Он был высоко креативной личностью, способной генерировать оригинальные творческие идеи и созидать новое.
Еще работая в Тбилисском театре оперы и балета, Сухишвили был занят в спектаклях не только как ведущий танцор, но и как постановщик национальных танцев. Аналогично сложилось и в Большом – в Москве. Танцевал в операх "Демон" и "Руслан и Людмила", в балете "Конек-Горбунок". Но при этом работал помощником балетмейстера. Вдобавок учился в ГИТИСе.
Солировал в Краснознаменном ансамбле песни и пляски СССР. И в то же время ставил танцы в двух ведущих киевских театрах, Московском театре им. К. Станиславского и В. Немировича-Данченко, Ленинградском театре музыкальной комедии.
Один этот перечень говорит о многом. Он был широко востребован как балетмейстер и постановщик танцев. И хорошо разбирался в сценическом искусстве в целом.
Только человек, обладающий знаниями, безупречным художественным вкусом вкупе с огромным талантом мог из разрозненных элементов народного фольклора создать насыщенные внутренней динамикой цельные танцевальные номера-представления. "Лекури", "Картули", "Хаджелури", "Кинтоури", "Парца"…
Отдельно несколько слов о "Хоруми". Это своего рода хореографическая публицистика. Редкая по силе воздействия. Поражает необыкновенно мужественный рисунок танца и ярко выраженное мужское начало. Которое, между прочим, было присуще и самому Илико Сухишвили. Обожая свою супругу, он, как рассказывают, любил по утрам подавать ей кофе в постель. Всегда был ее верным рыцарем. А рыцарство издревле почитается высшим проявлением мужского достоинства.
Но главное, Илико Сухишвили сумел заложить в грузинский танец огромнейший потенциал, позволивший нации громко заявить о себе и в тяжелые моменты помогающий ей сохранить веру в себя.
