Говорят, войны повторяются, когда их забывают.
Мысль – скорее, философская, нежели житейская. Вряд ли она о любой войне. Как ни ужасно, человеческая жизнь далеко не всеми измеряется по высшей шкале ценностей. И далеко не для всех массовая гибель людей оборачивается горьким пугающим опытом.
Однако трагедии, лишившие живого дыхания десятки миллионов душ, искалечившие сотни миллионов судеб, посеявшие огонь и варварство на целых континентах, несомненно становятся предостережением. Предостережением и для побежденных, и для победителей – для всего человечества.
Больше семи десятилетий мы убеждаемся в этом на примере последней, самой жестокой и беспощадной войны – Второй мировой. Наиболее кровопролитную эпопею которой не русский, не узбек, не белорус и не таджик, а грузин окрестил Отечественной…
Участников практически не осталось в живых. Не только из-за ран и тяжелейших испытаний. Просто возраст. Рубеж, за который не дано перешагнуть никому из смертных. За ним – лишь память. Ибо у возраста памяти иные мерки. Общечеловеческие и семейные. Возможно, потому в Грузии нет дома, где 9 Мая встречали бы без слез…
— Представь, до сих пор, словно вживую, вижу картинку: по двору идут двое мужчин в военной форме. В руках чемоданы с металлическими углами, были раньше такие. Успеваю догадаться – сейчас произойдет что-то необычное. И тут женщины, всплеснув руками, кидаются им навстречу, — рассказывает мой двоюродный брат Дмитрий.
— Один из мужчин, улыбаясь, подхватывает меня на руки, — продолжает Мито. – Я вглядываюсь в лицо, но сразу понимаю – это не мой папа. И правда, это вернулись с фронта два его младших брата. Тот, что меня поднял, был твой отец…
— А своего ты совсем не помнишь?
— Нет. Откуда?!. Он работал в Каспи директором МТС, отвечал за всю районную сельхозтехнику. Имел броню, освобождавшую от призыва. Но люди тогда жили по законам совести. В первые же дни войны отец вместе с мужем старшей сестры – тот возглавлял отделение госбанка – отправились в военкомат и записались на фронт добровольцами. К моменту, когда я начал себя осознавать, оба уже погибли…
— Тяжело пришлось?
— Честно говоря, я, как и мои ровесники, не представлял, что может существовать иная жизнь. Когда теперь вдумываюсь, удивляюсь, как моя мать, такая юная, хрупкая, сумела все это перенести?! На руках у нее остались я и моя старшая сестра от первого отцовского брака. Не все, кстати, обстояло так благородно, как некоторые твои коллеги подавали в публикациях. Уйдя на фронт, отец, естественно, освободил должность, и нас из служебной квартиры выселили те, кто на фронт не пошли. Втиснули в крохотную комнатушку. Мама вдобавок не могла одна всех прокормить. И меня забрали в Гори – бабушка и две отцовские сестры.
— Прекрасно помню! Удивительное время, которое не каждому объяснишь. С одной стороны, нехватка элементарных вещей. Я не говорю об игрушках – их вообще не было. С другой – отсутствие ощущения, что кто-то нуждается и голодает. Возможно, потому что все находились в равных условиях. Как могли, друг другу помогали. Возникла особого рода солидарность. Мы носили сношенную-переношенную обувь, наловчились подвязывать ее веревками. Вырастая, передавали соседям. Думаю, хорошо одетый ребенок смотрелся бы на общем фоне так же дико, как сегодня оборванец. Впрочем, не знаю – не сталкивался.
— А самое яркое впечатление военных лет как ребенка?
— Не поверишь! Голос Левитана. Ты, наверное, застал круглые черные репродукторы, которые висели повсюду – дома, в магазинах, в парикмахерских? Когда из них раздавалось торжественно-грозное: "От советского Информбюро…" – все кругом замирали. Дети моего поколения русским, в принципе, владели, но нам, конечно, трудно было оценить масштабы и смысл происходящего. Запомнилось другое – как к концу войны после сводок, которые зачитывал Левитан, у всех разглаживались лица.
— Но голос!.. У меня и потом все в душе переворачивалось. Не надо было гадать – произошло нечто крайне важное, значительное… Он держал всех в напряжении одними интонациями. Обходясь без интригующего словоблудия некоторых современных телеведущих. Если честно, первой мыслью всегда было – только бы не война!
— В последнее время случается, высказывают мнение, что нам, гражданам Грузии, нечего было делать на этой войне. То есть, нашим отцам – твоему и моему, нашим близким и родственникам. Всем, кто вернулся или погиб…
— Я рос независимо. Старался, как мог, избегать ортодоксальности. Это когда все в едином порыве… Одним словом, мне никогда не был свойственен фанатизм – ни религиозный, ни политический. Так что, допускаю – каждый может иметь собственное мнение. Что, однако, не дает права попирать и оскорблять память целого поколения, честно исполнившего свой гражданский долг. Кто манипулирует священными понятиями, может оказаться неспособен защитить и собственные. Их ведь тоже легко пересмотреть, чтобы остаться в стороне. Образно говоря, вселиться в квартиры тех, кто честно ушел на фронт…
Сегодня хочется верить: это была плата за то, чтобы подобное не повторилось!
