Сегодня день падения Сухуми.
Не хочу называть его памятной датой – именно день. Трагический. Роковой. Цинично и безжалостно поправший многие нравственные принципы, на которых воспитывалось мое поколение. И которых, не буду лукавить, я лично старался придерживаться. Поскольку никогда не находил ничего предосудительного в дружбе между людьми и народами…
Для меня, как и для многих, Абхазия не только арена политического противостояния. Не только территория раздора. Это, прежде всего, два народа – грузины и абхазы. Среди которых дорогие мне люди. Близкие друзья. И грузины, и абхазы.
А потому боль двойная.
Все обрушилось разом. В ужасный миг, когда прогремел первый шальной выстрел и противостояние переросло в кровопролитие.
Но о территории и о политике пусть сегодня говорят и судят другие. Мне же больно за людей. За друзей и коллег, которые там жили или живут. По которым я скучаю теплыми вечерами. И некоторых больше не увижу никогда…
Первый раз в Сухуми я попал во время летних студенческих каникул. Однокурсник-друг пригласил в гости. Грузинская семья. Ласковая, хлебосольная. Гостем я себя не чувствовал и как-то естественно превратился в ее члена. Мы большой компанией бегали купаться на лазурное море. Гуляли по набережной. Пили черный кофе. Знакомились с приезжими девушками.
Кто-то был грузин, кто-то абхаз, кто-то армянин или русский – я не знаю. Все мы были молоды, внешне не особенно отличались и обращались друг к другу по именам. Фамилий никто не спрашивал. Было лишь очевидно то, что они сухумчане, а я нет.
Лето мне запомнилось. Навсегда. Я и вообразить не смел, что кто-то когда-нибудь осмелится поднять руку на эти райские кущи. Что среди пальм и солнца будут кощунственно рваться снаряды и свистеть пули. Мне казалось, даже при извечных эмоциональных спорах мир тут воцарился навсегда.
Прошло много лет, и, увы, в очередной раз мне пришлось лететь в Сухуми уже как фронтовому журналисту. В "горячую точку". С танками, пушками и минометами, совершенно неуместными у теплого моря, среди примятой гусеницами уникальной субтропической растительности.
Чисто по-человечески не выходил из головы вопрос: как, почему? Но по-человечески понять не получалось. Город раскололся. Друг-абхаз, с которым мы какое-то время сидели в Тбилиси в одном кабинете, находился по эту сторону. Другой, живший в соседнем подъезде и часто приходивший к нам на чай, был на той.
А тут еще тбилисскому приятелю, грузину, женатому на сухумской абхазке, пришла на ум мысль отправить на лето к теще малолетнюю дочь. Идея, вроде бы, здравая. Но контекст радикально поменялся.
Связи никакой. Семья в прострации. Тем не менее, как раз чисто по-человечески в данном случае все вполне сложилось. Знакомые грузины и абхазы подняли всех на ноги. Бережно и дружно переправили девочку из одной части города в другую. Привезли прямо в аэропорт к спецрейсу на Тбилиси.
Малышка смотрела на меня расширенными, не по возрасту умными глазами и ничего не понимала. Я тоже…
Некоторые так до конца беду и не осознали. А когда город пал, бросив дома и имущество, стали уходить через кавказские перевалы. Пешком, по снегу.
Одна наша знакомая добиралась беременная, с ребенком на руках. И с несколькими ценными книгами по специальности. Такие испытала муки и лишения! По сей день должна была бы душить обида. Но она решила – обида не конструктивна. Стала доктором наук, членом педагогической академии, прекрасным ученым. Даже родной Сухумский университет не покинула. Это он покинул Сухуми вместе с ней и, перебравшись в Тбилиси, имени своему не изменил.
А рядом со мной живет этническая абхазка. У нее весьма успешный бизнес. В доме чуть поодаль – другая. Между прочим, депутат грузинского парламента. Я хорошо знал ее отца. Одного из руководителей Абхазии. Уважаемого человека. Для них для всех Тбилиси стал родным.
В Сухуми тоже не все однозначно. Американский коллега, побывавший там, рассказал про абхазскую семью. Каждую неделю женщины вывешивают проветривать постельное белье из соседнего дома. В нем жили… местные грузины, успевшие покинуть город. Вот и попробуй сложи все это вместе чисто по-человечески!
Потому, с одной стороны, мне больно за моего грузинского коллегу Сашу Берулава. Талантливого журналиста, занимавшего в этом конфликте активную позицию. Оставшись в Сухуми до конца, он пропал без вести. Больно за Жиули Шартава, возглавлявшего правительство Абхазии с грузинской стороны. Не припомню из его уст ни одного оскорбительного слова в адрес абхазов. Когда Сухуми пал, он счел ниже достоинства бежать. Вышел с высоко поднятой головой. И был расстрелян…
С другой стороны, мне больно, что связи обрублены по живому. Я даже не смог выразить соболезнование семье скончавшегося Давида Пилия. Близкого мне человека. Одного из перспективных руководителей-абхазов, после обострения конфликта предпочетшего уйти в тень. Не смог я должным образом выказать внимание и сочувствие Александру Анквабу в связи с совершенными на него покушениями. А ведь в Тбилиси мы с будущим президентом Абхазии жили в соседних домах и очень тепло и тесно общались.
К таким людям, которые высоко ценят мужскую дружбу и предельно честны в личных отношениях, ни у меня, ни у тех, кто хорошо их знал, по-человечески никаких претензий нет. Не сомневаюсь, и они меня правильно поймут, а если прочтут это эссе, наверняка вспомнят прошлые времена.
Тем более, о территории и политике я сегодня говорить не хочу. Ведь главная наша ценность – люди. Без которых не может быть ни территории, ни политики.
Ни жизни вообще!..
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
