Дом в три этажа и в три парадные. Старый, красивый. Я приметила его пару месяцев назад, когда мимо проходила с подругой. Сделала узелок на память и запрятала в дальний файл своего сознания. А на днях напоролась в сети на архивную фотографию. Нет, не этого дома, каким бы забавным это ни показалось, а другого. Но я это уже на месте поняла.
Вначале я отправилась по снимку искать дом. Пришла строго по адресу, указанному на фотографии. Черта с два! Адрес есть, дома нет. Протираю глаза, снова пялюсь в фотографию, а там четко указана улица Ингороква, собственный дом Эфимии Зубалашвили. Наваждение какое-то. То есть на том самом месте фасад развалившегося дома. Он давно уже не жилой. Тяну из памяти тот самый файл, иду по внутреннему навигатору и вскоре оказываюсь перед искомым домом, на улице Зубалашвили. Снова заглядываю в телефон и понимаю, дома эти по сути похожи только портиками перед парадными. Но у того, что на Ингороква, портика, который есть на фотографии, уже давно нет в помине. А в этом доме не один, а целых три портика. В остальном у них куча различий. На доме много мемориальных табличек. На одной из них указано, что в этом доме жил известный художник и карикатурист Оскар Шмерлинг.
Человек с карандашом и плетью
Оскар Иванович Шмерлинг родился в 1863 году в семье немецких колонистов. Родился, как сам писал, с карандашом в одной руке и плетью в другой. Под плетью подразумевалась его работа в юмористическом журнале "Чертова плеть". Эти атрибуты с самого же начала художественной деятельности стали его спутниками на всю жизнь. Подмечать и бичевать - через сатиру, юмор. Этим и занимался грузинский художник немецкого происхождения, как он сам о себе говорил. Шмерлинг работал также над иллюстрациями к книгам, читал лекции в художественном училище, но карикатура была все же самым любимым видом творчества.
По достижении нужного возраста мальчик поступил в Тифлисское реальное училище. Большим усердием в учебе он не отличался.
"Учился я плохо, - пишет в собственной биографии Шмерлинг. - Когда в одной руке у тебя карандаш, а в другой плеть, возможно ли, чтоб тебя увлекла математика?"
Талантливый мальчик понимал, что для того, чтобы добиться хоть какого-то успеха, нужно учиться. Поэтому после долгих уговоров родителей отпустить его учиться, Оскар отправился в Петербург. Он поступил на отделение гравюры в художественную академию в Петербурге. Учился с большим удовольствием. Очень скоро он добился и первого успеха – получил серебряную медаль за этюд. Оскар быстро влился в творческую среду, стал сотрудничать с различными изданиями. Именно тут проявилась впервые его склонность к карикатуре.
На этом художник не остановился и отправился для продолжения обучения в Мюнхенскую художественную академию. Однако, обойдя юмористические журналы и газеты, пришел к выводу, что в отличие от Петербурга, художников-карикатуристов в Мюнхене и своих хоть отбавляй. Так и не найдя собственную нишу на родине предков, Шмерлинг спустя некоторое время вернулся в Грузию и занялся педагогической деятельностью.
В 1902 году Шмерлинг основывает школу живописи и скульптуры при Кавказском Обществе поощрения изящных искусств. Он был ее первым и бессменным руководителем и одним из педагогов. На базе этой школы в 1922-м была открыта уже художественная академия. Учениками Шмерлинга были такие известные грузинские художники, как Ладо Гудиашвили, Шалва Дзнеладзе, Кетеван Магалашвили, Александр Цимакуридзе, Михаил Чиаурели и другие.
Оскар Шмерлинг считается прародителем грузинской карикатуры. Он сотрудничал с популярным журналом "Молла Насреддин", который выходил на азербайджанском языке в Тифлисе в 1906—1914 годах. Писал иллюстрации к детским рассказам и сказкам. Самые известные из них - рисунки к азбуке Якова Гогебашвили, рассказам "Самоотверженные грузины", "Что сделала колыбельная" и другим рассказам и грузинским сказкам. Но больше всего Шмерлинг, конечно, запомнился своими карикатурными рисунками.
У Оскара Ивановича не просто забавные карикатуры, они у него очень точно передают быт и колорит Тифлиса. Талантливый художник умел мастерски передать в своих рисунках характер времени, занятий и человеческих взаимоотношений. Благодаря его рисованным картинкам, у нас есть очень яркое представление о жизни и быте предков.
Карикатуры Шмерлинга содержат больше доброй иронии и тепла, чем гротеска и сатиры. Ну и еще в них много грусти, отсюда и название серии открыток – "Уходящий Тифлис". Серия состоит из 35 пронумерованных открыток. На них незабываемые портреты и многожанровые сцены из жизни тифлисцев. Выразительные рисунки Шмерлинга - это не просто серия открыток, это скорее летопись городской жизни, зафиксированная талантливым художником. Оскар Шмерлинг ушел из жизни в 1938 году.
Волшебство тбилисских сумерек
Парадная как парадная. Никаких изысков особенных. Все скромно и функционально. Из парадного интерьера можно выделить разве то лестницу. У нее ограждения по бокам, что крылья птицы, которая готовится к взлету. Пролет лестничный одолеваю в два прыжка.
На лестничной площадке длинная деревянная дверь. Никто ее не менял с момента сдачи дома в эксплуатацию. Дата строительства дома указана на фасаде: с 1900 по 1901-й. В прошлом он был Доходным домом. Жму на звонок, жду.
- Ой, вы знаете, я по этому дому не знаю ничего интересного, - отвечает мне женщина. – А вот сын наверняка вам ответит на интересующие вопросы. К тому же он ваш коллега - журналист. И она уходит вглубь квартиры. На секунду оборачивается ко мне с улыбкой:
- Вы проходите, что ж вы стоите на пороге.
Прохожу. В темную прихожую из комнаты выходит молодой парень. Протягивает для приветствия руку. Большие и внимательные глаза за линзами очков улыбаются. Мы на пару минут задерживаемся в небольшой комнате, а потом молодой человек приглашает меня на балкон. Вот тут, на балконе этого старинного дома, что-то такое со мной происходит. Балкон обыкновенный, каких в старых тбилисских домах сотни. Кованные, изогнутые в капризной форме ограждения, цветы в больших и маленьких горшках и низкие табуретки, на которые мы совершаем посадку. Я будто напрочь избавляюсь от своей взрослости. Мы пьем ароматный турецкий кофе, болтаем о пустяках и высматриваем людей, семенящих по узкой улочке, под балконом. И кажется, что все это уже было когда-то, в другой жизни. И старый балкон, и узкая улочка, и теплые сумерки осеннего вечера.
- Человек находится в вечном поиске. Пробует, останавливается или идет дальше, - затягивается сигаретой Гурам. - Я какое-то время работал журналистом в одном из агентств. Оно, если не ошибаюсь, уже закрылось. На радио поработал. А потом понял, что журналистика меня заключает в рамки. Мне не хватало в ней свободы. И я начал пробовать свои силы в других сферах. Ушел в рекламный бизнес. Потом решил окончить трехмесячные курсы гидов, которые проводит ассоциация гидов. По окончании понял, что мне мало знаний, и поступил в университет. Хотя, сказать по правде, я уже вожу экскурсии. Мне очень важно общение с людьми. В основном, вожу русскоязычных туристов: из Беларуси, Украины, России, Израиля. А после Гавриловой ночи понял, что нужно поднимать мой английский. Туристов из России стало значительно меньше. Со временем хочется расширить географию, выезжать с туристами за пределы столицы. Это так, на будущее. Может, займусь приключенческим туризмом, это направление тоже набирает обороты. Хочется общаться с туристами, которые желают узнать о стране гораздо больше и не ограничиваются гастрономическими изысками.
Говорим мы с Гурамом о подводных рифах этой специальности, о современной журналистике и доме, в котором он родился.
- В этом доме живет третье поколение нашей семьи. Дедушка – отец моей мамы - родился в этом доме, на первом этаже. Там у нас тоже были комнаты. Но, знаете же, как во времена советизации бывало: пришел, увидел, отобрал. В итоге, семью уплотнили до пары комнат. Я бы с удовольствием ушел жить отдельно, - продолжает Гурам, - но, купить квартиру в центре города точно не светит, слишком дорого, не потяну.
Дом находится в самом центре города. Это верно. На другой стороне парк и здание парламента Грузии. По улице дефилируют все больше подтянутые, белые воротнички. И туристы, застывающие перед старыми домами. В Тбилиси легко сойти за туриста. Закинул за плечи рюкзак, повесил на себя фотоаппарат - и местные уже пытаются общаться с тобой на английском или русском языках.
- И зачем им наши развалины? – слышу я голос из компании мужчин. – Уже какого по счету туриста вижу, подойдут и начинают щелкать дом с разных сторон, - обращается мужчина к двум остальным. – Я ее сейчас спрошу, - понижает он голос.
- Да оставь, ну фотографирует, пусть. Видимо, у них там все в ажуре, дома все отремонтированные.
Улыбаясь про себя, продолжаю двигать затвором. Мужчины между тем шикают на самого активного.
- Мы вам не загораживаем панораму? – решается он все же спросить на грузинском.
- Спасибо, все нормально. Вы не мешаете.
- А мы все же подвинемся, - продолжает он. И компания отодвигается с улыбками на лицах чуть в сторону от дома.
Минут через десять начинает накрапывать дождь, мелко так, с иголочку. И компания понемногу рассеивается. Где-то в доме хлопает от внезапно налетевшего ветра окно. Звук этот чем-то смахивает на эхо из прошлого…
