Это чисто тбилисская история. Вы можете возразить, что она могла произойти в любом другом уголке мира. Но я вам на это отвечу – нет, не могла! Есть где-нибудь в мире район под названием Сололаки? То-то и оно! И потом, придя по незнакомому адресу, можно, конечно, встретить родственников ближайшей подруги, но нельзя же еще и случайно попасть в такую колоритную семью, где помнят кучу сололакских историй. Слишком много случайностей для одного похода в исторический дом.
Вообще, я давно стою на том, что случайностей нет. Есть хорошо продуманные закономерности. Постичь их суть, все равно что расшифровать тайное послание, которым тебя снабжают из "небесной канцелярии".
Итак, дело было вечером. Как-то так звезды легли, что до искомого дома я добралась под конец дня. Волшебное время, с эстетической точки зрения. Солнечный свет преломляется в витраже цветных стекол. И тени на предметы ложатся особенно красиво. Вот за этими тенями я и полезла в парадную дома на улице Чонкадзе 8.
Мраморные ступени, аккуратные, ровные стены. В прошлом расписные, надо полагать, а потом замалеванные "заботливыми" малярами. Поднявшись несколько ступеней, упираюсь снова в дверь, задерживаюсь перед ней. Хочется рассмотреть изящные решетки на окнах. Через стекло замечаю старинную печь и деревянные лестницы.
В это время в дверях внизу появляется высокий симпатичный мужчина. Мы меряем друг друга взглядами. После того, как я объясняю ему, с чем пожаловала, он спрашивает:
- Вы, наверное, знаете, что дом строил для себя известный тифлисский архитектор Александр Шимкевич.
- Знаю, - довольно я ему отвечаю.
- И что построил он его в конце XIX века.
- В 1888-м, если конкретнее.
- А на стенах были очень красивые росписи. Были… А, что же вы в темноте орудуете фотоаппаратом? – говорит он и взбегает по лестницам. Протягивает руку куда-то сбоку и включает свет. Потом извиняется, что не может дольше со мной говорить, поскольку сегодня только приехал из Москвы, спешит. Снова спускается и скрывается в дверях под лестницей на первом этаже.
Я еще некоторое время покружилась в этой парадной. А когда закончила со съемкой, услышала голоса на улице. Сбежала вниз, а там, перед входом в дом, лестничный знакомый и еще несколько человек. Разговорились, и я почему-то вспомнила, что мы с моей подругой-одноклассницей много лет назад бывали у ее тети, что жила напротив. Слово за слово, выяснилось, что я разговариваю с ближайшими родственниками этой моей подруги. В тот же вечер я написала ей об этой встрече и скинула фотографию, которую мы сделали у подъезда парадной. Она уже много лет живет в Тюмени.
Заслуженный дворник
Через недели две я пришла к этим людям в гости. Прошла по коридору, что находится ниже уровня земли, открыла низкую дверь и оказалась в уютной и чистой гостиной. Говорят, в этом подвальном помещении у Шимкевичей размещалась прачечная. Жили они на втором этаже, а на третьем у архитектора была мастерская.
В середине комнаты небольшой стол, у стены диван-тахта, по другую сторону буфет. На верхней полке фотография пожилого человека с на редкость колоритным лицом. Такие лица встречаешь на тематических картинках, рассказывающих о жизни и быте старого Тбилиси. Вглядываюсь в него. Добрые и веселые глаза с нависающими над ними кустистыми бровями, густые и непослушные усы.
Омар был заслуженным дворником города Тбилиси. Работал с девяти лет, не чуждался тяжелого труда. Бывало, выйдет летом из дома, начнет поливать из лейки улицу. На вопрос сына, зачем он столько возится с уборкой, отвечал: "Сынок, у людей окна открыты, если я начну мести по сухому, вся пыль войдет в дом".
Хоронили Омара с такими почестями, что люди, завидев траурную процессию, спрашивали, как зовут этого важного человека, которого хоронит весь район.
В доме живут его супруга Нина и сын Исмаил с семьей. Нина садится за стол. Исо (Исмаил) идет на кухню варить кофе.
Нина рассказывает, как некоторое время назад ей сделали серьезную операцию на сердце. И ей пришлось на время перебраться к дочери, в другой район города.
- А там соседи закроют двери квартиры, и все, каждый живет сам по себе. Я прямо еле вытерпела в этих условиях, прямо воздуха не хватало. Все думала, побыстрей бы в мой дом вернуться. Я своих соседей больше всего люблю. Много новых людей селится в нашем районе, но есть и старые, мы все между собой дружим. Дня не проходит, чтобы кто-то из соседей не забежал, парой слов не перекинулся, не спросил, тетя Нина, как ты.
Будто в подтверждение ее слов, в окне раздается мужской голос. Это со двора сосед Дэви гостинцы - фрукты из Самегрело - принес.
Юбилейный торт, и как хоронили Артуша
- Тут напротив жила семья, - принимает эстафету рассказчика Исо. - Мы с девочкой из этой семьи в детстве много играли. А у нее бабушка была, такая крикливая и строптивая. Вечно бывала чем-то недовольна, кричала, ворчала. Я, будучи ребенком, как-то сказал ей в сердцах, твоя бабушка такая крепкая, что доживет до ста лет. И еще пообещал, что, если она не помрет до того времени, я ей торт принесу со свечами.
После этого лет тридцать прошло. Эта история с тортом разошлась по убану (району). И вот наступил Новый, 2000-й год. У бабушки этой день рождения 3 января. Соседи подшучивают, говорят, ну что, торт не готовишь, бабке-то 100 лет исполняется. А я им отвечаю, еще не вечер, вот исполнится, тогда посмотрим. И она дожила до стольника! Папа мой пошел и купил ящик шампанского. Я заказал огромный торт. Воткнул в него сто свечей. Пока зажигал последние свечи, гасли первые. Наконец, зашли с этим тортом к имениннице. Там нас уже ждали соседи. Хорошо погудели в тот день. Бурно отметили ее день рождения.
Просыпаюсь на второй день, выхожу из дома и встречаю на улице плачущую соседку Инну. Я ей говорю: "Инна, ты чего, перепила что ли вчера?" Она мне: "Бабушка Гоар вчера умерла".
Представляете? Как будто торта дожидалась, бедная. Через пару дней мы опять за столом собрались. Теперь уже на ее поминки. И тамада встает и говорит: "Есть один человек, который 30 лет назад сказал, что на столетие подарит ей торт, и сдержал обещание". Тут уже начали за мое здравие пить. После тоста собравшиеся, по-моему, забыли о причине сбора, и пошло уже веселье. Зять сказал, до ста лет она прожила, не горевать надо, а веселиться. Позвал кого-то, кто владел игрой на фортепьяно, и начали петь городские песни. Бабушке Гоар это бы понравилось.
После некоторой паузы Исо вспоминает про сололакского Артуша.
- Жил в Сололаки такой юродивый, местным колоритом считался, как плехановский Кика или Марина. Мы, будучи детьми, его часто сердили и обижали. Но не со зла, это я точно знаю. Он это понимал и любил нас, детей. И если его кто-то обижал из чужих, он приходил к нам, жаловался. Мы его защищали от нападок, кормили, деньги давали. Жена его прибиралась в магазине здешнем. Он каждое утро выходил в чистой сорочке, отглаженных брюках.
- Целый час стиральным мылом мылся под краном, - вставляет Нина.
Ему было чуть-чуть за 70. И он бы еще пожил. Его машина сбила. Мы его забрали из больницы, привезли домой. Сами его и похоронили. Собрали деньги, гамгеоба помогло - организовало машину, купило гроб, место на кладбище.
Расправа с диваном и плед из императорских покоев
Сидим, пьем кофе, заедаем его мегрельскими фруктами. Рассуждаем о ценности старых вещей.
- У меня есть знакомая, увлекается стариной. В 90-е она на Сухом мосту купила плед ручной работы. Вещь оказалась из императорских домов. Купила она его тогда за семь лари. Говорит, чтобы бы ни случилось, она его передаст потомкам как ценную реликвию. У нас в доме была оттоманка. Она была из кабинета Сергея Мироновича Кирова. Он приезжал в Грузию, останавливался в здании на улице Джапаридзе. Мой отец в этом здании был чернорабочим. И стояла эта оттоманка в кабинете очень долго. А потом там делали ремонт, меняли интерьер, мебель. И отцу поручили ликвидировать этот диван. А он, недолго думая, принес его домой. Очень красивая вещь была, с ручной работой по дереву. Но в доме было мало свободного пространства, вещи нужно было куда-то складывать. Раньше продавались такие сундуки, мы их тахтой называем. Полость у нее пустая, для укладывания туда вещей. И вот они для того, чтобы как-то этот вопрос решить, поменяли эту ценную вещь на тахту, - рассказывает Исо.
- Не-е-ет, не так было дело, - возражает ему Нина.
- Как не так, вам вещи некуда было класть, и вы избавились от этого антиквариата, - улыбается Исо.
- У этой оттоманки были круглые подлокотники – мутаки. И Мераб (другой сын) катался на них постоянно. Раз он сорвался и упал лицом прямо на эти лестницы, - показывает Нина в сторону лестниц в комнату. – А у нас там лежала подкова. И ребенок рассек лицо, притом очень сильно. Я, злая и взвинченная, схватила топор и расчленила этот диван. Самое интересное, что я его по частям выносила из дома. И пока возвращалась за следующей частью, чтоб вынести на улицу, старых, тех, что оставляла, уже не было. Кому раньше были интересны все эти старые вещи. А теперь люди ищут их днем с огнем.
Несколько часов за нашим беспечным разговором пролетели как один миг. За окном зажглись фонари, и воздух сделался холоднее. Узкими, корявыми улочками я прокладывала свой обратный путь домой и думала о том, как, должно быть, много городских историй хранит каждый сололакский двор…
