Благодаря этой талантливой женщине, Грузией и нашей этномузыкой заинтересовалось множество иностранцев. Среди ее учеников – люди различного возраста и профессий. Некоторые из них, из любви к грузинскому фольклору, даже сменили профессию. Другие - не только запели по-грузински, но и стали заниматься серьезными исследованиями древнего певческого фольклора.
Без преувеличения можно сказать, что ее деятельность сродни государственной, поскольку, благодаря таким народным посланникам, Грузия приобретает в мире много друзей и болельщиков…
- Вы выросли в традиционной музыкальной семье, и неудивительно, что стали музыкантом…
- Да, семья музыкальная. Мой прадед Григол Мжаванадзе был мастером гурийской песни. Его жену, мою прабабушку Мариам Чкония, у которой был великолепный, чуткий слух и замечательный голос, прозвали "соловьем". Хорошо помню, что она была многосторонне талантливым человеком: пела, танцевала, играла на различных инструментах.
В годы учебы, когда завуч Первого музыкального училища узнал, что я племянница Ребули Мжаванадзе (они оказались однокурсниками), он сказал мне, что у того был "неслыханный, анекдотичный" слух. Считаю, что в моем формировании как музыканта он сыграл огромную роль. Я редко встречала такого чуткого музыканта, не говоря уже о его особом слухе.
- Несмотря на любовь к пению, вы окончили консерваторию по специальности музыкология. Не жалеете о выборе?
- Да, несмотря на то, что пение – часть моей сути и жизни, оно не стало моей профессией. Я пела и пою для друзей и очень редко – на сцене. То, что не выбрала карьеру певицы, обусловлено моим максималистским характером. Я – перфекционист и все время боялась, что не смогу удовлетворить собственному стандарту. Правда, порой, когда спрашивают, почему я не стою на сцене, меня охватывает грусть, и я начинаю думать, что, возможно, ошиблась…
- Где и как вы встретились с влюбленной в грузинскую музыку шотландкой, и что с тех пор изменилось?
- Эту замечательную и, выражаясь ее же словами, "сумасшедшую" девочку Мэдж Брейс я встретила в 2007 году в Тбилиси. Грузинскую песню она впервые услыхала на каком-то ворк-шопе и оказалась под таким впечатлением, что захотела сама увидеть страну этой удивительной музыки и научиться пению от грузин. Мэдж по профессии социальный работник. Услышав грузинскую песню, она решила, что у грузин музыкальное наследие с неповторимым терапевтическим эффектом, который может оказать человеку серьезную помощь в преодолении стресса и восстановлении психоэмоционального баланса. Ее по сей день волнует то, что грузинская музыка в первоначальном, естественном контексте, постепенно исчезает. Как только она узнала от наших друзей – Анны и Мадоны Чамгелиани - о селе Лахушди, где все еще сохранилась древнейшая ритуальная практика, решила помочь селу в спасении этих традиций. Так, в 2011 году мы начали проект "Лахушди – поющее село".
- Можно сказать, что вы первыми стали популяризировать это село?
- Инициатива пошла от семьи Чамгелиани, Мэдж ее подхватила. Факт, что про это маленькое село тогда никто, кроме сванов, не знал. А сегодня, будь то грузин или иностранец, никто из Сванети не уезжает, не заехав в Лахушди…
- Ваша докторская диссертация – тоже о сванском фольклоре…
- Семья Чамгелиани, имеющая богатые традиции, была моей второй семьей. Тут поет несколько поколений, и они прекрасно знают премудрости сванской песни. Мадона по профессии этнолог, она была моей правой рукой. К сожалению, я не говорю на сванском языке, хотя все остальное стало для меня близким. И мне настолько подошло соприкосновение со сванской культурой, будто я была частью Сванети. Что касается фактов, то мое исследование подразумевало понимание сванской музыки в широком контексте…
- Сегодня вы обучаете заинтересованных иностранцев грузинскому пению. Каково эмоциональное воздействие на них грузинской песни?
- Иностранцам, в целом, грузинская песня либо нравится, либо – нет. Я встречала людей, которые из-за особенности грузинской песни получали эмоциональный шок и поэтому от нее дистанциировались. Сегодня один из них – в своей стране большой болельщик и пропагандист грузинской песни. С другой стороны, грузинская песня часто даже оказывает своего рода наркотическое воздействие. В нее настолько влюбляются, что Грузия становится для них второй родиной. Они часто приезжают в Грузию, а в собственных странах устраивают грузинские вечера и встречи, учат грузинский язык, готовят грузинские блюда, изучают тосты и правила грузинского застолья.
- А произведения другого жанра и иностранный фольклор вы исполняете?
- Мои музыкальные интересы очень широки – мне интересны все жанры и музыка всех стилей. Для меня главное – как исполняется, и, если мне понравится, то становлюсь пленницей этой музыки. Это одинаково распространяется и на классическую музыку, и на фольклор, и на тяжелый рок. Если говорить о том, музыку какой страны я бы исполняла (пела), то в данном случае решающее – язык. Мне обязательно нужно понимать язык, на котором пою. Поэтому исполняю на английском (немного и джаза), раньше пела на русском. Англоязычный фольклор мне довольно близок, и я часто напеваю шотландские, английские и ирландские баллады, американский кантри…
- В какой самой странной среде вам доводилось петь?
- В бельгийской тюрьме! Во время моего визита в Бельгию в прошлом году меня попросили встретиться с местными заключенными. Я впервые оказалась в здании тюрьмы и чувствовала себя персонажем какого-то фильма, шагая по строгим тюремным коридорам, когда за мной одна за другой закрывались железные двери. Затем меня снова попросили туда прийти, и обе встречи были незабываемы. Там я и исполнила грузинские колыбельные.
- И как это на них подействовало?
- Запомнился двадцатипятилетний англичанин, приговоренный к пожизненному заключению за тройное убийство и считавшийся в группе одним из самых опасных преступников. На протяжении всей встречи он сидел молча, понурив голову. Под конец вошел социальный работник и спросил заключенных, понравилось ли им. Реакция у них была полностью положительной, даже в отдельных случаях – экстравагантной. Тот англичанин впервые поднял голову и, чуть улыбнувшись, проговорил: "It was stunning, fantastic!". Вспоминая эту сцену, я с удивлением думаю о том, что, оказывается, даже в хладнокровном преступнике музыка может всколыхнуть самые тонкие чувства… В такие моменты еще раз убеждаешься, что музыка – удивительная сила…
