Эскалация на границе между Азербайджаном и Арменией снова заставляет говорить о неразрешенном конфликте между этими двумя странами. Впрочем, само определение "граница" для обозначения нынешней линии, разделяющей соседние государства, не вполне корректно. Речь, скорее, может идти о фронтире - своеобразной зоне неопределенности, оспариваемой территории, барьере, который еще не оформился окончательно, но уже стал ареной противоречий.
Россия, Азербайджан и Армения подписали совместное заявление о развитии Карабаха>>
Напомню, что между Арменией и Азербайджаном, начиная с 1991 года, то есть после распада СССР, не было (и до сих пор нет) дипломатических отношений, и межгосударственная граница не демаркирована и делимитирована. О ее точной конфигурации еще только предстоит договариваться. Но после того как вторая война в Нагорном Карабахе радикально изменила статус-кво, существовавший в течение двадцати шести лет, армяно-азербайджанский фронтир ожидаемо стал главным пространством напряженности. Насколько опасна новая фаза конфликта? В чем ее отличие от предыдущих этапов? Ответы на эти вопросы следовало бы начать с одного тезиса принципиальной важности.
Не Карабахом единым
Прежде всего, необходимо дать более четкое определение одному из самых опасных этнополитических противостояний в Закавказье. Многие годы и профессиональные дипломаты, и политики, и представители экспертного сообщества, и журналисты говорят о нагорно-карабахском конфликте. Однако это определение верно лишь отчасти. Действительно, Карабах долгое время был сердцевиной противостояния между Арменией и Азербайджаном. Вокруг борьбы за эту землю формировались постсоветские политические идентичности армян и азербайджанцев. Но эта линия разлома никогда не была единственной. Стоит напомнить, что конфликты и даже военные действия на протяжении последних тридцати лет возникали далеко не только на карабахской территории. Время от времени вооруженные инциденты имели место и на нахичеванском направлении, и на товушско-тавузском.
Армяно-азербайджанская граница в советский период никогда не была одной линией. На территориях соседа имелись анклавы другой союзной республики. Но если во времена СССР наличие единого народнохозяйственного комплекса было важнее, нежели права того или иного «титульного этноса» на землю, то в декабре 1991 года ситуация кардинально изменилась. И те же анклавы, не будучи частью бывшей НКАО, в ходе первой войны в Карабахе также становились дополнительным фронтами армяно-азербайджанского противоборства. Взять хотя бы историю Арцвашена!
В этом контексте следует особо отметить вооруженное противостояние в июле 2020 года, случившееся примерно в 200 км от Нагорного Карабаха и ставшее во многом спусковым крючком (хотя и не системной причиной) "осенней войны". И если в Ереване события на товушско-тавузском направлении для многих выглядели как реванш за неудачи в апреле 2016 года, то в Баку их сочли как пересечение "красных линий" армянскими военными и политиками. Более того, массовые протестные акции в столице Азербайджана, спровоцированные событиями "горячего июля", подтолкнули руководство этой страны к более жестким и масштабным действиям за рамками привычных для линии соприкосновения артиллерийских и снайперских дуэлей.
В период 1994-2020 гг., то есть за все время после вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня, под армянским контролем находилась не только большая часть бывшей Нагорно-Карабахской автономной области, но и семь прилегающих к ней районов "ядрового Азербайджана". Лачин и Кельбаджар позволяли Еревану и Степанакерту не слишком беспокоиться о положении дел в южных марзах (областях) Армении Сюник и Гегаркуник. Но после оглашения совместного заявления о прекращении боевых действий 10 ноября 2020 года ситуация поменялась. То, что в Армении и в непризнанной НКР называли "поясом безопасности", перестало существовать, и азербайджанские войска вышли на новые рубежи. Фронтир за пределами Карабаха был существенно расширен. И не обсуждение статуса непризнанного образования, а безопасность на вновь возникшей разделительной линии стала главным вопросом в деле урегулирования застарелого межгосударственного противостояния.
Так что факт взятия в плен армянских военных азербайджанскими силами как раз у села Кут Гегаркуникской области Армении, соседствующего с Кельбаджарским районом Азербайджана, не является случайностью.
Карты, право и реальная политика
Как определять границу? Какие карты брать за основу? Какая политическая география может признаваться наиболее адекватной? Все эти вопросы не так просты. И дело здесь не только в максималистских устремлениях Баку и Еревана. Снова и снова мы будем возвращаться к тому, что процесс распада СССР проходил революционным путем, без четких правовых критериев и вне строгих юридических формул. Если строго следовать принципу, что за основу новых межгосударственных отношений стоит брать те границы, что существовали во времена единого государства, то неизбежно встанет вопрос об анклавах. Понятное дело, вернуть их все в прежнее состояние - задача не слишком реалистичная. И вряд ли кто-то возьмется за ее решение. У самих конфликтующих сторон для этого нет ни воли, ни интереса, а внешние игроки не имеют общей платформы для достижения данной цели. При этом сам конфликт в Карабахе в значительной степени был порожден несогласием с упомянутым выше принципом.
Если же уйти от строгой юриспруденции (вряд ли возможной без внешнего и притом единодушного со стороны ведущих мировых игроков принуждения всех конфликтующих сторон к миру), то и с реальной политикой будет все не так просто. Сегодня Азербайджан чувствует уверенность в собственных силах. Эту веру подкрепляет союз с Турцией. Налицо стремление закрепить успех. И речь, скорее, не о новых территориальных приобретениях, а о попытках сместить фокус диалога вокруг мирного урегулирования. Баку крайне важно отодвинуть вопрос о статусе Карабаха (который наряду с освобождением районов "ядрового Азербайджана" прописан в базовых принципах, пока еще никем не отмененных) на второй план, актуализировав проблему демаркации и делимитации.
Действительно, фронтир должен уступить место полноценной границе, после чего можно говорить и об установлении дипломатических отношений, взаимном признании и развитии двусторонних коммуникаций. Но в Армении в условиях масштабного внутриполитического кризиса и особенно - досрочной предвыборной кампании - опасно ставить вопрос о новых уступках соседнему государству. Даже если в реальности речь пойдет о компромиссах, а не одностороннем отступлении. Как минимум до дня выборов эту тему правительство (ставшее фактически временным) постарается не поднимать. Хотя и не все в его воле.
Конфликт: внешние контуры
Новизна нынешнего этапа армяно-азербайджанского конфликта заключается в том, что он перестал быть только постсоветским противостоянием. В прошлом году произошла его стремительная интернационализация. И фактор Турции сегодня - это не только закрытая сухопутная граница. В мае в армяно-азербайджанском фронтире стало неспокойно, многие в Ереване заговорили о роли России. Что скрывать, в этих дискуссиях немало скепсиса. Появились социологические опросы, фиксирующие практическое выравнивание уровней доверия к Москве и Парижу. Но займи сегодня Россия одностороннюю позицию, сразу найдутся те, кто поставит под сомнение и ее миротворческую миссию (и не просто даст критическую оценку, но и потребует ее прекращения), и особую роль в мирном процессе. Значит, балансирование в нынешних условиях - не роскошь и не прихоть, а суровая политическая необходимость. Совершенно не предопределенная, но, как минимум, сохраняемая до "особого случая".
Более того, после ноября 2020 года динамика в Закавказье стала намного сильнее связанной с тем, что происходит в Сирии (Идлиб и не только). И значит "взвешивание рисков" производится на большем количестве весов, чем раньше.
Президенту Эммануэлю Макрону ради решения внутриполитических задач не так уж трудно требовать вывода азербайджанских войск с армянской территории или обещать Еревану военную помощь. Но отправка французских парашютистов на Кавказ сегодня выглядит маловероятной, как и превращение карабахского конфликта для Франции в что-то сопоставимое по своему значению с африканскими или средиземноморскими кейсами. Трудно себе представить то, что официальный Париж возьмет реальную ответственность за урегулирование конфликта. По крайней мере, до сих пор ничего нового, что выходило бы за рамки "базовых принципов", Франция не предлагала.
Между тем, Россия уже (и отнюдь не гипотетически) присутствует в регионе. И как миротворец, и как военный союзник Еревана, и как важный партнер Баку. В отличие от Анкары, она не занимает односторонней позиции. И потому не может следовать турецким алгоритмам только с обратным знаком. Предотвращение угрозы новой войны в Закавказье, таким образом, становится важнейшей целью Москвы. На этом пути одна из задач – армяно-азербайджанское пограничное межевание. Для достижения оптимального результата Россия будет делать все, чтобы избежать дополнительной напряженности в отношениях с кем бы то ни было. Как минимум, не российская сторона станет ее инициатором. Однако, при самом худшем сценарии возможности для жесткого реагирования для Москвы не закрыты.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
