Мзия хоть и считала себя духовно грамотным человеком и знала, что зависть происходит от темных сил, но поделать с собой ничего не могла.
Да и как тут не завидовать, когда у всех твоих подруг разнокалиберные дети, а у тебя, как в домино, пусто-пусто.
Кто-то выскочил замуж в 17-18 лет и уже был по уши в проблемах своих рослых всезнающих акселератов; кто-то родил два-три года назад и теперь наслаждался прелестями памперсов и первого детского лепета "Ма-ма."
А Мзие на этом фоне только и оставалось, что утешать себя: "Все от Бога. У людей еще хуже бывает", и плестись после работы в вымерший дом — слушать надоевшую тишину.
В Тбилиси всегда было много старых дев. Развал Союза, гражданская война и пируэты новорожденной демократии только увеличили их число. Нет постоянной работы, некуда пойти, нет денег.
По той же самой причине многие холостяки, втайне вздыхающие о семейном уюте, не дерзали пускаться в опасные эксперименты. Семью надо содержать. А что делать если в наличии только сезонная работа маляра, сапожника или сантехника на побегушках. Словом, не жизнь, а тоска зеленая.
Несмотря на такую ватерклозетную ситуацию, Мзия время от времени подходила к иконе Божьей Матери "Споручница грешных" (бабки в церкви болтали, что, мол, она чудотворная) и мысленно просила.
— Управь мою жизнь, Матерь Божья!
Ничего особо чудесного не происходило, а скорее наоборот — одна трагикомедия.
Вот, судите сами.
Шла как-то Мзия по Авчальскому шоссе, пыля дорогу длиннющей джинсовой юбкой. Торопилась к духовной сестре на чтение Акафиста "Неупиваемая чаша". Глядь, навстречу вдоль помойки мужик стадо облезлых баранов гонит и трехметровым кнутом щелкает.
Мелькнуло по старой памяти осуждающее.
— У-у, рожа просит кирпича, — и тут же сама себе укор сделала. — Прости, Господи.
Лик у раба Божьего был свекольно-красного цвета, нос слегка кренился в сторону, а во рту торчало три пожелтевших зуба.
Пастух цепким взглядом оглядел Мзиино оставляющее желать лучшего одеяние и рванулся на перехват.
— Э-э, девушка…
Мзия автоматически отметила про себя: "Значит, еще не все потеряно, когда тебе в 35 обращаются именно так, невзирая на пробивающуюся то тут, то там седину."
— Стой, говорю, — не унимался краснорожий. — Меня Шота зовут. У меня недавно жена умерла. Слышь, три сына у меня. Мне нужно, чтоб кто-то мацони делал. Я пасти буду, а ты — дома возиться.
Шота уверенно ухватился за Мзиину руку.
— Заживем! — и в темпе стал излагать свои требования. — Мне и национальность твоя неважна. Лишь бы порядочная была. Нет, ты посмотри, какие у меня бараны!
Мзия вырвала руку из мертвой хватки и ускорила шаг.
— А ты часто здесь?— кричал ей в спину искатель семейных уз.
Мзия с облегчением юркнула в знакомый подъезд, слыша за спиной дружный топот отары.
Через неделю на той же трассе шла Мзия задумчивая. Вдруг слышит, сзади кто-то свистит и кнутом яростно хлопает. Оглянулась на свою голову — полюбопытствовала. Тогдашний пастух ей рукой машет и кричит на всю улицу.
— Эй! Не узнаешь меня?! Я ответ хочу!
Мзия от изумления затормозила.
— Какой ответ?
Пастух тем временем отару поближе подогнал и с легким перегарным запахом объяснил.
— Забыла, что ли? Жена мне нужна! Мацони делать. Без жены совсем зарал (убыток — груз. яз.). Я прошлый раз забыл сказать: у меня две коровы, 30 баранов и бензопила "Дружба". Проблем не будет! Согласна? Э-э, стой! Куда бежишь?!
Мзия прибавила ходу. Вот и молись после этого. Что просишь, и что посылают.
Но все-таки продолжала упрямо канючить у иконы,
— Дай мне верующего мужа!
Следом другой случай вышел. Еще круче прежнего.
Позвала как-то Мзию толстушка Вероника.
— Приходи ко мне окна мыть. Я в запарке.
Мзия тогда опять без работы куковала. Вот и поехала — все же благое дело.
Пока кофе пили — хлоп — звонок в дверь. Очередной Вероникин приятель завернул на огонек.
Сел и давай в упор Мзию рассматривать. На другой день позвонил и назначил свидание на проспекте Руставели под часами. Еще и внушение сделал.
— Смотри, не опаздывай! У меня к тебе важное дело.
Мзия — человек обязательный. Вот и пошла.
Зарзан ее сразу — цап за руку и с места в карьер.
— Короче так. Нам надо обсудить, когда ты за меня замуж выйдешь.
— С какой это радости?— не поняла Мзия.
— Ты в свой паспорт посмотри. Я человек серьезный. Во, — и тычет ей под нос средней мозолистости рукой, — я сантехник. Про тебя мне все известно. Ты меня устраиваешь. И мама моя уже согласна.
Мзия глубоко вздохнула. Сердце — вещун уныло тикало:
— Не то это все, не то.
Зарзан пригладил черные с проседью волосы и важно извлек из кармана рваный целлофан с черно-белыми фотками и начал показывать поштучно, объясняя.
— Это моя мама, это папа Зарзан. Это мы с первой женой у гроба нашего сына… А эта стерва — моя вторая жена. А вот сын мой — Зарзан… А че? Ты же должна знать, в какую семью войдешь.
— У вас других имен в роду нету?— съехидничала Мзия, чтоб разрядить обстановку.
Фотогид юмора не понял и насупился.
— А что тут такого? У меня и внук будет Зарзан. Ты слушай, не перебивай. Так вот. Меня вторая жена два раза на срок послала. Я неделю как из Ортачальской тюрьмы вышел. Срочно хочу жениться, чтоб снова не сесть.
— А за что сел?— полюбопытствовала Мзия.
— Мне скрывать нечего! — Зарзан вскинул карие глаза и выпятил намечающийся животик. — Первый раз за хранение оружия, второй — за наркотики. А так я в жизни чужой копейки не взял!
Мзия решила закруглить исповедь-биографию.
— Я очень польщена оказанной мне честью. Но не сможешь ты, Зарзан-джан, со мной жить.
— Почему это?— насторожился он. — Мне сказали, ты посты держишь. Мол, надо лобио и бадриджаны есть. Я подписываюсь на это дело!
— Кроме лобио это еще и 180 дней воздержания в году. — Мзия сделала ход конем, наблюдая за реакцией.
— Сколько-сколько?— Не сразу вник Зарзан. Потом помолчал, что-то прикидывая в уме, затем вздохнул и встал.
— Да, извини, не знал. Ну, ладно, счастливо, — и бодро зашагал к метро.
Вероника потом, узнав о фиаско, ругала Мзию на чем свет стоит.
— Чего ты выпендриваешься?! У меня за тебя душа болит! Человек, ведь, серьезно хотел, без туфты. А ты все принца на белом коне ждешь! Ну-ну, надежда — Бог фраера. Посмотрим, кого ты высидишь…
Надежда, сказано, не постыжает. Вышло у Мзии точь-в-точь, как в грузинской пословице: "Где судьба твоя, туда тебя ноги сами приведут".
Застряла как-то Мзия у Марины — бывшей одноклассницы. Рыпнулась было звонить куда-то по делу, но тут выяснилось, что телефон за неуплату отключен. Недолго думая, решили обойти соседей.
Марина, угловатая очкастая девица без возраста, уверенно повела ее по этажам, комментируя.
— Здесь тоже телефон отключен… А к этим лучше не заходить — крыжаны — снега зимой не выпросишь. Зура в деревне 40 дней отмечает двоюродной тетки… Во, давай сюда, — и кивнула на плохо прикрытую дверь в трещинах.
— Может, не надо, — отпрянула Мзия, вслушиваясь в разговор, рвущийся наружу.
— Ах ты, скотина недоделанная!… Чтоб я твой гроб завтра вот здесь поставила! — лаял старушечий хриплый голос.
— Помалкивай! Разблатовалась тут! — перекрывал ее молодой уверенный тон.
Но Марина уже толкнула дверь, поясняя через плечо. — Не дергайся, у них это обычное дело. — И, громко поздоровавшись, объявила — Нам позвонить надо.
Бабка в лыжной шапке, сидящая на ободранном диване, на минуту прервалась от полета мысли и ласково осклабилась.
— Проходите, деточки!
Зеленоглазая лохматая девица, в три круга обмотанная пестрым шарфом, извлекла из-под дивана телефон с рубцами изоленты и шмякнула его об стол.
— Вот. Звоните.
Пока Мзия крутила искривленный диск, краем глаза заметила на столе среди тарелок книгу "Люди и демоны". И робко поинтересовалась.
— Извините, можно просмотреть?
— Да хоть совсем забери, — отозвалась бабка, внимательно осматривая гостью. — У моего сыночка этого добра хватает. Все деньги в эту хренотень бухает, придурошный…
"Придурошный" при ближайшем знакомстве оказался верующим из соседней церкви. В просторечии звался Рудиком, в святом крещении числился Родионом, а на улице знали его как неплохого сапожника.
И пошло-поехало. Разговоры на духовные темы, обмен книжками, а по прочтении — мнениями и восторгами.
Словом, зачастила Мзия в квартиру на первом этаже. Стала заходить без стука, как и все соседи. Сперва странновато было, но Рима, Рудикина мать, растолковала.
— А чего нам запираться? Тут воровать нечего. Все золото давно в ломбарде лежит. В холодильнике у нас мышь повесилась. А битую посуду даже на Сухом мосту не продашь. Ты, давай, почаще заходи. В невестки тебя взять хочу. Мой сынок на церкви вольтанутый. И ты такая же. Значит, споетесь.
Спевка шла вначале с большим скрипом. Рудик говорил о чем угодно, только не о женитьбе. С жаром рассказывал об армии как о самом светлом воспоминании своей жизни; о проблемах доставки ереванского клея и нужных колодок и прочее, прочее.
Мзия терпеливо выслушивала из вежливости все мемуары, старательно подавляя зевоту. И Рудик наконец-то признался.
— Мне очень хорошо с тобой. Так внимательно меня никто не слушал. Я ведь для всех белая ворона.
— А я — акула капитализма. Все о деньгах, грешница, помышляю, — Мзия запустила пробный шар, наблюдая за реакцией.
Рудик улыбнулся во весь свой щербатый рот.
— Что же, все мы люди грешные. А я раньше, до того как Бога узнал, блудил много. Теперь вот грехи замаливаю. Своим ближним служу. Хотелось бы жениться, да кому я такой нужен…
Дальнейшие события показали, что Рудик заблуждался. Мзия сбегала к своему духовнику за советом.
— Бог благословит, — тут же откликнулся священник, сразу вникнув в суть дела. — Тебе же нужен кто-то на старости лет. И ему то же самое. Тем более он за больной матерью смотрит. Так что приходите венчаться.
Мзия поспешила откланяться, избегая встречаться с советчиком взглядом. Венчание не входило в ее планы. Пока и пробный брак сгодится. Вон у всех подруг не семейная жизнь, а сплошные разводы. Кое-кто и в церковь сбегал, а толк нулевой. Мужики от этого надежней не становятся. И Рудик этот больно блаженный на вид. Кто его знает, что он в семейных буднях отколет. Нет уж, пусть время все по местам расставит.
Мзия по привычке просчитала и запасной вариант: а если придется уйти от Рудика беременной. Что же, тоже не проблема, — родня поможет, сжалится.
И смело приступила к брачному эксперименту, воодушевляя себя.
— Мое дело чистое. Благословение все покроет.
Свекровь — бабка в неизменной шапке — встретила невестку хорошо.
— Мы люди простые, Мзия, без хвостов. Надо будет — погавкаемся, потом помиримся. Живем мы из долга в долг. Но, главное, нос не вешаем. — Потом по петушиному вскинула голову и притворно-грозно прикрикнула. — Ну, что смотришь, иди суп приготовь. Там в ящике немного картошки завалялось…
Чужой быт закружил Мзию со страшной силой: стирка, уборка, готовка плюс постоянные скандалы между бабкой и внучкой — новообретенной племянницей.
Каждое утро четко начиналось дежурной перебранкой, щедро сдобренной ненормативной лексикой. Мзия по привычке пыталась читать утреннее правило под этот аккомпанемент. Рудик с кособокой кровати вторил ей мирным храпом. У него начался очередной мертвый сезон, и он отсыпался и за прошлые, и будущие труды одновременно…
Беременность, хоть и была желанна, все же явилась неожиданностью.
— Как, так быстро?— опешила Мзия, недоуменно рассматривая две красные полоски на блиц-тесте.
Рудик со всеми домашними воспринял новость на "ура".
— Ух, какую мне жену Господь послал. И за что мне такое, грешнику? Кому я кусок хлеба подал? Нет, надо срочно венчаться. И так в грехе живем.
— Делать мне нечего — с тобой венчаться! — испепелила его взглядом Мзия. — Зла на тебя не хватает! Хронический безработный. Не сегодня, так завтра уйду от тебя!
Рудик поднял сросшиеся брови домиком — не понял.
— Как это "уйду"? Нас Бог соединил. Я другой жены не хочу. Надо просто терпеть друг друга и прощать слабости. Недаром на любой иконе написано "Да любите друг друга". А все остальное приложится…
Мзия вместо ответа хлопнула дверью и понеслась разъяренной фурией на работу, бурча себе под нос.
— Женщины кровь из носа работу находят, а мужики, видите ли, сезона ждут.
Придя с работы, Мзия обнаружила идеальный порядок на кухне и светящуюся от самодовольства свекровь.
— Ну как там мой сыночек убрал? Цени его. Не у всех такой муж: не бьет, не пьет, не гуляет. Мой покойник меня так гонял, что я пятый угол на потолке искала.
— Лучше бы он работу искал, — огрызнулась Мзия, не тормозя перед сверкающим великолепием кухни.
Свекровь поджала губы, возвела глаза к закопченному потолку и прошептала.
— Господи, дай мне терпение. А что делать? Моего внука или внучку носит.
Мзия и это пропустила мимо ушей. Ведь бабка эта — лишь переходный этап в ее жизни. Завтра уйдет отсюда и все, до свидания. Еще не хватает, чтоб ее, Мзиин, ребенок рос среди этих птеродактилей.
Ночью как-то подслушала разговор матери с сыночком.
— Ну, ты и влип, Рудик. Она на деньгах зацикленная… Умру я — сгрызет тебя, беднягу, — вздыхала старуха-матерщинница.
Рудик, пуская кольца дыма, не сразу отозвался.
— Мы все несвятые. Все равно я не жалею, что женился. Потерплю ее психи…
Мзия фыркнула и пошла досматривать прерванный сон.
Три месяца пролетело, как один день. Скоро он начнет двигаться, предвкушала Мзия.
И вдруг… выкидыш.
Свекровь, узнав об этом, заплакала навзрыд в самодельный платок и прижала к себе невестку трясущейся рукой.
— Доченька, доченька, как я твою боль понимаю. И у меня такое было, — и пустилась в подробные воспоминания.
Мзия слушала вполуха про чужие аборты и плакала о своем, несбывшемся.
— Ты, доченька, не унывай, — не замолкала надоедливая старуха. — Я, хоть и великая грешница и в церковь не хожу, как вы оба, а за тебя молиться буду. Жизнь на этом не кончается.
Рудик со своей стороны, как мог, пытался успокоить.
— Это нам испытание. Я же говорил — надо венчаться. Господь — само милосердие. Кто знает, может, из-за моих старых грехов. Тут главное — не роптать…
Мзия слушала это все и с удивлением обнаружила, что люди эти, которые еще вчера воспринимались ею как что-то временное и нереальное, на самом деле и есть самое что ни на есть постоянное и настоящее. Ее семья.
Примерно через месяц Мзия, стараясь не встречаться с Рудиком глазами, выдавила из себя.
— Ты это… Хотел венчаться… Я согласна… Теперь я думаю, что смогу прожить с тобой всю жизнь.
Рудик просиял.
— Я знал, что ты согласишься. Я где-то читал, что в браке супруги не должны насиловать волю друг друга. Я понимал, что ты не любишь меня и ждал, когда к тебе это придет… И вот, я вознагражден. Постараюсь быть тебе хорошим мужем, моя девочка.