Тифлисский Гранд-отель, в котором застрелили музу Эдварда Мунка

Когда ты очень чего-то хочешь, сама вселенная идет тебе навстречу. Она начинает заботиться о том, чтобы все у тебя сошлось и получилось.

Таинственное творение Михаила Оганджанова – шкатулка с двойным дном >>>

В этот день я крутилась вокруг моего объекта интереса на улице Атонели довольно долго. Все окучивала, обхаживала, подбиралась. Цель у меня была одна – попасть вовнутрь, в парадную. Дом, конечно, хорош снаружи. Но он мне был интересен, в первую очередь, тем, что в нем 5 июня 1901 года произошло убийство норвежской писательницы, драматурга и пианистки Дагни Юль.

Ремонт в роковом номере

Признаюсь, мыкалась я вокруг здания довольно долго. Будто кто-то оттуда "сверху" решил на потеху поиграть с моим желанием об этом написать.

Все дело было в том, что единственная дверь в парадную дома (ведь это в прошлом Гранд-отель) была заперта. А волшебную комбинацию цифр все никак не удавалось найти. По чистой случайности, а может и интуитивно я подошла к припаркованной на улице машине. Оказалось, что мужчина, который сидел за рулем, родился в этом доме.

Чарующая немецкая слободка: дома, нанизанные на нить времени >>>

- Он давно требовал ремонта, наконец, добрались, отреставрировали, - говорит Леван. - Но окна в парадной не открываются, штукатурка на доме сыпется. Мне знакомые говорят, мол, а что ты хотел, тебе же бесплатно все сделало государство. А разве нельзя выполнять работу качественно? И потом я плачу налоги, поэтому это все же и мои деньги тоже.

Мы перебрасываемся с Леваном еще парой слов. Я узнаю о том, что из старых жильцов в доме осталось семьи четыре, не больше. А номер отеля, в котором произошло убийство в начале века, находится на втором этаже.

- Только там сейчас закрыто. Владелец тут не живет. Кстати, это единственная квартира, в которой они сделали какие-то внутренние работы. Просто они во время ремонта повредили что-то этажом выше. А ввиду того, что площадь имеет историческую ценность, им пришлось чинить потолок. Вот так-то.

Тут Леван, поддерживающий все время разговора входную дверь рукой, прощается и уходит. Массивная дверь за спиной захлопывается, как последнее отверстие в мышеловке.

Дагни и художник-прорицатель

И вот я, наконец, внутри. Тут просторно и как-то по-особенному тихо. Говорят, стены парадной Гранд-отеля были тогда расписаны. Возможно, но сегодня об этом ничего не напоминает. Осмотревшись, замечаю у лестницы красивую подставку для некогда роскошного плафона. Нахожу и металлический крепеж для лестничных ковров. Ну что, пошли на второй этаж. Туда, где произошла трагедия.

Ступаю по лестницам не спеша, стараюсь не распугивать теней прошлого. Пять, десять, пятнадцать, двадцать… На какой по счету ступени ты поняла, что тебя убьют? А может ты почувствовала это, когда направлялась в номер? Или же сидя в кресле и наблюдая за игрой сына на ковре?

Дагни, а ведь твой любовник Владислав Эмерик, который тебя застрелил на глазах маленького сына, написал после твоей смерти письмо твоему мужу Станиславу и рассказал, что ты все понимала и чувствовала. И любила по-настоящему всю жизнь только его, Станислава. Убил тебя и застрелится сам, из ревности.

Ревность. Так и называется картина известного норвежского живописца Эдварда Мунка, на которой изображены Дагни Юль, ее супруг Станислав Пшибышевский и он, сам Эдвард Мунк. Картина оказалась в некоторой степени пророческой.

То же самое можно сказать и о другой его известной картине "Крик". Мунк будто заглянул в будущее и передал ужас от увиденного в своей картине. Сложно говорить о том, какие отношения связывали Мунка с его натурщицей и музой. Исходя из переписки, между ними была крепкая и настоящая дружба. Но что стояло за этой давнишней дружбой? Любовь, страсть или сильное увлечение?

По одной из версий, Дагни Юль познакомилась с Эдвардом Мунком у себя дома. Мунк, чей отец дружил с отцом Дагни, они оба медики, часто приезжал к ним домой, в поместье. Молодые люди познакомились, и между ними завязалась дружба.

Повторно они пересекаются уже в Берлине. Мунк знакомит Дагни с берлинской богемой, вводит в высший круг. Вместе со знакомыми она часто собирается в одном из винных погребков Берлина. В погребке все чаще обсуждают необходимость создания новых форм в искусстве. Причем таких, которые способны овладеть сознанием и душой.

Писатель Станислав Пшибышевский, часто посещающий эти собрания, считает, что ярким представителем этого нового течения является норвежский художник Эдвард Мунк. Пшибышевский приехал в Германию по особым соображениям, он изучает мистику, сатанизм. Молодой писатель с увлечением цитирует Бодлера и Ницше. Между молодыми людьми - Станиславом и Дагни - вспыхивает чувство. А через некоторое время они сочетаются браком. И у пары рождаются мальчик и девочка.

Дагни становится музой польского писателя на долгие годы. "Дагни женщина, которая вдохновляет, наполняет смыслом жизнь мужчины", - писал своему дуру Станислав. О ней говорили, что она непохожа на других женщин. Дагни делает макияж, пьет внушительными дозами абсент и курит. К тому же рассказывает смелые истории и на равных общается с мужчинами. Женщины ее не понимают, но восхищаются ею, потому что она очаровательна. А мужчины от нее теряют голову.

Талантливая пианистка, писательница, драматург, тем не менее не добилась славы при жизни. Известность к ней пришла уже после ее гибели. Патриархально устроенное общество не было готово принять женщину в другом качестве. Нужно было время. А Дагни своими взглядами, убеждениями во многом это время опережала.

Но это же самое время отнимает и самое дорогое – любовь. Чувства Станислава к ней идут на убыль. У него появляются другие женщины. Они расходятся, снова сходятся. А потом в их жизни появляется сын богатого нефтезаводчика Владислав Эмерик. Он восхищается творчеством Станислава и влюбляется в Дагни. А потом приглашает супругов поехать с ним на Кавказ.

Пунктиром по левобережью, или Легенды строений на улице Узнадзе >>>

Станислав отказывается ехать в последнюю минуту. И Дагни едет в Тифлис с сыном Зеноном и Эмериком. Они поселяются в Гранд-отеле. И после ссоры, 5 июня 1901-го Эмерик убивает вначале Дагни, а на следующий день себя. Дагни хоронят через три дня, в день ее рождения на Кукийском кладбище.

Миллион алых роз под окнами Гранд-отеля

В парадной огромное окно с широким подоконником. Оно выходит во двор, в котором я еще минут десять назад бродила в поисках заветного кода.

Отреставрированные балконы противоположного дома смотрятся очень аутентично и колоритно. Я некоторое время еще рассматриваю двор, а когда оборачиваюсь, передо мной возникает фигура невысокого мужчины. Перебрасываемся парой слов, и тут он говорит:

- А вы знаете, что возлюбленная Пиросмани, Маргарита, останавливалась тут, - при этом глаза у него хитро, заговорщицки улыбаются. - Слышали же миллион алых роз. Вот сюда, под окна наш Нико подкатил арбу с цветами и не одну.

Тут я решаю уточнить, а откуда, собственно говоря, все эти сведения у жителя дома. Говорит, что давно живет в этом доме и много раз слышал эту историю от старшего поколения. Тут мужчина по-скорому сходит по лестницам к выходу и испаряется так же внезапно, как появился. Чисто приведение, мелькает в голове. "Значит, Маргарита…" - раздумываю я, забравшись на подоконник окна.

А у Паустовского в повести "Простая клеенка" Маргарита остановилась в каком-то доме в Сололаки, у других - в гостинице Ориенталь. В качестве версии можно рассматривать и номер Гранд-отеля. Ведь спорят же относительно того, где проходило выступление Маргариты, в Ортачальских садах или в Муштаиде.

Фигура Пиросмани давно вышла за пределы узких рамок живописи и стала неким национальным брендом. Отсюда такое огромное количество легенд вокруг личности художника и желание быть причастным к этой истории. Как писал тот же Паустовский в своей повести "Простая клеенка", "я просто повторил один из рассказов, не придавая чрезмерного значения его сугубой подлинности. Пусть этим занимаются придирчивые и скучные люди".

У входа в Небесные врата

Я уже было засобиралась из парадной, как входная дверь открылась и зашел высокий мужчина в черном. Поравнявшись со мной, он любезно спросил, не нужна ли мне помощь. Я на это ответила, что очень хотела бы сфотографировать красивую лепнину на фасаде. "Пойдемте со мной, с нашего балкона на третьем этаже и сфотографируете", - пригласил он.

Так я оказалась в редакции старейшего грузинского литературного журнала "Цискари" (в переводе с грузинского "Небесные врата"). Журнал выходит с 1852 года и считается первым в истории литературным журналом на грузинском языке. Практически все известные прозаики и поэты делали свои первые шаги на страницах этого журнала. Известное произведение "Дата Туташхиа" впервые увидело свет именно на страницах этого журнала.

В 90-х журнал "Цискари" испытывал большие финансовые трудности. А к 2011-му журнал фактически прекратил свое существование. В 2012 году журналом заинтересовалась мэрия. Редакции помогли, и периодичность журнала была почти восстановлена. Но уже второй год журнал перешел под патронаж министерства культуры. И теперь сократился и формат, и тираж. Выходит "Цискари" не раз в месяц, а скорее один раз в квартал.

- Мы уже даже не мечтаем о том, чтобы выходить с полной нагрузкой, - рассказывает Карло Бардавелидзе, один из тех, кто стоял у истоков возрождения журнала. - Дай-то бог, чтоб хотя бы пять номеров в год выпустить. А ведь мы как-то стараемся популяризировать творчество молодых прозаиков и поэтов и способствуем сохранению литературных связей и традиций. Мы сотрудничаем с самыми лучшими переводчиками, переводим на осетинский и абхазский грузинских писателей, поэтов. И систематически переводим абхазскую литературу и осетинскую. Мы хотим сохранить эти литературные связи, особенно современную литературу.

Во время разговора Карло звонят, и выясняется, что он опаздывает на свадебную церемонию. Он уходит в другую комнату, меняет черную сорочку на белую, и вот мы с ним поспешно выходим на улицу, прощаемся.

Перехожу на противоположную сторону улицы. За спиной оказывается Александровский сад, а передо мной бывшее здание Гранд-отеля. И чудится мне, что на первом этаже красивого дома, как в детстве, висит старая вывеска "Аптека", а к остановке вот-вот подкатит хрипло бренча красный трамвай. Я поднимусь в него, устроюсь сзади, у окна. И он увезет меня далеко-далеко, в тридесятую параллель.