В конце 90-х годов произошел самый масштабный исход членов общины в Россию. Репатриацию семисот человек, покидавших духоборскую "столицу" Гореловку, проводили силами МЧС России. Община раскололась на тех, кто хотел уехать, и тех, кто решил остаться. Часть из уехавших нашла себе новый дом в Брянской области. Корреспонденты Sputnik Алексей Стетюха и Алексей Тихомиров приехали к ним в гости.
Маршрут второй: Гореловка— поселок Мирный Брянской области
В Брянск выезжали рано утром. Наскоро выпили кофе и необдуманно пришли на перрон. На каждом столбе табличка: "Не курить!". Мимо с достоинством дефилирует мужчина в форме с надписью "Охрана", независимо держа в зубах сигарету. Провожаем его глазами, переглядываемся, закуриваем.
Читайте также: Куда ушли из Грузии духоборцы: новый проект "Наивных путешественников"
Мы едем в поселок Мирный Брянской области, в котором живут около 230 духоборцев. Для нас он фактически terra incognita в 50 километрах от областного центра. Автобус ходит раз в день. Без особой надежды звоню в местную администрацию. На другом конце провода повисает пауза, в которой чувствуется смесь любви к журналистам и ненависть к спонтанности. Телефон наконец оживает: "Как приедете – звоните мне на мобильный. Попытаюсь организовать вам служебную машину".
Впрочем, по приезде оказалось, что машины не будет, но по уважительной причине: водитель сегодня пасет коров. Зато нам подробно объяснили, как добраться до поселка. Два часа до Клетни, оттуда пятнадцать километров на такси. Консультируюсь по телефону, какой ориентир дать таксисту.
— Скажите, что к духоборским многоэтажкам. Их все таксисты знают. Там выйдете, спросите Любовь Игнатьевну.
— У кого?
— Да у кого угодно. Там все друг друга знают.
В Мирном три центральные многоэтажки занимают духоборцы, плюс несколько частных дворов. Без труда находим Любовь Игнатьевну. Поднимаемся на второй этаж, стучим. Дверь открыта. Здесь во всех домах так.
Настоящие духоборцы
Любови Игнатьевне Калмыковой – 75. Калмыковых много. По ее словам, почти вся Гореловка носила эту фамилию.
— Скажите, а завтра служба будет?
— У нас это не называется службой. Мы говорим "Поклон". Раньше каждое воскресенье собирались. Сейчас певчих осталось мало, так что часто пропускаем.
Поклон или Поклонение проходит в обычной однокомнатной квартире в соседнем доме. На следующий день мы послушно встаем в пять утра и вместе с хозяйкой идем туда. В окнах темно. На улице, кроме нас, ни души.
— А хотите я вам сама псалмы почитаю?
— Хотим, конечно.
— Я, на самом деле, мало помню. Несколько псалмов всего. Настоящие духоборы по сорок-пятьдесят наизусть знают.
— А вы ненастоящая?
— Да бог его знает уже…
Любовь Игнатьевна показывает нам старые фото.
— А как вы оказались здесь, в Брянской области?
— В 1989 году Гамсахурдия провозгласил, что Грузия должна принадлежать грузинам. Тогда это и началось. В Гореловку к нам в середине девяностых приехали люди и сказали: можете ехать в свою Россию.
— В формате "убирайтесь" или просто предложили?
— "Убирайтесь отсюда". Там была атмосфера запугивания. До погромов дело не дошло. Все прошло без единого выстрела — просто дали понять, что нам тут не рады. Они сами устанавливали цену нашим домам, поэтому имущество мы продавали за бесценок.
— А кому продавали?
— Кто-то грузинам, кто-то армянам. Но грузины там не оставались. Мне кажется, они там даже ни одной зимы не зимовали. Покупали под летние дачи или "на запчасти".
В числе прочих Любовь Игнатьевна с семьей собрала вещи и выехала из родного поселка.
— Как местные жители вас приняли? Не отторгали как чужаков?
— Абсолютно нет. Нас встречали хлебом-солью, в прямом и переносном смысле. Спрашивали, чем помочь, приносили какие-то недостающие вещи.
Через день после переезда у Любови Игнатьевной скончался муж. Встал вопрос похорон, и, главное – места захоронения. У духоборцев свои похоронные обряды. По всем правилам на православное кладбище их могли и не пустить.
— Мы не знали даже, к кому обращаться с этим вопросом. Местные сами пришли. Сказали: "Бог у нас один и неважно, как вы свою веру называете. Хоронить тоже будем вместе". Так и стали мы наших хоронить на общем кладбище.
Конечно, первое время местные с любопытством смотрели на некрещеных, но агрессии не было. А потом привыкли, перезнакомились, начали работать вместе. Здесь с работой по-разному складывалось. Землю обрабатывали, кто-то на лесопилку пошел. Но большая часть молодежи поуезжала на заработки.
Разговор прерывается. Кто-то заходит в открытую дверь. В просторной квартире моментально становится мало места: к Любови Игнатьевне приехали дочка с зятем и внучкой. Проезжали мимо – решили навестить. Дочь, Галина, переехала в Россию до родителей. Позже на месте помогала обустроиться матери с отцом и другим соотечественникам.
— Как проходил отъезд из Гореловки в Брянск?
— Тяжело. Эмоционально тяжело. Люди оставляли все. Потом, когда я приезжала туда за бабушкой, на поселок было больно смотреть. Многие дома разрушены, буквально разобраны по кусочкам.
— А ваш родовой дом цел?
— Да. В нем сейчас живут грузины.
— Вы с ними общались?
— Нет.
— Вы обижены на них?
Повисает пауза.
— Нет. Вы знаете, я училась в Цхинвали. Я уверена, что нет плохих национальностей – есть разные люди. Я в группе была одна русская. И я безмерно благодарна грузинам и осетинам, которые были в моей группе. Один день меня одни предупреждали, что будут беспорядки в городе, другой день – другие. Сейчас, когда я была у дедушки с бабушкой, там, в Гореловке, приезжали грузины из этнографического музея. И они сами говорили: "Пройдет психоз, и нам будет стыдно".
— Прошел психоз?
— Наверное, да.
— Стыдно стало?
— Вы же понимаете, что это образно. Я думаю, что все проходит. Я уверена, что скоро мы будем ездить туда спокойно, встречаться. И все будет нормально.
Наиля Маликова: духоборчество осталось в сундуках и песнях
Наиля Маликова – одна из организаторов процесса переселения. В 1990-1999 годах она была начальником отдела по поддержке соотечественников в государствах Закавказья Министерства национальностей РФ и занималась поддержкой духоборцев на территории Грузии.
Она рассказывает, что когда духоборцы в конце восьмидесятых решили, что пора уезжать, внутри общины начались трения, произошел раскол. Большая часть была за отъезд в Россию, но были и те, кто хотел остаться.
"У нас была установка – помочь им жить там, в Грузии. Мы их поддерживали, как могли", — говорит она.
Репатриация будущих россиян на этническую родину в конце девяностых стала для Грузии своего рода пропуском в Европу, считает Маликова. В ходе второй волны переселения, в 1999 году духоборцев вывозили силами грузин, но за европейские деньги: подогнали машины, загрузили пожитки, и — на родину. Грузили все: личные вещи, технику, запчасти. Переселенцев на грузовиках довезли до границы, потом поездом от Владикавказа до Брянска, там уже грузовики МЧС довезли их до Мирного.
"В Мирном все было готово. Там уже стоял отстроенный поселок, под чернобыльских, которые туда ехать не захотели. Им деньги выделили, а они остались у себя. Вот нам и предложили: давайте духоборцев туда. Дома стоят, инфраструктура налажена. Так туда и поехали.
По приезду духоборцев уже ждали квартиры и дома. В основном – квартиры. Три двухэтажки и часть трехэтажного дома была отдана новоприбывшим. Часть разместили по частным домам.
Фактически, именно переезд 1998-1999 года поставил крест на том, что называлось Духоборией. Около семисот человек одновременно покинули Гореловку. В Джавахети остались пара сотен человек.
"Давление на духоборцев было колоссальное. У них постоянно угоняли скот. Советская власть гукнулась, колхозов не стало, распределительной системы поддержки крестьян не было", — рассказывает о событиях конца 90-х Наиля Маликова.
"Если меня можно назвать архитектором, который спланировал переезд духоборцев в Россию, то прорабом был Сергей Кужугетович Шойгу. На тот момент – министр по чрезвычайным ситуациям. Мы тогда были больше настроены на поддержку духоборцев на местах, но уже прошел Стамбульский саммит, на котором Борис Николаевич Ельцин и тогдашний министр обороны Павел Грачев подписали документ о выводе войск из Закавказья. Это немедленно стало широко известно в узких кругах. И тогда Сергей Кужугетович сказал: "Ну сколько мы сможем так помогать, через две границы, через территорию вооруженного конфликта?" Было принято решение о репатриации", — вспоминает она.
В январе 1999 Наиля Маликова покинула министерский пост. За обустройством второй волны переселенцев наблюдала уже со стороны. Сначала им помогали всем миром: государство предоставило дома, местные помогли с рабочими местами, скотом и техникой. Тем не менее, спустя несколько лет что-то пошло не так.
Читайте также: "Духоборцы: кто это? Вопросы и ответы"
"Основа духоборчества — это культура и традиции общинной жизни. А к моменту переезда их культура уже носила такой декоративно-фольклорный характер. Их общинность, жизнь коммуной, которая прекрасно сохранилась в горной изоляции, не вписалась в товарно-рыночные отношения российских реалий", — считает она.
"Духоборчество осталось в сундуках и песнях. Молодежь этим учением уже не интересуется. Старики по воскресеньям собираются, песни поют. Но даже песни духовного содержания уже не те. Я когда приезжала, старики собирались, пели мне в Сиротском доме. На мотив "Черная роза – эмблема печали", — говорит сегодня Маликова.
Не осталось у духоборцев старейшин, которые вели общину. Остались песни и платья, хранящиеся в сундуках. Духоборцы стали просто русскими. Многие вступают в брак с православными, крестятся сами. Даже у стариков, которые соблюдают обряды, дома стоят иконы. Исчезает целый культурный пласт, общинные устои, традиции.
Родион: у них там были дома, техника, скот, а они все продали и уехали
Мирный – небольшой поселок. Все друг друга знают: и переселенцы, и местные. Заходим в дома, разговариваем с жителями. Все готовы рассказывать о своем переселении, но через несколько часов голова идет кругом: нет двух одинаковых историй.
Заходим в местное кафе: единственное в поселке. Оно же магазин, оно же – одно из центральных мест для встречи. Буфетчица оказалась духоборкой, из Гореловки.
— Из Гореловки мы с родителями выехали еще в 82-м году. Отец был очень умным человеком. Тогда еще видел, что все назревает. Вот и уехали.
— А что конкретно назревало?
— Ну что… Армяне тогда всю Гореловку начали заселять. Покоя и не стало. Сейчас так там вообще: на улицу не выйдешь, детей не выпустишь.
— Неужели, на самом деле так все страшно?
— Если честно, то я там не была с тех пор, все по рассказам. Но вы спросите тех, кто только оттуда. Они больше расскажут. В крайнем доме живут: меньше года, как приехали.
Когда мы пришли к новоприбывшим Бубличенко, глава семьи уже уехал на работу. Дверь открывает сын, Родион. Родиону 22 года. В октябре будет год, как их семья уехала из Гореловки. Мать армянка, отец – русский. Сам себя тоже называет русским.
— Я ничего про Грузию вам плохого не скажу. Я там родился, вырос, служил. Нас в армии трое русских было. Остальные – чеченцы, грузины, армяне. Они никогда нас не трогали, хотя между собой – постоянно ссорились.
— А почему вы уехали?
— Работы нет. Заработать можно в сезон: с августа по октябрь. Не успел – все. В остальное время — на заводе. Сыр делали. В шесть утра идешь, работаешь до двенадцати. Потом с четырех дня до трех ночи. А получаешь порядка 15 тысяч на российские деньги. И то – не всегда их выплачивают.
— Нам рассказывали те, кто выезжал в конце девяностых, что они бежали, чтобы не было беды…
— Врут. Если бы они остались, все бы у них было нормально. У них там все было: дома, техника, скот. А они все продали и уехали. Теперь все на заработки в Москву ездят, кто спился, кто скурился.
— Вы тоже потом в Москву? Здесь не останетесь?
— В Москву, да. Нет, здесь, в целом хорошо. Только работы нет.
— А вы чем здесь занимаетесь?
— Сейчас на пилораме работаю. Жду, когда гражданство получу. Отец сыр варит. От гореловского не отличается – молоко, оно везде одинаковое.
Родион некрещенный, духоборцем себя не считает и в церковь не ходит, как и родители. Из духоборцев была бабушка по отцовской линии. На ней все и закончилось.
Прощаемся. Вечером проходим мимо этого же дома, слышим спор на повышенных тонах. Подходим посмотреть. На лавке возле подъезда – Родион и несколько пожилых духоборцев. Успеваем услышать конец перепалки:
— Да что ты рассказываешь! Я лично автомат из рук у этих вырывал.
— Врете! Не было никаких автоматов!
— Да не видел ты ничего, молодой!
— Видел! Не было. Придумываете вы все.
Подходим, извиняемся. Перепалка прекращается.
— А часто вы так ссоритесь?
— Да бог с вами. Мы не ссоримся. Просто разговариваем.
— Так а правду кто говорит?… Дискуссия вспыхивает снова. Какое-то время слушаем, потом прощаемся.
