За окном нашей машины мелькает выжженное солнцем плоскогорье. Пастбище, еще пастбище, пасущийся скот. Опять горы… Наконец на горизонте показывается озеро Паравани, спокойное и гладкое, будто ничто не может потревожить его безмятежный сон. Озеро находится на высоте 2073 метров над уровнем моря. Зимой оно покрывается 70-сантиметровым льдом.
И опять дорога. Спустя пять часов пути из Тбилиси появляется Гореловка. Нас она встречает плохими проселочными дорогами и пустыми гнездами. Тут уже холодно, поэтому аистов, таких же законных обитателей этих мест, как духоборцы, уже нет. Улетели на юг. Вообще-то регион Джавахети, где живут оставшиеся духоборцы, это самая что ни на есть южная часть страны. Но по климатическим условиям это скорее Сибирь. Суровая грузинская Сибирь.
Мы уже побывали в российских селах, куда духоборцы уехали в 90-е годы. Были в селе Архангельском, где нашли себе новый дом выходцы из Грузии. Навестили духоборцев поселка Мирный, узнали, как им живется на исторической родине.
И вот мы потихоньку подбираемся к Гореловке – сердцу бывшей Духобории. Дороги становятся все хуже, но раздражают только нашего водителя Ноя. Деревня встречает пылью от грузовиков и магазином "У Ромика". Вдоль центральной улицы – дома с земляными крышами, на которых растет трава. Останавливаемся у магазина, к нам моментально подходят местные.
— О, а вы из Грузии приехали?
— А сейчас мы где?
— В Гореловке.
— А это не Грузия?
— Это – Гореловка.
Согласно карте, Гореловка на территории Грузии. Никаких посягательств на государственные границы мы не заметили, просто местные армяне живут автономно, на уровне личных ощущений – как будто в Армении.
Василий-плотник и его жена Рая
Еще несколько домов — и мы подъезжаем к воротам, за которыми живет семья Сластухиных.
— Что-то мы вас на этот раз долго искали, — замечаем, переступая порог дома и здороваясь с хозяином.
— Странно, — удивляется Василий. – Меня в Гореловке все знают. Вам надо было спрашивать Василия-плотника, сразу подсказали бы.
Читайте также: Sputnik ищет настоящих духоборцев, или Все прошло без единого выстрела >>>
Да, в самом деле, как же мы не догадались. Василий давно этим делом занимается. А вообще, он мастер на все руки. Раньше делал ремонт в квартирах. Сейчас вот сам сыры делает. Не для продажи, так, для дома. Благо, в семье целых три коровы. Василий из тех, кто, прожив 30 лет в России, вернулся на родину, в Грузию. Родители постарели, им нужен был уход. А супруга Василия ехать в Грузию наотрез отказывалась. Так что он вернулся на родину один. Женился на местной духоборке Рае и остался.
Так вышло, что сегодня Сластухины говорят от имени оставшихся гореловских духоборцев. От такого внимания святой устанет. Устали и они. Разумеется, никакой грубости или пренебрежения: как и все духоборцы, Василий и Рая Сластухины исключительно гостеприимны. Но с самого начала разговора чувствуется: за последние лет десять в жизни духоборцев никаких изменений не произошло, и на все вопросы за это время они уже отвечали много раз. Русских в поселке осталось мало – около 150 человек. Василий сам из переселенцев. Уезжал самостоятельно. Вернулся тоже.
— В Брянске от духоборцев, которые переехали из Грузии в Россию, мы наслушались разных историй о том, почему они переехали из Грузии в Россию. Говорили о том, что на них оказывали давление, чуть ли не с оружием выдавливали, — спрашивает Алексей.
— Ну, если звучали лозунги "Грузия для грузин", то, выходит, давление мы все же испытывали. Но были и внутриобщинные распри. Тогдашний руководитель общины Любовь Гончарова с местным начальством разругалась. Община поделилась на тех, кто оказался на ее стороне, и наоборот.
У Раи собственное видение конфликта давно минувших дней.
— Когда хотят революции, — подключается она к разговору, — баламутят народ, и он, в первую очередь, свергает царя. Стравили народ, люди разругались и уехали.
Алексей рассказывает, что в российских домах некоторых духоборцев – иконы, многие традиции безвозвратно уходят, по воскресеньям собираются все реже.
— Мы вот по воскресеньям все так же встречаемся. Сегодня с утра в Сиротском доме было восемь человек, молодежь, дети. Я своих детей в святые места вожу. На святой курган, там есть пещеры, где наши пацифисты жгли оружие.
Вот слушаешь Василия и вроде веришь ему. Веришь, что в селе не все так плохо, и детей тут растят в уважении к традициям и обычаям. Только почему-то мысль о том, что здесь живут последние из духоборцев, все равно не отпускает.
— Чем дольше я общаюсь с духоборцами и знакомлюсь с их убеждениями, тем мне больше кажется, что я духоборец, — признается Стетюха. — Единственное, чего я не люблю, так это вставать рано утром и петь. Как стать духоборцем? У вас же нет обряда крещения, священников.
— Пойдемте с нами, помолитесь и станете духоборцем. Вот у православных ребенок родился, повесили ему крестик. А он разве что-то сознавал, когда его крестили? Нет, конечно. Наш обряд подразумевает самостоятельный выбор пути. Детей стараемся до определенного возраста не брать на пения, поклон. Если он все время слышит в доме псалмы, обязательно придет момент, когда он тоже изъявит желание пойти в молельный дом вместе со взрослыми. А ведь когда духоборцы читают псалмы, говорят, спускается святой дух. Человек крестится святым духом. Вот это и есть обязательное условие для того, чтобы стать духоборцем.
Замечая снующих по комнате девочек, Алексей спрашивает:
— Вот у вас детишки бегают, они будут духоборами?
Рая задумывается.
— Будут, но, вот вы знаете, у меня брат сейчас живет в Москве. Он никому не говорит, что духоборец, говорит, что атеист. Чтобы не вникать, не объяснять. Так проще…
Нашу беседу прерывает телефонный звонок. Это в Сиротский дом прибыла группа туристов. Раю зовут вести экскурсии.
Сиротский дом
Едем в Сиротский дом — главный дом духоборского духовного комплекса. Приехали туристы из Гори, Рая проводит им экспресс-экскурсию. Спустя время к нам подходит один из экскурсантов.
— Обязательно напишите, что духоборцы — это секта, которая зародилась в Германии, чтобы разрушить православие. Это заговор. Такой же, как очевидцы Иисуса.
— В смысле "свидетели Иеговы"?
— Неважно! Напишите, что это заговор.
Отвозим Раю домой. На обратном пути она заметно потеплела по отношению к нам. Видимо, на контрасте с туристами.
На следующее утро снова едем к Сиротскому дому. Напротив него – тот самый сельский магазин "У Ромика", место встречи местных армян. Про нас уже все знают. Стоит закурить, как сразу завязывается разговор.
— Как вам с ними живется, с духоборцами?
— Да что – хорошо живется. Они добрые, отзывчивые. Они нам помогают, если что надо. Мы им. Дружно живем.
К разговору подключается молодой парень-армянин.
— Сам духоборцем не стал еще?
— Нееет, – смеется. – Не хочу.
— Как тебе, молодому, тут вообще живется? Почему не уехал?
— А я уеду. Тут молодые или спиваются, или скуриваются. Я не хочу так. В Москву поеду. Буду менеджером по баням. Мне знакомые звонили, говорили, есть такая возможность. А заодно и строителем. Там бани есть. Их надо ремонтировать. Вот я их отремонтирую сначала, а потом буду менеджером.
Желаем удачи. Заходим в Сиротский дом. Ремонтные работы идут полным ходом. Около 15 крепких женщин красят фасад и лесенки, грунтуют, шпаклюют. Во всей бригаде только несколько мужчин. За бригадира Татьяна Ослопова.
— Мы раз в несколько лет такой капитальный ремонт затеваем. Обычно просто подкрасим немного и все. Ну, а тут уже время пришло, надо серьезно поработать. Три года не занимались.
— Как же вы сами справляетесь, без мужчин?
— А что нам мужчины? Мы и сами все умеем. Мужчинам дома работы хватает, а мы так, на пару часиков в день приходим и делаем потихоньку.
У Татьяны молодые, живые глаза. Разговаривая с нами, она умудряется попутно координировать работу остальных.
— Да у вас готовый строительный подряд. Вам бы таким составом в Москву – вас бы там с руками оторвали.
— Ой, да что я там не видела, в этой Москве вашей. Сын у меня там живет. Ужас. Суета, все бегают куда-то. Мне и тут хорошо.
Три дороги к сыроделу
С утра встали рано. Погода испортилась – моросил мелкий дождь. Начали сбываться прогнозы, одеваться следовало потеплее. Собираемся поговорить с теми, кто принял решение остаться, когда все уезжали. Понять их мотивацию, узнать, что же на самом деле происходило здесь, узнать их отношение к уехавшим.
Читайте также: Куда ушли из Грузии духоборцы: новый проект "Наивных путешественников" >>>
Первый в списке встреч – Михаил Ослопов, сыровар. Адресов здесь нет, все локации узнаются по приметам. Дорогу спрашиваем у местных. Стиль объяснения у них своеобразный:
— Как к Мише проехать? Смотри: едешь прямо, прямо, прямо. Будет три дороги. Направо не надо, прямо не надо, налево поворачивай. Слева будут дома: первый – не тот, второй – не тот, потом будет третий — тоже не тот. В четвертом Миша.
Едем, послушно игнорируя лишние повороты и считая дома. Находим с первого раза.
Михаил с дочкой работают в огороде. Нас принимают радушно, но, как и большинство местных, сначала наотрез отказываются фотографироваться.
— Да ну куда нас! Вы же не знали, что снимать будете. Мы вон какие – в грязи все, в земле.
— Так вы же в поле сейчас работаете. Понятно, что не в платьях и костюмах.
— А вы нам сыроварню покажете?
— Да покажу, конечно.
Михаилу 79. Сыроварне – 22. Всего же этому делу он отдал более половины жизни. Начинал помощником мастера на заводе, потом сам стал мастером, потом уже открыл свое производство.
— Не было желания уехать, когда все начали уезжать?
— Абсолютно нет.
— Почему?
— Ну, а куда мы? Тут дом, тут завод. Тетка уехала – нам второй дом с куском земли остался. Как это все бросишь?
— А вас не пытались выдавить отсюда?
— Не было такого. Мирно жили всегда. Просто получилось так, что когда колхозы развалились, земля осталась бесхозной. Пока местные соображали, армяне подсуетились, оформили землю на себя. Наши с маленькими кусочками остались, вот и начали уезжать по программе переселения.
— А сейчас не появляются мысли, что надо было все-таки ехать?
— Да нет. Нам здесь работы хватает.
Идем на импровизированную экскурсию по заводу. Маленький домик на отшибе выбивается из общей деревенской картины: пластиковые окна, кафельный пол. В углу – чан для варки, по бокам и во втором помещении – ванны, в которых отстаивается сыр. Пахнет свежим сыром.
— А можно свет включить?
— Нет.
— Сыру вредно?
— Да нет. Просто опять что-то с электричеством. Тут так часто бывает.
Люба из Тамбовки
Горный серпантин, местами гладко причесанный, местами в ямах. Перепады скорости от десяти до семидесяти километров в час. Вокруг – скалы, поля и озера. Деревень не видно. Периодически останавливаемся, если видим людей, уточняем маршрут. Нам все время машут рукой вперед: дальше. Наконец, доезжаем до нужного поворота. Дорога под острым углом резко уходит вниз и налево.
От большой дороги до Тамбовки порядка пяти километров. Замечаем в поле необычное строение: круглая башня, собранная из аккуратных кирпичей. Подходим поближе.
— А вы знаете, что это?
Оборачиваемся на голос. К нам неспешно подходит дедушка без возраста. Хитро улыбается.
— Не знаю, – честно признаюсь. – На кирпичи похоже.
— Кирпичи, – дед удовлетворенно кивает. – А знаете из чего?
В голосе появляются торжественные нотки:
— Из г*вна!
Довольный произведенным эффектом, дедушка смотрит на нас.
— А что вы из них строите?..
— Да бог с вами. Мы ими топим.
Кизяк – высушенный навоз, является единственным топливом во многих горных селах. Древесины здесь нет.
Спрашиваем, как проехать к духоборам.
— Да здесь только один дом остался. По дороге едьте прямо все время. Самый последний, самый красивый увидите, там Люба живет.
— И как у вас с ними отношения складываются?
— А как могут складываться? Очень хорошие люди. Порядочные, опрятные. Очень жаль, что все уехали почти. Всегда у них порядок был.
Любовь Рылькова — последняя духоборка в деревне. Все остальные выехали в разное время. Дом действительно красивый. Построенный в 1842 году, он ни разу не знал капитального ремонта. Стены больше метра толщиной выглядят так, будто построены десять лет назад. Выходит хозяйка.
— Ой, только не фотографируйте меня! А то потом засунете в эту коробочку. Не хочу.
— В какую коробочку?
— Ну, в эту. В интернет. Потом все звонят, говорят, что там видели.
После долгих уговоров все же соглашается на одно фото.
— А как так получилось, что все выехали, а вы остались?
— У меня была мама старенькая. Не хотела никуда уезжать. Я ее оставить не могла.
По голосу слышно, что особой радости здесь Любовь не испытывает.
— Жалеете, что остались?
— Да нет, не жалею. Но и здесь ничего хорошего не вижу.
Дни в Тамбовке протекают одинаково. Дойка коров, изготовление сыра. Иногда из города приезжают покупатели. А так – на домашнем хозяйстве. Вспоминаем о дороге, спрашиваем о транспортном сообщении с внешним миром.
— А зимой никто обычно и не выезжает. Единственное, зимой на озере бывает такой лед, что выдерживает машину. Тогда любым путем спускаются на озеро и по ровным местам доезжают до Родионовки.
Дети Любы разъехались. Одна дочка в Греции, вторая в Ахалкалаки. Связь с мамой поддерживают, навещают.
— Скажите, а дети остались духоборцами?
— Да как вам сказать… Я и сама никогда духоборских нарядов не носила, дети тем более не будут. Но если их кто спросит – кто они, отвечают: духоборки.
Раньше духоборцы женились только на своих. Позднее, когда в село пришли армяне, все поменялось. Появились смешанные браки. Второй муж Любови Рыльковой тоже армянин. Армяне "похищали" невест и женились на русских.
— Ну, как похищали. Просто если родители были против, а невеста хотела замуж, тогда она сама к мужу уходила.
— Вас тоже похитили?
— Нет, меня нет. Дочку мою похитили. Я очень против брака была, ругалась жутко. Потом смирилась уже.
— А у вас дома какой устой? Духоборский или…
— Больше духоборский, конечно. Я и готовлю все наше, русское. Мужу очень нравится. Борщи, галушки. Дочки мои тоже нашу кухню переняли.
Просим показать духоборское кладбище. Хозяйка быстро одевается, ведет нас в поле. Дорога плохая, идти довольно далеко. Но видно, что привычная. Наконец, доходим до оградки. У самого входа – большой камень. Мемориал переселенцам.
Само кладбище выглядит заброшенным. Могил практически не видно – захоронения завалены. Лишь местами одиноко торчат надгробные памятники. Оградки практически не осталось, поэтому на территорию кладбища беспрепятственно заходит скот. Идти неуютно. Каждый провал в земле – обвалившаяся могила. Наверху – новое кладбище. Здесь за могилами ухаживают. Здесь похоронен и бывший муж, и родители нашей провожатой.
— Вот чего я уже который год добиться не могу, хотя сколько уже говорила. Ну вот что стоит духоборцам скинуться по тысяче рублей? Их же много отсюда уехало. Поставить хоть какую-то ограду. Здесь же прямо по могилам коровы ходят. Ну, как так можно? Государство выделяло деньги. Армянское кладбище оградили, там все аккуратно, на наше денег не хватило.
Община разделилась. И человечески, и географически. Тем не менее, они созваниваются, пишут друг другу письма и приезжают в гости. Ни с одной стороны нет ни упреков, ни зависти, ни осуждения. Уже скоро в Гореловке и других деревнях Джавахети выпадет снег. Минус 30 зимой для них – привычная температура. Эта зима обещает быть еще более холодной. Это значит, что нужно больше кизяка.
Сравнивать российских и грузинских духоборцев сложно. Задним умом понимаешь и мотивацию тех, кто уехал из Духобории, и тех, кто решил остаться. И те, и другие по-своему правы. Под Брянском и под Тулой, в Гореловке и в Тамбовке они одинаково на своей земле. Что будет с духоборцами лет через сто – никто не загадывает. Как говорят они сами: "Мы уже дозагадывались, хватит".
