Перифразируя героя одного из популярных фильмов, соглашусь: джаз – дело тонкое. Хоть и не Восток. Потому что он и Восток, и Запад, и Африка, и Америка – моря, острова и континенты. Он – каждый из нас во всей своей противоречивости, простоте, сложности, многообразии.
Из музыкального жанра джаз превратился в метод самопознания и самовыражения. Уходя корнями в эстетику рабов американского Юга, он буквально за пару десятилетий лет поднялся до уровня уникального синтетического искусства. В широком смысле джаз предвосхитил, жадно вобрал и наиболее ярко воплотил наше удивительное время. Время, перемоловшее в глобальном водовороте расы, нации, культуры, мелодии, ритмы, гармонии.
Надменные эстеты, возомнившие, что в совершенстве познали законы прекрасного, были поражены его грустной загадочностью, захватывающей непредсказуемостью и живой импровизаций. А музыковеды уже больше сотни лет ломают копья, споря о том, следует ли относить его к легкой музыке или все-таки классической.
Потому что ни в одно из привычных определений он попросту не вмещается. Широчайший пласт новейшей культуры, в некоторых проявлениях вышедшей далеко за рамки музыки. Ставшей молодежной модой, независимым стилем жизни и мышления. Прежде всего творческого. Феномен, доступный массам, но до масс не опускающийся.
Джаз – это раскрепощенная классика!
Впрочем, мне сегодня хочется взглянуть на него не с позиций музыковеда или даже культуролога. А как на важную часть жизни моего поколения. Ставшую лакмусовой бумажкой отчаянных метаний общества от авторитаризма к робким элементам демократии и обратно. И завершившуюся крахом победившего социализма…
Отношение советского общества, точнее, его политической элиты к джазу, оказалось по своей природе не менее противоречивым, чем он сам. В стране поголовного равенства, где меньше всего поощрялись раскрепощенность и импровизация, джаз, сам того не желая, стал своего рода формой протеста. С одной стороны. С другой – приходилось считаться с тем, что рожден он был в недрах угнетенного класса.
Это как партийный гимн "Интернационал", пламенно призывавший разрушить старый мир и построить новый. На 70-м году Советской власти он превратился в полный анахронизм. Согласитесь, 70 лет – возраст достаточно немолодой, чтобы прицел незаметно сместился в его сторону. Возможно, по этой причине мобилизующую на борьбу мелодию в последние годы предпочитали исполнять без слов…
Слова и вправду часто сбивают с толку. Помню широко раскрученного в Советском Союзе американского певца Поля Робсона. Подавляющее большинство населения, не знавшего английского, в содержание его песен не вникало. Хотя многие из них, построенные на негритянских блюзах, по существу являлись джазом.
Но Робсон был темнокожим. А вот белого Эдди Рознера на пике популярности почти со всем его знаменитым оркестром отправили за решетку. Правда, они и там промышляли не на лесоповале, а продолжали играть. Как видно, импровизации, огражденные колючей проволокой, никого уже не пугали. Своего рода "музыкальная шарашка".
То молодая революция, восславившая авангард и в искусстве, воспринимала джаз как воплощение новой культуры, не скованной социальными цепями. То он вдруг становился буржуазным пережитком, искусством погрязших в разврате капиталистов. А "утонченный" пролетарский классик Максим Горький, не особо ограничивая себя в выборе слов, пишет:
"…послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных; они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом…"
Грузия: джаз как часть жизни >>
Чаще же, чтобы не углубляться в изначальные социальные корни и последующие политические дебри, на джаз старались закрыть глаза. Изъять из повседневного оборота не столько музыку, сколько сам термин. По этой причине в некоторые весьма продолжительные периоды советский джаз развивался преимущественно вдали от официального культурного центра.
Что, между прочим, пошло на пользу и ему, и многочисленным его любителям. Пожалуй, это было единственное явление культуры и спорта, лишенное директивных предпочтений. Где объективно выдерживался региональный паритет. Не исключено, именно это стало одной из весомых причин того, что джаз в Советском Союзе напрямую ассоциировался с демократическими ростками. Радовал одних и бесил других.
ЮНЕСКО на мировом уровне признал его общественным феноменом, приняв решение отмечать 30 апреля Международный день джаза.
Между прочим, в советском публичном пространстве этот термин обновленную легализацию получил в Тбилиси. До этого полулегальные джазовые встречи музыкантов проводились и здесь, и в Баку, Донецке, Ростове, Казани, других городах. Джаз, в том числе, в Прибалтике – Эстонии, пользовался невероятной популярностью.
Массовый зритель получил возможность вживую услышать одного из величайших джазовых пианистов мира Вагифа Мустафа-заде, знаменитые "Ленинградский диксиленд" и трио Вячеслава Ганелина, выдающегося, на мой взгляд, контрабасиста Тамаза Курашвили, таллинского саксофониста Арво Пиллироога, джазовый квартет Вахтанга Кахидзе, возглавляющего ныне Государственный симфонический оркестр Грузии и многих других.
А у меня на всю жизнь сохранился в памяти фантастический джем-сейшн в гостинице "Сакартвело", куда меня всеми правдами-неправдами провели друзья. Большинства молодых исполнителей я тогда не знал, даже имен их не слыхал. Блестяще игравшего на саксофоне паренька запомнил еще и потому, что нога у него была в гипсе. И лишь много лет спустя мне удалось идентифицировать его с прославленным ныне джазменом и популяризатором джаза, саксофонистом и композитором Игорем Бутманом. С тех пор, когда слушаю Бутмана по телевизору, мне начинает казаться, что нас объединяет в прошлом нечто общее, сокровенное. Такой вот ностальгический джазовый эффект.
"Квартет Важи Мания" попал в финал джаз-конкурса в Нью-Йорке >>
Тбилиси – город, давший импульсы многим переломным процессам в искусстве и в обществе. Однако, во мне прочно присутствует ощущение, что все началось именно с джаза. С того праздника раскрепощения духа, которым стал для нас джазовый фестиваль "Тбилиси-78".
