Жившая неподалеку от нас Ася была портнихой. Вернее, недалеко от нашего дома жила Портниха-Ася. Что, в общем-то, не одно и то же.
Как бы получше объяснить разницу? Особенно тем, кому не довелось повариться в атмосфере традиционного тбилисского квартала – "убани"? Во времена тотального дефицита, включавшего и одежду массового покроя, быть хорошей портнихой считалось в Тбилиси не ремеслом. Скорее, званием. Социальной нишей, куда вход был открыт далеко не всем.
В этом контексте имя Ася, неразрывно слившееся в представлении окружающих с профессией, являлось безошибочным признаком индивидуальности и значимости носителя.
Профессиональные портнихи, способные разнообразить ассортимент безликого местпрома, были в городе наперечет. Их знали. К ним попадали по протекции. Перед ними заискивали. В отличие от мастериц, просто владеющих швейной машинкой и иглой, они напоминали хрупкие ростки института кутюрье. Представляли робкую попытку посягнуть если не на эстетические атрибуты, то на внешние его условности. Во всяком случае, в своем квартале Ася была известна не меньше, чем, скажем, Юдашкин сегодня в России. Или тот же Диор во Франции.
Понятно, с ощутимой разницей по части вкуса. Зарубежные журналы до "убанских" портних не добирались. Советские – в плане моделирования мало чем отличались от местпромовского засилья. А для самостоятельного формирования безупречного вкуса недоставало знаний, образования и общей культуры. Даже самая искусная портниха, как правило, представляла собой продукт конкретного социального слоя. Поднявшись на верхний этаж карьерного лифта, она получала доступ к разнообразным кругам общества. Но дальше, за редчайшими исключениями, лифт не шел.
Став своего рода социальным феноменом, к услугам которого прибегала даже элита, портниха была сродни спекулянтке, торговавшей импортным дефицитом. Однако в пику ей воспринималась в роли фигуры творческой. Как рядовая, так и элитарная клиентура, в массе своей пребывавшая в той же застойной нише, прислушивалась к ее мнению.
Ася – женщина от природы неглупая – нутром это чувствовала. И использовала. В своем "убани" она, естественно, слыла законодательницей. Причем, в силу скандального нрава, не только моды. Соседи и посетители из местного окружения предпочитали с ней не связываться. Правда, помогало это далеко не всегда. Ася любила самоутвердиться, обычно не выбирая слов и выражений.
Супругу всеми уважаемого секционера крупного универмага вовсе послала куда подальше. Та, отъевшись на денежном изобилии, безапелляционно заявила, какого фасона платье желает для себя пошить. А "убанский" репродуктивный контингент, надо заметить, особой статью в те времена не выделялся. То ли в результате своеобразных критериев при подборе невест, то ли по причине невыразительных условий жизни.
— Ты хоть раз на себя в зеркало посмотрела, женщина?! – возмутилась Портниха-Ася, оглядывая низкорослую, равновеликую ввысь и вширь клиентку. – Да на тебя саван в самый раз шить, а не такое платье!..
Алине Юрьевне, высокой стройной блондинке из числа жен, обретенных кавказцами в северных краях, она подобного сказать не могла. Тем не менее, язычок свой не прикусила и, сильно перемудрив с вырезом на груди, ни за что не хотела признать ошибку.
— Вы только на минутку представьте, Алиночка, как шикарно будете в нем смотреться! Совсем как настоящая бл…ь!..
Не раз со смехом рассказывая об этом эпизоде, Алина Юрьевна неожиданно подводила грустный итог. Под маской общепринятого презрения к упомянутой категории дам, темпераментная Ася, как, наверное, и многие ограничивающие себя во всем "убанские" женщины, подсознательно завидовала их независимому образу жизни…
Впрочем, надо отдать Портнихе-Асе должное: она не переставала постоянно держать в голове судьбу двух своих сыновей. Стремилась пересадить их в другой социальный лифт, способный подняться на следующие этажи. Скопив нужную сумму, отправила старшего в Москву учиться на фармацевта. На врача ей отсоветовали, объяснив – так надежнее.
И первое, что выкинуло послушное чадо, вырвавшись из-под материнской опеки – решило жениться. Да еще на русской. Причем, не москвичке – тоже приезжей. Это был настоящий удар под дых! Однако Ася не могла позволить себе за ним другой – ударить лицом в грязь перед родственниками и соседями. Немедленно призвала молодую пару в Тбилиси. Настояла на многолюдной свадьбе. Справила ее.
Хотя в ближайшем окружении не переставала жаловаться:
— Я мечтала о невестке, которая будет чтить наши традиции, уважать меня, слушаться во всем. А эта… — без роду без племени! Для чего я столько лет мучилась, воспитывая сына?!.
Невестка преданно смотрела свекрови в глаза, искренне старалась во всем ей угодить. Да и девушкой оказалась не только симпатичной, но и крайне смышленой. Тем не менее, Ася продолжала упрямо стоять на своем.
На свадьбу молодым по старой тбилисской традиции надарили денег и драгоценностей. Деньги Ася передала сыну, а драгоценности сложила в металлическую коробку и упрятала в швейную машину "Зингер", которой много лет кормила семью.
— Вы живете в общежитии, — не допуская возражений, объяснила она, — там их легко могут стащить.
Дело, конечно, упиралось не только в это. Дарили тбилисские родственники и знакомые, и Ася со своими нравственными критериями считала, что невестке прежде надо доказать лояльность, заслужить доверие. Шло время. Молодая семья встала на ноги, получила в Москве квартиру. Появились дети. А драгоценности продолжали пылиться в "Зингере". Невестка о них даже не заикалась.
Когда настала пора жениться младшему сыну, героиня наша предпочла действовать более решительно и сделала все так, как считала нужным. Заранее обзавелась для будущих молодоженов кооперативной квартирой. Из нескольких кандидаток выбрала на свой вкус жену, предварительно наведя у знакомых справки о ней и всех ее родственниках. Заслала сваху… Одним словом, соблюла стародавние тбилисские каноны. И не могла нарадоваться.
Пока не пришла к молодоженам в гости и не увидела на кухне гору немытой посуды.
— У тебя в раковине грязные тарелки, чашки, стаканы… — мягко упрекнула она невестку.
— Да?! – удивилась та. – Так, взяли бы и помыли.
— Действительно, мама, почему бы тебе не помыть? – поддержал молодую супругу появившийся из комнаты сын. – Мы очень устали. Сплошные гости. Ну ты же знаешь…
Вопреки обыкновению, Ася не произнесла ни слова, посидев немного для приличия, развернулась и ушла.
Летом из Москвы прилетел погостить старший сын с семьей. Оставшись как-то наедине с первой невесткой, Ася вытащила из швейной машины коробку с драгоценностями и уверенно протянула ее:
— Теперь вы живете в собственной квартире. Их никто не украдет. И еще…
Она подошла к старому шкафу, приоткрыла створку и покопалась на нижней полке.
— Вот! – в руках у нее был черный бархатный мешочек. – Это жемчужное ожерелье моей бабушки. Оно передается в нашей семье по женской линии. Но у меня нет дочери – так что, оно твое…
