У каждого дома своя энергетика. Ее чувствуешь сразу, стоит переступить порог. Сказать, от чего она зависит, сложно. Можно долго ломать над этим голову, суммировать события, которые имели место в стенах некоторых домов, обращаться к экзистенциальному опыту - ответов все равно не найдешь.
В иных домах жизнь людей протекала тихо и гладко, как бегущий по наскальной расщелине ручей. А в парадную зайдешь - и стены давят, и тревога изнутри поднимается.
Про другие дома узнаешь самые драматичные истории, но чувствуешь себя в них поразительно легко и свободно. Доходный дом нефтяного магната, филантропа, одного из самых состоятельных людей своего времени Александра Манташева на улице Табидзе - реальный тому пример. Отсюда людей уводили на допросы, ссылки, расстрелы, а тебе в нем спокойно и тепло, как в объятиях близкого человека.
Пароход с подсолнухами
В начале XX столетия дом в шутку называли пароходом. Он для этого и формами вышел и размерами. К тому же, в нем размещалось пароходное товарищество "Кавказ и Меркурий". Сегодня эту громадину тбилисцы величают домом с подсолнухами.
Солнечные цветы рассыпаны по ограждению лестниц в парадной. Они, конечно, кованные из чугуна, но оставляют впечатление живых, наполненных воздухом. Глядишь, и зашевелятся от дуновения ветра на них лепестки.
Вперемежку с цветами затесались и бутоны. У цветочных бутонов, правда, полости напрочь забиты сигаретными окурками. Но общей картины бескрайнего простора это не портит. Хочется высунуться в распахнутое окно, что выходит из парадной во внутренний двор, и, вдохнув полной грудью, кричать – эге-гей!
Разработать проект дома Александр Манташев поручил известному архитектору, инженеру Газаросу Саркисяну. Перед архитектором поставили сложную задачу - построить масштабный и выделяющийся на общем архитектурном фоне дом. С этой задачей он справился на отлично.
Один из самых больших домов Тифлиса был сдан в эксплуатацию в 1913 году. В разные годы тут помещались редакции газет, хирургическая амбулатория, фотомастерская, благотворительное общество, в этом доме жил и принимал пациентов педиатр Петр Завриев. По рассказам ныне покойного краеведа Саркиса Дарчиняна, в этом же доме была открыта чайная "Чашечка чая". В чайной собирались писатели, скульпторы, художники, проводились художественные выставки, читались стихи. Известный художник Мартирос Сарьян встретился в этой чайной со своей будущей супругой.
Пока делаю снимки, в парадную заходит женщина. Бросает любопытный взгляд на камеру и задерживается на лестничном пролете.
- В нашем доме жило много интересных людей. Мы жили на одном этаже с семьей известного большевика Тевдоре Каландадзе, - говорит жительница дома. - Мой дед Ивлиане Иашвили был из социал-демократов, но несмотря на это дружил с Тевдоре Каландадзе. Во втором подъезде дома жил политик, член парламента первой грузинской республики Иване Гобечиа. Позже его расстреляли, а в его квартиру поселили известного врача по фамилии Цинцадзе.
Мы перебросились с ней парой слов, и она поднялась домой, спешила. А я пообещала как-нибудь заглянуть к ней на огонек.
Друзья по разные стороны баррикад
И вот, звонок в дверь. В ожидании заветного копошения в замке в голове проносится тысяча вариантов - а вдруг откажутся говорить, или не окажутся в доме, или же не найдется интересной истории. Дверь шумно распахивается, и на пороге появляется симпатичная женщина. Мы проходим с ней в просторную комнату. Часть комнаты занимает второй этаж. Туда ведет винтовая лестница из дерева. Потолки тут высокие, позволяют проводить еще и не такие эксперименты. В середине комнаты большой, длинный стол. На нем компьютер, книги, словари.
- Какой же у него странный и своеобразный язык, - говорит она со вздохом о современном французском писателе Жан-Мари Гюставе Леклезио. - Я занимаюсь переводом его произведений, - поясняет хозяйка. - Вам кофе с сахаром, без? Никак не могу приучить себя пить кофе без сахара.
Делаю первый глоток ароматного напитка. Вкусно. Узнаю, что хозяйка покоев корпит над переводом с французского на грузинский язык с шести часов утра. Нужно сдать перевод в срок. А времени в обрез, поэтому такая спешка.
Я прошу прощения, что свалилась непрошеным гостем на голову, когда ей не до меня.
- Напротив, мне нужна была передышка. И хорошо, что вы меня оторвали от моего занятия, иначе я бы сошла с катушек.
Тут дверь в комнату открывается и входит моя старая знакомая, с которой мы познакомились как-то на лестницах.
- Как же, как же, помню. Я вам тогда рассказывала историю дружбы нашего дедушки Ивлиане Иашвили и Тевдоре Каландадзе.
Ивлиане родился в многодетной семье в регионе Рача. Однако в живых из-за революционных перипетий остались только он и младший брат. Отец и двое других сыновей погибли.
Образование Ивлиане получил в Кутаиси. Там же был осужден за антигосударственную деятельность. По своим политическим убеждениям был социал-демократом, входил в РСДРП. В конце 1905 года был в числе руководителей народных восстаний в рачинских ущельях. В 19010-м арестован в Батуми, суд приговорил его к шести годам каторги по части второй 102-й статьи. Наказание отбывал в Смоленской области.
После заключения Ивлиане отправился в Баку, где жил плохо, бедствовал. В Тифлис Ивлиане позвал его давний друг Тевдоре. Они оба состояли в РСДРП. И хоть со временем и оказались по разные стороны баррикад, но дружили до конца жизни. Так Ивлиане поселился в знаменитом доме. На третьем этаже жили две семьи. Тевдоре с супругой Ниной и Ивлиане с матерью и двумя племянниками, оставшимися сиротами после смерти его брата. Своей семьей Ивлиане так и не обзавелся. Воспитывал детей погибшего брата – мальчика (отца сестер, с которыми я веду беседу) и девочку.
- У Ивлиане была какая-то любовь. Какая-то загадочная особа, - продолжает одна из внучек Ивлиане. - Я помню из разговоров, что она даже была замужем. После прихода к власти большевиков в 1921 году женщина эмигрировала во Францию. Я много о ней расспрашивала, но взрослые ничего не рассказывали. После того, как я взялась изучать французский, у них появилась боязнь, что попаду во Францию и разыщу ее, - улыбается она.
- Тевдоре во многом помогал своему другу, - подхватывает ее сестра. - К слову, дорога в вуз моему отцу, в силу политических взглядов дяди, была заказана. Тевдоре сумел добиться того, чтобы папу приняли в институт. Ивлиане за свою жизнь много чем занимался. Электриком, например, работал. Ходил на лекции Гурджиева. Друзья прожили в этом доме до 37-го года. Потом начались репрессии. Тевдоре арестовали, объявили врагом народа. А дедушку затаскали по допросам. Он приходил оттуда сильно подавленный и вскоре заболел, его стала беспокоить печень. Папы на тот момент не было, он скрывался в Армении. Тевдоре расстреляли в тот же год. Тетю Нину, его супругу, сослали, и она провела долгих десять лет в АЛЖИРе. После этих событий в дом к нам подселили каких-то квартирантов. Нашу семью уплотнили до одной комнаты, которая сегодня служит кухней. Дедушка Ивлиане пережил своего друга ненадолго. Ушел из жизни в 1942-м от цирроза печени. А тетя Нина отбыла срок и жила потом у своих знакомых в Ленинграде. В Грузию она вернулась в 60-х. Она очень долго добивалась оправдательного приговора по осуждению ее и ее супруга как врагов народа. И ей удалось добиться реабилитации.
Жизнь под домашним арестом
Есть в этом доме еще один примечательный эпизод. На втором этаже жила сестра борца за революцию, большевика Симона Аршаковича Тер-Петросяна, известного под псевдонимом Камо, Джаваира - в замужестве Хутулашвили. Камо часто приходил к Джаваире – участнице революционного движения в Закавказье, организатору педиатрической службы в Грузии.
А потом Камо сбил грузовик. То, что его убрал Сталин, в семье ни у кого никогда не вызывало сомнений. В жернова репрессий попал и соратник Камо, муж Джаваиры Михаил Хутулашвили, его расстреляли также в 37-м. Джаваира осталась одна, с двумя дочерьми. Она очень долгое время находилась под домашним арестом. За хлебом и картошкой ходила по черной лестнице. Это та, что выходит из дома во двор. В прошлом этой лестницей пользовалась прислуга.
- Шла я как-то мимо Пушкинского сквера, - задумчиво говорит моя новая знакомая и делает паузу. Затягивается сигаретой, продолжает: – Дело происходило в конце 80-х - начале 90-х. Заметила, что могила Камо, которая была в этом сквере, вдруг исчезла. Я прибежала домой, спустилась вниз и барабаню в дверь. Открыла мне Кися, мы так ее называли, Кесария – дочка Джаваиры, и я ей сходу, что могилы нет, куда-то исчезла. Она меня успокоила, сказала, что сама перезахоронила его прах. Сказала: "Не хочу, чтобы над его останками надругались, времена поменялись". Никого не осталось в живых из этой семьи, к сожалению.
Уже в дверях я задаю мучивший с самого же начала разговора вопрос. Одна из внучек Ивлиане Иашвили - репортер, записавший сотни интервью с самыми разными политиками, делавшими современную историю. Среди ее респондентов – Звиад Гамсахурдия, Эдуард Шеварднадзе, Тенгиз Китовани, Джаба Иоселиани и многие другие.
- А написать историю собственной семьи у вас не возникало идеи?
- Да, я, конечно, подумывала о том, что было бы хорошо все это описать, пока помню и живы воспоминания, - с грустью говорит Манана. - Но для этого нужно было обкладываться книгами по истории, пропадать в архивах, рыться. Все думаешь, что у тебя еще достаточно времени впереди, чтобы заниматься этим рутинным делом. А жизнь пробегает быстро…
