Пару лет назад я попала на выставку старинных этикеток. Занятная получилась экспозиция. Среди множества старинных бумажек внимание привлекали этикетки коньячного производителя и мецената Давида Сараджишвили и винзавода Максима Ананова. И вот на днях, листая какой-то сайт, опять натыкаюсь на этого знаменитого Ананова.
Недолго думая, кидаю в рюкзак фотоаппарат и отправляюсь на поиски дома Максима Ананова. От станции метро Руставели до заветного адреса на улице Грибоедовской минут пять ходьбы. А искомый особняк, оказывается, находится прямо напротив моего давнишнего приятеля – дома, который принадлежал Андрею Тунебегову.
- Салют, дружище, ну, как ты тут поживаешь? Что слышно с реставрацией? Молчишь? Понятно, все глухо…
Глава первая. Винное предисловие
Тунебегов занимался рыбным промыслом и сколотил себе нехилое состояние. Отсюда и дом такой чудесный. Тунебеговский дом, что ларец с одной единственной драгоценностью – очень ценной и почти недоступной. Я имею в виду уникальную комнату, которая сохранилась в первозданном виде. Но если это дом с одной-единственной жемчужиной, то его сосед, дом предпринимателя Ананова, владеет целой россыпью драгоценных камней. В этом убеждаешься, как только попадаешь внутрь.
Я вначале зашла во двор дома, покружилась в нем, наснимала фотографий. А потом вернулась к входной двери в парадную. В этот раз она оказалась незапертой, и я прошмыгнула внутрь. Несколько сточенных, облупленных ступеней и площадка перед лестничным пролетом на второй этаж.
Стены первого этажа покрашены в тоскливый, коричневый цвет. Точно такой же, как в доме напротив. Сразу видно, одна "сердобольная" рука красоту замазывала. Одно отличие – в тунебеговском стены в лучшем состоянии.
Честно говоря, казенное оформление интерьера даже немного сбивает с толку. И в голову не придет, что этажом выше тебя может встретить совсем другая, роскошная картина. Как в книге со скучным началом, преодолеешь первую главу - и ты уже ее пленник.
Преодолев первый лестничный пролет, укутываюсь настенной росписью. Сверху, снизу, слева, справа… Красота тебя окружает повсюду. Тихо, безмятежно и уютно. Не хватает круглого дубового стола с зеленым абажуром и яблочного пирога с корицей. И бутылки французского Кабернэ. Вино просто-таки обязано было быть на столе у хозяина особняка. Иначе, ну какой же он винодел.
Заводы известного винодела располагались в Имерети. Ананов производил на них вино, шампанское и коньяк. Виноград закупался у крестьян. Впрочем, для производства вина были высажены и собственные виноградники. Первый виноградник был разбит в конце XIX века. На нем высадили грузинские и европейские сорта винограда. А в начале XX века высадили сугубо французские сорта.
Позднее, в 1914 году заложили самый крупный виноградник. Производственные помещения компании Ананова строились французскими и итальянскими специалистами. У завода, как и полагается, были солидные погреба. В общем, солидное было производство с солидной реализацией и широкой популярностью.
Алкогольные напитки, выпускаемые на предприятии Ананова, были известны далеко за пределами страны. Как все крупные предприниматели своего времени, Ананов занимался и благотворительностью. Именно на его средства в 1905 году по проекту Озерова была построена 3-я женская гимназия, позже 66 школа, а сегодня 4-я авторская школа. Современники называют ее "школой Хогвартс". Уж чересчур похожа готическая архитектура на сказочный вуз. Хотя, чего тут вроде бы удивляться. В Тифлисе все постройки того времени носили характер чего-то таинственно-романтического, похожего на полубыль.
Глава вторая. Художник, что рисует в мастерской
Пока предавалась лирическим отступлениям, услышала шаги. По лестницам спускаются двое. Когда молодые мужчины равняются со мной, обращаюсь с вопросом, тут ли они живут. Тот, который поближе ко мне, обращается ко второму: "Смотри, это по твою душу, Георгий".
- Я вот сейчас проведу друга, вернусь и мы с вами поговорим, ладно? – с улыбкой отвечает Георгий. Возвращается Георгий минут через пять, и мы идем по лестницам наверх.
- Я не живу в этом доме. Я тут работаю. Уже второй год. У меня на третьем этаже мастерская, я художник, - улыбаясь поясняет Георгий, замечая на моем лице вопрос.
Мы оказываемся на третьем этаже. Георгий бросает взгляд на этаж ниже, точнее, на лестничный пролет между третьим и вторым этажом.
- Видите белую стену? Там раньше было окно.
- Вы застали время, когда там еще было окно?
- Нет, что вы! Окно тут, видимо, уже давно.
Мы проходим по длинному и темному коридору и выходим на веранду. Отсюда, прямо по диагонали виден шпиль новой гостиницы Билтмор. Той самой, вид которой в самом сердце города смущает многих старых тбилисцев.
- Смотрите, вокруг ни одного высотного здания и какая-то тишина визуальная. И вдруг такой возмутитель спокойствия торчит тут и мозолит глаз.
-Вы считаете? – улыбается Георгий. – А может нужно что-то такое ломающее стереотипы, вносящее диссонанс. - С того самого окна, на сегодняшний день замурованного, в парадной, - поясняет Георгий, - виднелась опера. Она была как на ладони. Но кому-то взбрело в голову его заделать.
Георгий живет неподалеку, в Сололаки. А мастерскую решил оборудовать в доме на улице Грибоедовской. Говорит, что в доме особенная энергетика. Высокие потолки, просторные комнаты, двустворчатые деревянные двери, это, пожалуй, характерные черты старых домов. Но есть, как говорит Георгий, и нечто другое, присутствующее в старинных домах.
- Такие потолки и пространства настраивают на возвышенные чувства. В архитектуру изначально заложена солнечная сила, если можно так выразиться. Современная архитектура повторяет внутреннее состояние человека. Заходишь в дом, и такая тоска одолевает от бетонных коробок. Помимо прочего, такие дома имеют особенную энергетику. Тут жили, думали… Чуткий взор это замечает. Один умный человек сказал, что после 50 лет любое произведение приобретает мистический характер. Так и есть, на протяжении этого времени будь то произведение искусства или архитектуры, оно сосуществует с миром и становится его частью. Законы природы действуют таким образом.
Георгий родился в семье художника, отец его - известный художник Джемал Кухалашвили. Рос он в такой творческой среде, что выбор вроде бы был уже предопределен. Не потому, что ему не оставили выбора. Напротив, отец с детства ему говорил, что это трудная профессия.
- Когда я подрос, то понял, что имел в виду отец. Помимо материальной стороны - постоянный творческий поиск, неудовлетворение, которое сопровождает человека искусства. И ты задаешься вопросом – достиг ли ты чего-то, развиваешься ли ты или занимаешься мазней и стоишь на месте.
- И как же найти ответ на такой вопрос?
- Для этого проводятся выставки. Хотя, самым строгим судьей своих достижений являешься ты сам. Каждый человек знает свою природу. И понимает, стоит ли он или движется. Это в первую очередь, во-вторую же, важна оценка ценителя, его мнение.
- Почему творчество многих живописцев оценивалось лишь после их смерти?
- Мне кажется, они и при жизни получали некий импульс, оценки, признание. Без этого художник просто не может существовать, и речь тут не только о материальном вознаграждении. Если ты лет 15 этим занимаешься, значит, ты получил признание твоего таланта, иначе, ты не смог бы двигаться в этом направлении. Если ты полностью расходуешься в этой профессии и этим живешь, то тебе хочется выйти за пределы, тебе хочется, чтобы о тебе узнали, проще говоря, ты хочешь признания.
Мы еще минут десять с Георгием рассматривали его картины. Самые важные его работы связаны с религией. Познание самого себя, своего места во вселенной в христианском срезе – это и есть самые важные темы в его творчестве.
Георгий в этой мастерской всего лишь работает, хотя настоящий художник где работает, там и живет. Он приходит в этот дом каждый день. Ходит в мастерскую, как на работу. И каждый день рисует. "Художник должен поступать именно так", - считает Георгий.
Через пару минут в мастерскую приходят супруга Георгия и двухлетний сынишка, и мы с ним прощаемся. Выхожу в парадную, а там экскурсионная группа. Гид с укоризной рассказывает, что дом даже не внесен в список памятников культурного наследия. А по трещинам, кстати, заметно, что уже давно нуждается в ремонте и реставрации. Впрочем, как большинство исторических строений в городе, которые застыли в немом ожидании вердикта – быть им и дальше или не быть…