Жизнь порой рассказывает нам просто невероятные истории. Я часто становилась свидетельницей таких случаев, которые могут стать готовым сценарием для сериалов. Иногда люди сами открывают мне такие тайны, которые скрывают годами. Сейчас я расскажу необычную историю, имена героев по понятным причинам мне пришлось изменить…
–…Куда подевался ее шарф? – кричала Хатуна, перерывая сумки в прихожей.
– Возьми белый с розочкой, – советовала из лоджии ее мать Русико.
– Он не подходит к зеленой юбке! Думай, что говоришь! – огрызнулась Хатуна. – А куда я засунула папку с нотами, только что держала ее в руках?! В этом доме никогда ничего не найдешь вовремя.
Русико заковыляла с палкой до залы и через пять минут нашла искомую папку в стопке выглаженного белья. Процесс передачи тоже сопровождался нелестными отзывами в адрес старшего поколения. В итоге все-таки сборы закончились.
– Всё, мы ушли! Мама, закрой дверь, – выкрикнула дочка из подъезда.
Русико послушно перебазировалась к прихожей. Даже дверь закрыть любимой дочке лишняя нагрузка.
Ушли, наконец-то, на свою музыку. У ее внучки способности. Надо развивать ребенка.
Потом Русико с перерывами добралась до кухни и, пристроив палку у раковины, начала мыть посуду. Затем настал черед гречихи.
Зернышки горкой сыпались в миску, а мысли невеселые опять встали в свой хоровод.
Девятый десяток разменяла Русико. Любой день может приоткрыть перед ней занавес в вечность. И этот грех, о котором она не может забыть ни на один день, пойдет за ней в могилу…
Ее глаза предательски увлажнились. И ведь хотела как лучше. Теперь, по прошествии времени, всё больше сомнений появляется, нужна ли была та афера или нет.
…Русико рано овдовела. Весь смысл ее жизни сосредоточился на единственной дочке – Хатуне. Может, потому и выросла она слишком капризной и вздорной.
Повезло еще дуре – за Рамаза-тихоню замуж вышла. Он ее любит безмерно и все фокусы прощает. Да настолько, что даже Русико удивляется. Ее муж при жизни и сотой доли бы того не потерпел.
Год-другой прошел после свадьбы, живут молодые у тещи (у свекрови Хатуна лишилась бы бесплатной рабсилы своей матери и потому туда не стала перебираться). Всё один и тот же сценарий через день. Хатуна на пустом месте затевает скандалы, а Рамаз тушит ее вспышки своей флегматичной улыбкой и шутками.
Потом серьезная проблема возникла. Никак у молодых с детьми не получается. Пошли по врачам и выяснилось, что причина в Хатуне, а Рамазу ничего не мешало иметь наследников.
Хатуна после этого впала в депрессию. Рыдала и не могла успокоиться:
– Мама, мама, за что мне это?! Если Рамаз бросит меня, я себя убью.
Русико тоже плакала и успокаивала ее, как могла, умом понимая, что ни один нормальный мужчина не захочет оставаться с бесплодной женщиной.
Рамаз со своей стороны пытался успокоить жену:
– Я не брошу тебя. Мы еще будем пытаться. Мало ли чудес на свете.
Еще десять лет ушли на поиски чудес. Но снова и снова подтверждался лозунг пессимистов:
– Да, чудеса бывают, но не с нами, не здесь и не в наш испорченный прагматизмом век.
Хатуна погружалась в отчаяние. Мысли о самоубийстве стали ее навязчивой идеей.
Ее состояние видели соседи, друзья, все, кто так или иначе общался с нею. Бедняги – невольные слушатели – стали избегать Хатуну и обходить стороной их дом.
Рамаз замкнулся в себе и старался как можно позднее приходить с работы, поесть и сразу лечь спать. Хатуна воспринимала его трудовые подвиги как лишнее доказательство измен мужа и без устали устраивала ему скандалы. Рамаз оправдывался и даже предложил жене усыновить ребенка, но натолкнулся на решительный отказ:
– Либо мой собственный, либо никто. На чужого у меня не будет ни сил, ни нервов.
Словом, семейная жизнь превратилась в ад.
Теща украдкой плакала на плече у зятя и извинялась:
– Рамаз, что бы я без тебя делала?! Да, она дура в квадрате и еще столько же раз идиотка. Но что мне делать? Она моя дочь, и я люблю ее со всеми ее выкрутасами.
Рамаз гладил тещу по сгорбленной спине и не знал, что ответить.
Потом Русико, притянув рохлю-зятя поближе, сказала нечто неслыханное:
– Я долго думала, Рамаз, и есть только один выход из этого тупика. Только не вздумай отказаться. Жизнь прожить – не поле перейти. Иногда нужно пойти на преступление ради блага ближнего.
Рамаз, округлив глаза, отшатнулся. Русико, понизив голос, продолжала:
– Ты должен родить себе ребенка от какой-то другой беспутной женщины, сделать так, чтобы она отказалась от него, а младенца подкинуть к нам домой. А я, даже если моя Хатуна будет прыгать в Куру от нервов, настою на усыновлении и выращу его, пока еще есть силы.
– Но я же предлагал ей… – начал Рамаз.
– Когда конкретный ребенок появится в доме, всё изменится. Поверь мне. Только всё должно остаться между нами. Хатуна слишком ревнивая. Она не должна узнать, что это твой ребенок.
Рамаз вначале отпирался:
– Хочешь, верь, хочешь нет, а ей никогда не изменял.
– Верю, Рамаз, верю, – махала руками теща. – Такого второго, как ты, во всей Грузии не найти. Ты мою дочь на голову себе посадил. Но не уводи разговор в сторону. Это наш единственный выход. Ты не должен оставаться бездетным из-за этой кривляки. Время идет. А так ты состаришься без детского смеха в доме. Это же несправедливо. Я продам часть своего золота, лишь бы у тебя всё получилось. Ведь никто не захочет родить и отдать здорового ребенка. Для чего мне беречь эти побрякушки, если у моей дочери нет будущего?
В итоге заговорщики ударили по рукам:
– Надо рискнуть.
Великие дела с первого захода редко получаются. Так или иначе, как-то утром в их дверь позвонили. Рамаз открыл дверь и увидел на пороге младенца. (Сам накануне подключил двух-трех своих друзей для осуществления заключительной операции).
Русико засуетилась вокруг младенца. Хатуна растерялась:
– Надо позвонить в полицию, – неуверенно заявила законопослушная гражданка.
– Какая еще полиция?! Нам Бог радость послал! – Рамаз прижал к себе ребенка. – Можешь ни к чему не прикасаться! Я сам его выращу!
– Нет, я! Я его с рук не спущу, – кричала Русико, пытаясь выхватить сверток из рук зятя.
– Вы что, с ума сошли? Зачем нам чужой ребенок? – недоумевала Хатуна.
И тут Рамаз впервые за столько лет безропотного существования "встал на дыбы". Лицо его преобразилось, в глазах зажегся нехороший огонь, челюсть нервически задергалась:
– Я сказал, что ребенок будет расти в моем доме! – медленно, будто разжевывая плохо пропеченное мясо, сказал глава семьи. – А кому не нравится, тот может проваливать.
– Да, но ведь у него могут быть наследственные заболевания… – Хатуна не собиралась так просто сдавать позиции.
– Мне наплевать! Больной, здоровый, хромосомы, гены и прочая дрянь! – разорался Рамаз, тесня жену к дверям.
Та пятилась и лепетала что-то успокаивающее:
– Что с тобой, Рамази. Не нужно так нервничать.
Русико за спиной у дочери показала большой палец, жест абсолютно не подходящий ее почтенному возрасту. Это означало одно:
– Молодец, Рамаз! Так держать!
В итоге младенец, оказавшийся девочкой, остался дома. Рамаз назвал ее в честь своей матери – Нино.
Вначале Хатуна не подходила к ребенку. Но постепенно сдалась и стала возиться с девочкой, менять памперсы, кормить девочку из бутылочки…
Чем старше становилась Нино, тем больше походила на отца. Те же глаза, тот же разлет бровей.
Хатуна удивлялась:
– Надо же, какое сходство. Если бы я не знала, что это не наш ребенок, тоже бы думала, что Рамаз – отец Нинико. Я читала о таких совпадениях.
Рамаз любил дочь без памяти. Гулял с ней, целовал ручки и с наслаждением рассказывал сказки "своей принцессе". В семье воцарился долгожданный покой. Хатуна больше не сходила с ума, боясь потерять мужа. Рамаз, как спринтер, несся с работы домой. Но теперь, спустя десять лет, Русико все чаще и чаще задумывалась о приближающемся дне расставания. Переживала. Трудно уходить из мира с таким камнем на сердце. На пороге вечности все неровности жизни приобретают совсем другую окраску.
– Рамаз, может, сказать всё Хатуне? – окликнула она зятя, устроившегося перед телевизором.
Зятю не пришлось повторять дважды. У заговорщиков мозги постоянно настроены на одну волну. Он тут же перебазировался на кухню.
– Лучше не надо. Откуда знаешь, как она себя поведет. Вдруг возненавидит Нино. Хатуна всегда была непредсказуемой.
– Мне бы хотелось попросить у нее прощения. Всё думаю, правильно ли я тогда поступила. Кто я такая, чтобы вмешиваться в жизни стольких людей – тебя, Хатуны, той женщины. Вдруг через столько лет она потребует свою дочь назад.
– Не волнуйся, я принял меры, – успокаивал ее Рамаз. – Она не придет. Ей это не нужно. У нее есть дети. А с деньгами был вечный недобор.
Потом задумался и предложил теще неожиданное:
– Может, тебе поговорить со священником?
– Я же атеистка. И потом, что он может сказать мне толкового?
– Иногда надо просто выговориться. Как в той сказке, где человек рассказал тайну тростнику в реке. Священник – как раз подходящий вариант.
– Сомневаюсь я…
– Я поспрашиваю у друзей. Должны же быть среди этих мамао душевные люди. Ведь столько людей к ним ходят и довольны.
Русико только недоверчиво поджала губы.
И тем не менее через два дня Рамаз подвез тещу к одной из церквей в заранее обговоренное со священником время, представил ее мамао, а сам вышел проветриться.
Через час Русико появилась на ступеньках с какой-то странной блаженной улыбкой на губах.
– Как пообщались? – Рамаз галантно подхватил тещу под руку.
– Да вроде ничего так, – рассеяно ответила Русико, словно еще продолжая внутренний диалог. – Знаешь, он мне сказал оставить как есть. Мол, "не каждую правду говорить желательно". Успокоил он меня, этот мальчик. А то я боялась не успеть сделать что-то самое главное перед тем, как умереть. Теперь совсем другое дело.
И они поехали домой.
Через неделю Русико скончалась во сне. На панихиде все обращали внимание на умиротворенное выражение лица покойницы. Так бывает, когда человек ухитрится развязать все узлы жизни, завязанные непростыми ее обстоятельствами…
