Мой сегодняшний рассказ основан на реальной тбилисской истории, изменены только имена главных героев.
Солнечный луч играл на подоконнике палаты в роддоме. То прятался, то вновь появлялся из-за туч. Нана, лежа, наблюдала за ним. Все эти долгие годы ее надежда иметь ребенка была так же изменчива, как этот непоседливый луч: то появлялась, то полностью исчезала.
Десять лет назад Нана, выйдя замуж за Тамаза, думала, что счастливей ее никого во всем Тбилиси нет. Да что в Тбилиси, во всей Грузии не найти… Все у Тамаза было на месте: внешний вид, доброе сердце, свой магазин да еще и отдельная от родителей квартира.
Что и говорить, такие, как Тамаз, на улице не валяются.
Да, самое главное: Тамаз еще и верующий. Сейчас-то этим никого не удивишь. Вон, в автобусе едешь мимо церкви — все дружно неумело крестятся. Время такое.
Тамаз, в отличие от общего поветрия, относится к этому очень серьезно. Даже, на женский взгляд Наны, чересчур серьезно.
Не пропускает ни одного праздника (а их немало, почитай, каждый день что-нибудь да значит); постится (для Наны лишняя возня искать по кулинарным книгам новые постные рецепты, так как Тамазик повторений не любит), ну и, естественно, ходит к своему мамао за духовной пищей (одно название чего стоит). Потом приходит и объявляет, когда Нане можно стирать, когда шить и о чем можно поговорить с подругами, а о чем ни под каким видом; и много еще чего такого высказывает, что Нана только губы поджимает и думает про себя: "Господи, дай мне терпение!".
Сейчас еще ничего. За десять лет Нана притерпелась к Тамазиным фокусам, а поначалу было совсем невтерпеж.
Тамаз и ее тогда в церковь тянул. На длинные службы стояния, чтения акафистов и прочее, что Нану мало интересовало, но приходилось идти на поводу у мужа.
Нана тоже не атеистка. Несколько раз в год в церковь зайти, свечки Божьей Матери и святому Георгию поставить — вполне милое дело. А так, каждый день, как на работу, ходить — точно не для нее. Дома и так дел — вагон и маленькая тележка. Не на Тамаза же их спихивать.
Господь хочет от нас большего! — укорял он ее. — А ты постоянно забываешь читать утреннее и вечернее правило. Без конца сплетничаешь со своими подругами за кофе. В церковь редко ходишь. С этим надо бороться!
Первый год совместной жизни прошел, а Нана все не беременела. Тамаз приписал это духовной лености жены. Нана с ним не спорила. Во-первых, ее мнение Тамаза не интересовало, а во-вторых, на одно ее слово от него следовала целая мини-проповедь с цитатами из святых отцов.
Не даром у него целый шкаф набит духовной литературой. Скупает Тамаз без разбора книги, журналы, газеты в церковных магазинах, не жалея денег, и все туда аккуратно складывает.
Нана, вздыхая, вытирала пыль с заветного шкафа и успокаивала себя тем, что у каждого мужика должно быть что-то не то. У соседа сверху Гелы — его выпивка, у Тедо (сосед с первого этажа) — наркотики; Серго — зять Наны — хронический безработный, а у Тамаза — шкаф. Что же, люди и не такое терпят.
Когда прошел и второй год семейной жизни без ожидаемых изменений, Нана помчалась к врачу. И услышала успокоительное: "У вас все в порядке".
Но чего стоило затащить к врачу Тамаза! Целый год Нана брала штурмом неприступную крепость под названием "мужское самолюбие". Тамаз долго держал оборону.
"Что могут знать врачи? В истории православия множество чудес, когда у стариков рождались дети, а мы еще молоды. Надо молиться и ждать. Лучше поедем в монастырь Сарке, куда после рождения долгожданных детей родители жертвуют колыбели. Вот я тебе расскажу про одного нашего прихожанина…"
Нана вдоволь наслушалась подобных историй и упрямо продолжала политику внешнего давления.
Очень уж ей хотелось стать матерью. Ночами Нане снилось, что лежит рядом с ней малыш, улыбается ей, перебирает ножками и заливисто смеется. Просыпаться после таких снов — будто уксуса вместо вина хлебнуть. Вот и вела Нана саперно-подрывную работу с Тамазиным самолюбием до победного конца…
Результат анализов шокировал обоих. Тамаз никогда не сможет иметь детей.
Нана, как могла, старалась сгладить возникшую дыру в отношениях. Готовила его любимые блюда, окружала дополнительным вниманием. Всячески хотела показать ему — я тебя не брошу!
Замечал он это или нет? Вряд ли. Очень уж замкнулся в себе. Часто сидел без движения, уставившись в одну точку. Ох и намучалась Нана с Тамазиной депрессией! Лучше не вспоминать. Ко всему привыкает человек, свыкся и Тамаз со своим не раз перепроверенным диагнозом.
Нана как-то заикнулась. Не переживай, что ты последний в роду. Мы усыновим мальчика. За три тысячи долларов возьмем здорового прямо с роддома…
Что, спрашивается, Нана сказала страшного? Она уже и цены все выяснила, все подсчитала.
А Тамаз глазами засверкал. Взбесился.
— Мне не нужен чужой ребенок! Раз Бог не дает моего, мне в доме чужая генетика не нужна! — и дверью хлопнул, да так, что стекло треснуло. Тоже мне, борец с гневливостью.
Нана давно знала, что все мужчины с какой-то другой планеты, но Тамаз, видно, еще и из другой галактики. Мамочки, тяжело-то как!
Как ни пыталась Нана еще исподволь затеять разговор об усыновлении, Тамаз прочно сидел на своем ишаке и слезать с него не собирался. Знай себе, как попугай, твердил:
— Раз Богу не угодно сделать нас родителями, значит, надо покориться Его воле. Кто знает, может, от нас родится какой-то негодный человек. Вот нас Господь и оберегает от ненужных переживаний.
Нана только глаза к хрустальной люстре закатывала. Откуда знать наперед, что твой ребенок натворит? Интересно, кто это так хорошо про таких суперначитанных сказал: "Горе от ума?".
Неумолимое время шло, как говорится, фамилии не спрашивало. У Наниных подруг дети не то что в школу пошли, а уже оттуда на шатало стали сбегать.
Нана прикидывала, разные планы строила. Развод она сразу с повестки дня сняла. В Грузии на одного мужчину семь женщин приходится. И этот один среднестатистический экземпляр может быть либо пьяницей, либо безработным, либо голубым. Тамаз на этом фоне, как ни крути, человек Божий: плюсов больше, чем минусов.
Блаженный он какой-то. Все еще на чудо надеется. "Богу, говорит, все возможно".
Не сразу, но все-таки решилась Нана забеременеть искусственно. Потихоньку деньги собрала и все устроила. Потом Тамаза перед фактом поставила.
Обрадовался наивный, прямо прослезился от эмоций:
— Я знал, что Господь услышит мою молитву, — говорит, а у самого кадык так и ходит вверх-вниз.
И побежал благодарственный молебен служить. Нане даже стыдно стало от его восторга. Но что поделаешь? Все мосты уже сожжены.
Все было бы прекрасно, если бы не Тамазин въедливый характер. Он еще тот педант. Пошел к врачу провериться, действительно ли он исцелился. Вернулся бледный, руки трясутся и бумагу с анализом на стол положил. Затем к Нане кинулся. Глаза кровью налились, орет, как недорезанный медведь:
— Признавайся, от кого этот ребенок!
Словом, настоящий танец с саблями устроил. А дальше — больше, рык на всю улицу:
— Убирайся из моего дома!
Ай-ай, что потом соседи скажут? И не наврешь им, что Тамаз пьяный был. Все знают его как трезвенника.
Еле-еле умолила его Нана о прощении, всех святых, каких знала, вспомнила. Тамаз, зануда, не успокоился, пока не услышал от врача всю историю.
Интересно, который час? Нана поискала в тумбочке свои часы.
Сейчас скоро мальчика для кормления принесут. И Тамаз должен зайти — увидеть сына. Как он его воспримет? Вай, что будет, если мальчик ему не понравится.
(Для самой Наны малыш, как принц Уэльский. Генацвалос дэда! Мамино счастье!)
Солнечный луч то появляется, то исчезает с неровной поверхности подоконника.
Нана, комкая рукой одеяло, на нервах говорит вслух лучу.
— Господи, Господи, умягчи сердце Тамаза! Он ведь очень добрый! Пусть полюбит нашего мальчика! Тебе все возможно, Господи!
