На кухне что-то с грохотом упало, потом послышалось бодрое, но надтреснутым старческим голосом: "Куда, куда вы удалились, златые дни моей весны?.." Нино вздохнула и страдальчески посмотрела на мужа, читавшего аннотацию к только что купленному лекарству.
– Шалва, опять у нее русский блок включился. Мне эти ее арии уже вот где сидят, – и провела лодочкой ладони поверх своих седых кучеряшек.
Муж приподнял очки на внушительный, испещренный морщинами лоб и миролюбиво заметил:
– Не переживай, значит, судя по моим наблюдениям, через несколько часов перейдет к грузинскому репертуару. Что поделаешь, при склерозе дольше всех держатся в мозгу именно профессиональные качества. Ты лучше сюда посмотри. Тут противопоказаний куча. Лошадь с ног свалит. Боюсь, можно ли давать твоей маме это новое назначение. А вдруг подействует как слабительное. У нас нет столько памперсов.
Нино надела очки и принялась пристально изучать бумагу с мелким шрифтом. Потом вопросительно посмотрела на мужа:
– Да, лучше не рисковать. Неизвестно, к чему приведет.
Из кухни послышалось своеобразное подтверждение:
– "...Цветы роняют лепестки на песок. Никто не знает, как мой путь одинок..."
Нина вытянула шею по направлению источника шума и крикнула:
– Циала Амирановна, пейте чай, не отвлекайтесь.
В ответ получила шпильку от свекрови:
– Ах, Нина, где тебе понять высокое искусство.
Супруги переглянулись и промолчали. Вступать в дискуссию было себе дороже. Надобно беречь остатки нервов, которые еще было где сжечь дотла в их затянувшейся совместной жизни со старшим поколением.
Из спальни раздалось призывное:
– Нина, поправь мне подушку-у-у-у. Я, кажется, упала.
Шалва встал с места. Поднимать парализованную тещу Тину Александровну было его прерогативой. Хрупкая жена никак бы одна не справилась.
Из кухни поступила новость:
– А где мой чай?
Нина пошла на зов, стараясь сохранить спокойствие и относительно культурный тон:
– Циала Амирановна, вы уже вторую чашку пьете. Вот ваш чай, перед вами.
– Сама не допила, а мне остатки поставила. Ты всегда меня ненавидела.
– Хотите, я на ваших глазах налью?
– Не делай из меня идиотку. Я просила кофе.
– Кофе вам нельзя. У вас давление поднимется.
– Дай мне кофе или я за себя не ручаюсь!
Нина опять глубоко вздохнула и позвала мужа:
– Шалва, иди сюда, разберись со своей мамой, у меня уже сил нет.
Из спальни донеслось надсадное:
– Не могу подойти, иначе твою маму уроню.
Нина тихо-тихо, бочком выскользнула из кухни обратно в комнату – передохнуть и подготовиться к новой атаке свекрови. День обещал задаться веселым и до предела нервомотательным. Впрочем, как и все предыдущие за последние три года.
... Решение съехаться со своими мамами и жить на общей площади для Шалвы и Нины было жизненной необходимостью. Их дочери давно жили своими семьями. У них все было более или менее благополучно, а вот старшее поколение – свекровь и теща, которые и раньше не очень-то между собой ладили, никак не могли сами себя обслуживать.
Теща все не могла прийти в себя после инсульта, а у свекрови, бывшей оперной певицы, был прогрессирующий склероз. Великовозрастные внучки посильно пытались помогать смотреть за старушками, но получалось плохо. Склерозная Циала Амирановна их не узнавала и шла в атаку на "непрошеных гостей", выкрикивая что-то революционно-воинственное, типа слышимое на улице: "Смело мы в бой пойдем за власть Советов и как один умрем в борьбе за это!"
Внучки закатывали глаза и ретировались. Подобные песнопения в стране, где принят закон о недопустимости советской символики, казались абсолютным сюром.
Другая их бабушка Тина Александровна тоже наотрез не подпускала к себе близко.
– Не хочу, чтоб они меня такой видели!
И начинала истерически плакать. Успокаивалась только тогда, когда появлялся не очень любимый зять, с кем она примирилась, именно потеряв способность двигаться.
Вот и остались две старушки в очень преклонном возрасте сугубо на попечении своих уже состарившихся детей.
К слову сказать, сложившаяся ситуация удивительным образом была своеобразной проверкой на вшивость для обоих супругов. Шалва всю жизнь не ладил с властной тещей, а тут ему пришлось всю тяжесть, моральную и физическую, брать на себя.
Тина Александровна всю жизнь проработала в школе и по привычке отдавала приказы зятю, как именно ее стоит поднять, куда посадить и под каким углом к плоскости кровати установить подушку для бόльшего комфорта. Математик, он точность любит, хоть в быту, хоть в тетрадях учеников. Нина так же находилась не в лучших отношениях со свекровью, и если большую часть жизни держалась от нее на спасительном расстоянии, то последние три года ей приходилось выслушивать в тройном размере ее арии и по тысяче раз в день отвечать на ее вопрос:
– Который час? Какой сегодня день?
Между собой сватьи тоже проявляли странное притяжение, совершенно несвойственное им раньше в относительно здоровом и адекватном состоянии.
Если Нине арии свекрови разрушали последние нервы, то ее мама Тина почему-то их приветствовала и звала:
– Скажи Циале пусть споет. Так веселее. Я о болях забываю.
И Циала Амирановна садилась около кровати инсультницы и пела разное: от романсов до репертуара Софии Ротару: "Я, ты, он, она – вместе целая страна". Периодами у нее включался в голове самопроизвольно грузинский блок, и тогда соседи свешивались с балконов, чтоб насладиться народным фольклором типа "Сулико", "Таво чемо" или "Чемо тбилис калако".
Во время этих часовых вокалов супруги на цыпочках выскальзывали из "концертного спального зала" и могли заниматься чем-то своим, радуясь хоть крохотной передышке. Нина вкладывала по здоровенному куску ваты в уши и говорила, крестясь: "Пой, ласточка, пой, пой, не умолкай".
При той спокойной жизни до съезда с родителями Нина и во сне не могла представить себе, что когда-то назовет свою скандальную свекровь ни больше ни меньше, а "ласточкой". Чего не скажешь на эмоциях!
Первый подсек странную закономерность Шалва, благодаря своему аналитическому уму технаря с ученой степени.
– У меня такое впечатление, будто нас тут специально собрали, чтобы мы могли исправить то, что не успели сделать за те 25 лет. Это какая-то многофункциональная школа по выработке терпения и взаимоуживаемости. Помнишь, как наши мамы не разговаривали? А теперь, смотри ты, идеальная парочка – театр одного актера и зрителя. Водой не разольешь. И нам какой подарок.
– Да, нас явно к чему-то готовят, – отозвалась его жена, деловито пересчитывая оставшиеся памперсы. – Еще штук пять есть. Нет, этого никак до послезавтра не хватит. Одевайся, шен шемогевле (груз. ласкательное выражение – примеч. ред.), и сходи в аптеку. А так, да, ты прав, вся эта ежедневная возня не иначе как ступеньки к вечности. Туда надо прийти подготовленным.
Подписывайтесь на видео-новости из Грузии на нашем YouTube-канале.