"Не грусти, дружище, все это временно. Хочешь, поговорим, если тебе от этого полегчает?" - говорю я городу. Молчит. Слишком гордый. Слишком стойкий. Тбилиси не знает полумер. Ни в радости, ни в грусти. У него всегда все через край, все на разрыв аорты.
- Ну хочешь я тебя обниму! Говорят, объятия несут в себе самый мощный энергетический заряд. Всю свою любовь, силу человек передает с объятием. Мне очень хочется передать тебе силу и уверенность в том, что тебя любят так много людей, что ты обязательно выйдешь из этой схватки победителем. Мы выйдем победителями!
И в это самое время с неба начал накрапывать дождь. Заплакал, значит, не выдержал.
Жизнь еле теплится в нем. Он, как тяжелый пациент, что подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Тбилиси задыхается от нехватки воздуха. Нет, с экологией все хорошо. Может впервые за долгие годы. Просто потому, что по городу не ездит привычное количество машин. Ему не хватает человеческой жизни. Нашего дыхания, движения, смеха.
Мейдан и носильщики
Бесцельно бродить по улицам города сегодня нельзя. Наведываться в гости к жителям исторических домов, тем более. Должен же быть какой-то выход. Думая в этом направлении, я пришла в некотором роде к утешительному выводу - помимо проверки на психическую устойчивость, вирус тренирует воображение.
Присев на одну из скамеек, которыми густо усеян парк на Банной площади, я попыталась представить, а что, собственно, могло происходить на этом самом месте много лет назад. К слову, в середине XIX века.
Итак, раннее утро. Майдан лениво сбрасывает негу. Торговцы, околачивающиеся у торговых рядов, неспешно раскладывают товар.
Откуда-то издалека доносится голос мацонщика, нараспев возвещающего о своем прибытии. Появляются на горизонте и сезонные рабочие, нанимаемые обычно на строительные и садоводческие работы. Они приходят раньше всех остальных, на рассвете. Авось повезет, и кому-то понадобятся лишние руки.
Проходит немного времени и по мостовой начинают цокать вереницы ослов, навьюченных корзинами с овощами, фруктами, зеленью. Дальше подтягиваются арбы с более серьезным провиантом - крупой, мукой, бобами. Вокруг только и слышны громкие призывы бойких торговцев, рекламирующих свою продукцию на все лады.
А вот и первый посетитель базара. "Ра амбавиа", - спрашивает он рыбного продавца, что означает: "Что нового?"
Базар ведь не только центр торговли, но и место обмена информацией. Торговец Махмуд бросает исподлобья взгляд на покупателя, шерстя глазами завсегдатая. Одет его клиент не сказать роскошно, но по моде и даже с некоторым шиком. Из-под темной чохи (верхняя мужская одежда) с выпячивающимися газырницами (ружейный заряд, крепившийся на груди мужской одежды и носящий одновременно декоративную функцию) проглядывает застегнутый наглухо ахалухи (сорочка). Чоха хоть и из добротного сукна, да только вышивка на ней отсутствует, из чего следует, что птица сия невысокого полета.
В это время от базара отходит навьюченный муша (рабочий), несет чей-то тяжеленный груз. Идет вверх в сторону армянского базара.
С раннего утра муша собираются на тифлисских базарах в ожидании найма. Спрос на них большой. Через несколько часов носильщики, навьюченные товаром, расползаются по городу. Нести на горбу приходится самое разное – от тюков с продуктами до самих господ. Да, бывает и такое. Шла, к слову, барышня с армянского базара, и полил проливной дождь. А тут, как по заказу, муша проходил по улице, видимо, спешил домой. Она его подозвала и взгромоздилась к нему на спину, чтобы туфли не испортить.
Экипировка муши незатейлива – две-три веревки, широкий кожаный ремень и набитая сеном подушка - куртани. Среди мушей существует разделение труда. Одни, к слову, таскают на себе сугубо мебель. Другие - муку и зерна, третьи работают на вокзале, четвертые нанимаются на работу в частные дома и так далее. Почти также распределяются и районы. Муша, работающий в районе вокзала, ни за что не станет занимать чужой район и работать на Мейдане.
Муши составляют своеобразные товарищества. Во главе такого товарищества становится человек, пользующийся непререкаемым авторитетом среди своих. Каждый вечер все члены товарищества отдают ему свой заработок. Получаемая сумма распределяется поровну между членами объединения. Муши всегда защищают своих товарищей. В случае нужды опекают друг друга. О силе и выносливости мушей ходят легенды.
Как в Тифлисе боролись с эпидемиями, или Новое - хорошо забытое старое >>>
Один такой старожила перенес кузов четырехместной кареты. Знаменитый муша Берика Георгобини "таскал по авлабарскому подъему на пари тяжести по 25 пудов". Впрочем, есть не меньше рассказов и про трагические случаи из жизни мушей, о внезапной смерти носильщика под тяжестью непосильного труда".
Тут же на площади чуть поодаль замечаю чисто тифлисских персонажей – водовозов. Стоят себе группой, что-то увлеченно обсуждают. Ну и пусть стоят, до наступления карантина и чрезвычайного положения еще полтора века.
Дома-инвалиды: кто замолвит слово о старых домах чудесного Тифлиса? >>>
Вы будете смеяться, а наши предки имели гораздо меньше проблем с обеспечением горячей водой. Никто из них не пекся о приобретении энергосберегающих баков или безопасных газовых приборов! Захотел помыться, пошел к натуральным источникам. Зашел, отдался в руки терщика и родился заново.
Уж коли сам классик после данной процедуры изрек: "Отроду не встречал я ни в России, ни в Турции ничего роскошнее тифлисских бань…", значит и в самом деле, оно того стоило. Ну не было у предков автономного водоснабжения и душевых. Думаете, это мешало им ощущать полноту жизни? Комфорта было, может быть, и меньше, но вот тепла во взаимоотношениях в разы больше.
Так вот, с горячей водой в припудренном восточными традициями Тифлисе проблем не было. Она сама по себе из земли била. А вот о доставке холодной воды для граждан заботились тулухчи – водовозы. Это мы сейчас зависим от слаженной работы компании по водоснабжению, а тогда ответственность за обеспечение населения питьевой водой лежала на плечах этих бравых парней. И народ их, естественно, холил и лелеял.
Точильщики и водовозы
Мудреное название профессии произошло от названия резервуара, в котором они носили воду. Тулухом звали бурдюк, выделанный из шкуры быка или буйвола. В те времена в бурдюках не только перевозили воду, но и хранили вино.
А изготавливался он таким образом: в первую очередь, нужно было содрать с животного шкуру. Благо, до появления в социуме защитников прав животных остается как минимум лет сто. Содрать через шейное отверстие, без разрезов. Кожаный мешок выворачивается наизнанку, шерстью внутрь. Затем, наружный слой – кожа обрабатывается солью, а вот изнутри шкура пропитывается дегтем. Все отверстия - шеи, ног и другие - перевязываются. Свободной оставляют одну лапу, через которую и заливают в бурдюк жидкость.
Бурдюки, между прочим, имеют солидные размеры. В каждом из них помещается 16 литров воды. Бурдюк перекидывают через седло лошади или ишака, предварительно подстелив под него мохнатую шкуру. Заливаем же мы в XXI веке в радиатор воду для охлаждения мотора. Вот и водовозы заботятся, чтобы у их средств передвижения не перегрелась от тяжелой ноши спина. Тулухчи, стесненные в средствах, и вовсе обходятся без транспорта и носят воду на спине.
Позже вместо бурдюков тулухчи будут волочь на себе деревянные бочки. По мне, так городская управа просто обязана учредить награду для лучшего водовоза. Того, кто взваливая на спину бочку, ни за что не спасовал бы перед подъемом по узкой, ползущей вверх улочке.
Говорят, тулухчи помимо тулухи носили с собой еще и ведра. Цена одного ведра составляла от одной до трех копеек. Стоимость этого источника жизни зависела от расстояния и берега Куры, с которого доставлялся заказ.
Оплата труда у тифлисского водовоза происходила раз в неделю. Во избежание путаницы, тулухчи давали покупателю деревянный брусок, на котором с каждой доставкой воды делали насечку. В 70-х годах XIX столетия в Тифлисе работало приблизительно 240 тулухчи.
Но, несмотря на спрос на представителей этой профессии, больших денег они не зарабатывали. И подобно ремесленникам, они были объединены в амкари – ремесленные объединения. Часто представители амкари устраивали стачки, протестуя против низкой оплаты труда.
Где-то издалека слышится известная каждому тифлисцу фраза нараспев. "Точи-и-и ножи, ножницы-ы-ы…" Это точильщик совершает паломничество по дворам. Заходит внутрь, не спеша снимает с плеч станок и приводит нехитрый механизм в действие. Делается это простым нажатием ноги на педаль. Точильня медленно заводится, издавая при этом характерные звуки.
Звуки, именно они вывели меня из забытья и вернули в настоящее. Это был смех ребенка, резонирующего с мертвой тишиной реальности. Малыш подбежал к зеленому кусту и обхватив его ручонками, улыбнулся самой лучезарной улыбкой. И от утренней прохлады сразу повеяло теплом. И уверенностью, что жизнь восторжествует над временным кошмаром.
