Тамрико, переваливаясь с боку на бок – замучили жиры проклятые, — влезла по крутой лестнице в красно-синий автобус. Сперва, конечно, на лобовое стекло глянула. Надпись "Tbilisi — Istambul", значит, ее маршрут. Помахала рукой шоферу Исмаилу и пошла вглубь салона на свое излюбленное место. Исмаил ответно осклабился. Тоже давно на этой линии шоферит, всех своих клиентов знает в лицо.
Тамрико устроилась поудобней и посмотрела в окно. Сразу подсекла на тротуаре двоих парней. Один из них бросил быстрый взгляд на нее и, ткнув другого локтем в бок, сказал что-то позорное. Оба заржали.
Пришлось отвернуться от окна. Очень надо на эти биологические оболочки последние нервы тратить. Тем более, что их реакция давно не в новость. На всех, как известно, своя печать. Вон бабка-разносчица залезла в дверь автобуса и выкрикивает заученное.
— Кому пряники, сигареты, салфетки?
Сама коричневая, сморщенная, руки-крюки лоток на веревке держат. Тоже сразу видно, чем живет-дышит.
Или вон у кассы патруль стоит, рацией фуражку поправляет. Тоже печать на типе, но другая, естественно.
Исмаил свесился из кабины и с кем-то болтает. И на нем жизнь свою отметину поставила. А у Тамрико своя печать. Особенная. Даже если не краситься, все равно мужики сразу глаз кладут. Двадцать лет стажа в Турции в карман не спрячешь.
Подумать только, столько лет пролетело… В начале 90-х Тамрико, как и многие, попыталась торговлей заняться. Тогда в Тбилиси вообще ловить было нечего. Полный мрак и хлебные очереди по записи – особо не развернешься. Вот и махнула Тамрико на последние деньги в Стамбул. Но оказалось, торговля – дело тонкое. Тоже свой талант нужен. Не пошел бизнес. Зато другой вариант подвернулся. В гостинице свои девчонки идею подкинули.
— Не возвращаться же тебе домой пустой. Приличные деньги на трусах и майках все равно не сделаешь. Вид у тебя свежий. Клиентов будет – выше крыши.
Сперва Тамрико колебалась. Потом пошло поехало. Тем более, что великая цель ей силы придавала. Дома мать и маленький брат Ванико. Что они там одни могут сделать, когда долги, как снежный ком, растут. Вся надежда на Тамрико-кормилицу.
После первой поездки привезла она 1000 долларов. Большие деньги по тем временам. Полгода на них жили, пока все не проели.
Потом уже на счет избранного пути сомнений не было. Кругом разруха, беженцы, беспризорники на улице: кто милостыню просит, кто по карманам шарит. Надо выживать. Или "коллеги" ее у цирка стоят. Красная цена им 10-20 лари, если повезет. Иди и живи на эти копейки, да еще и детей расти.
А тут еще ей знак судьбы вышел – пришлось первый аборт сделать. Рожать без мужа в Тбилиси менталитет не позволил. Каждый потом на ребенка стал бы пальцем тыкать:
— Набичвари (незаконорожденный — грузинский язык).
В автобус с громадной сумищей, пыхтя, влезла Назико. Кивнула Исмаилу и села впереди.
Тоже, вот, в своем ярме человек. Опять, наверное, контрабанду везет.
Как-то Тамрико хотела ей помочь сумку поднять – задохнулась с непривычки. А Назико, тоже клизма без механизма, еще ее на смех подняла.
— Потаскай с мое – Шварценеггером станешь, подстилка турецкая.
У нее там между тряпками штук десять бутылок водки припрятано. Назико эту водку для наших девчонок, кто на постоянке, везет. По несколько долларов с бутылки выгадает. Есть за что рисковать. И еще лежачая мать и трое детей в Батуми Назико особый стимул дают. Как же тут без контрабанды обойтись. В Сарпи, на таможке, Назико каждый раз по полжизни теряет. Турки, если застукают, сразу паспорт испортят. Но ничего, есть Бог на свете, пока проносит.
Язык только у Назико очень острый. Любит про Тамрико обидное слово ввернуть при людях.
Как видно, ее жизнь по-настоящему к стенке не припирала. Вот и развлекается.
Автобус уже вовсю катит по шоссе.
Жизнь, в понимании Тамрико, эскалатор в метро. То вверх едешь, то вниз, в мазут спускаешься. И покруче люди, чем Назико, в этом мазуте мажутся.
В голову сама собой полезла старая газетная шумиха.
Это еще при Шеварднадзе было. Один раскрученный писатель описал в своей повести первую брачную ночь царицы Тамары. Да с такими подробностями, будто сам под кроватью сидел. Шухер вышел приличный. Весь парламент на уши встал. Дескать, такой-сякой оскорбил нашу национальную гордость. Писатель стал извиняться, что, мол, не поняли его. И вообще тут "тонкий аллергический смысл" или еще что-то такое для особо одаренных. Тамрико тогда заинтересовалась и прочла ту писанину от корки до корки. Ничего обидного не нашла. Это ведь еще с какой стороны посмотреть. Царица точно святая была, раз в два года при себе извращенца терпела. Не ради долларов, а ради одной только любви к Грузии и политических интересов. Уж Тамрико этих озабоченных видела-перевидела, хоть книгу про них пиши. Да и вообще, иди разберись, что там было 900 лет назад. Отсюда не видно.
В двадцать первом веке своих вынужденных ситуаций хватает.
Как-то в этом же автобусе еще в начале своей карьеры она целую стаю молодняка заприметила. Горластые, палец покажи – хохочут, но сразу видно, друг за друга держатся, как пришитые. На вид русские, а говорят, как все, мешая два языка. Подсела к ним Тамрико с конкретным вопросом.
— Откуда вы, девочки?
— Из Тбилиси.
— …С Трикотажки.
— …Я из руставского деде, — уточнила светленькая с кудряшками.
— А мы из батумского, — откликнулись сразу трое с кричащей помадой.
— В первый раз в Турцию? – уточнила Тамрико.
— А че, на нас написано, да? – сидящие поближе к ней сразу же стали в оборону. – А ты кто тут? Старый босс на этой трассе?
Тамрико – мастер любой конфликт в шутку обратить. У нее для этого уйма анекдотов всегда наготове. Она и тут не растерялась. Если память ей не изменяет, им про турков хохму рассказала. В смысле, как себя вести при встрече.
…Заходит грузин в одну комнату, где четверо турков сидят. Первый встал, руку протянул и говорит:
— Мераба (имеется в виду искаженное "Мерхаба").
Грузин, само собой, руку пожал и представился:
— Вахо.
Второй турок ему руку протянул.
— Мераба.
Дальше третий и четвертый то же самое сделали. Наш балдеет про себя: "Ва-а, какое у турок наше "Мераб" распространенное имя".
На другой день подходит он к тем же туркам. Первый ему руку протянул и говорит:
— Вахо.
"Издевается, что ли?" — подумал грузин. Тут остальные трое поднялись и все вместе ему:
— Вахо!
А прикол тут вот в чем: "Мераба" по–турецки "Здравствуй", а "Вахо" турки восприняли как ответ на приветствие, поэтому на другой день решили грузину уважение сделать…
… Автобус летит себе по графику. Уже ночь наступила.
Девчонки тогда поржали, где надо, и о себе вкратце рассказали. Они ПТУ при Трикотажке окончили. Только их в рабочее общежитие заселили, а тут как раз Союз развалился. Следом гражданская война. Фабрика, конечно, прикрылась. Ушлая дирекция себя не забыла, станки в металлолом сдала, а рабочее общежитие приватизировала. Кто смог – выкупил свою комнатушку, а кто нет, стал вечным квартирантом. Самые умные из их группы спешно замуж за соседских ребят повыскакивали, а эти бедолаги тыркнулись туда–сюда и поняли: одно им осталось – у цирка клиентов снимать. А там своя уже сбитая бригада пасется, чужаков не пускает. Вот и решили они в Турцию рвануть. Там хоть ставки выше.
Тамрико им весь разброс цен назвала, а про себя отметила.
— Долго вы здесь не задержитесь. Ни манер, ни обхождения. Один нахрап немного стоит.
Тамрико – другой колор. В свое время музыке училась и вообще знает, где как себя представить.
Дорога на автобусе длинная, тряская. Одна из них, Рита Овечкина (и вид у нее был под стать фамилии, что-то такое в лице от беленького ягненочка), ударилась в воспоминания.
— Помните, девочки, что в деде нам Нинаванна говорила: "Вы, мол, находитесь под особым покровом Божьей Матери. Ведите себя соответственно". Эх, увидеть бы ее еще раз. Она бы что-то нормальное нам придумала…
(Эта точно едет, чтоб только от своих не отстать, вычислила Тамрико).
— Не свисти, Ритка, — заткнула ее сидящая через проход Рая. — Что бы она придумала? На свои 14 лари пенсии, небось, сейчас не знает, как прожить. Вот мы бабки сделаем и ей потом отвалим.
(О, эта деловая, наверняка, всех и подбила на поездку. Лидера и без микроскопа видно).
— Не… Маруся! – Рая вставила известную присказку. – Прорвемся. Вон у Ленки, — кивок в сторону сестры-близнеца, — недавно какой финт вышел. Зура – козья морда ей не заплатил, да еще и фонарей наставил. И через неделю в ящик сыграл. Правильно учиха зудела. Мы под этим, как его, покровом!
Так, болтая, доехали до Стамбула. Дальше разошлись кто куда.
Недавно Тамрико встретила на базаре ту самую Риту Овечкину. Вся в прыщах, волосы – жирные сосульки, сразу видно — бомжует. Ходила между рядами, клянчила мелочь.
Отошли в стронку. Разговорились.
— …Да почти никого из наших не осталось, — то и дело шмыгая носом сообщила Рита. – Райка спилась, Ленку, ее сестру, муж по пьяни с моста сбросил. – И пошла дальше сыпать голые факты, что с кем сталось. Потом, криво улыбаясь, вывела. – Такие, как мы, долго не живем…
Сейчас, при воспоминании о тех шумных девчонках, у Тамрико потекла тушь. Э, стареет она, стареет. Сентиментальность на сердце давит. При ее бизнесе – совсем дохлое дело. Послать бы этот вшивый бизнес куда подальше. Тем более, что спустя 20 лет ее "великая цель" совсем другая.
Ее брату Ванико уже 34 года. Годами киснет у телевизора. За руль не сядет, на стройку не пойдет. Только и дела у него – лазить по городу в шикарном костюме и двумя пальцами пылинки с себя стряхивать.
Хотела его Тамрико женить на богатой невесте. Так мыслила, своих детей у нее не будет, хоть племянники в старости ей сердце согреют. Потому и вкладывала все деньги в квартиру — базу создавала.
Девчонки-"сотрудницы" тормозили ее, как могли.
— Ты просто дура со знаком качества. Мужикам добро делать нельзя. Не оценят.
Тамрико с ними не спорила. Если хоть кого-то на этом свете не любить, тогда зачем вообще жить?
Планы все – труха. Брат и не думает жениться. Только зубы скалит.
— Успеется. Мужчина всегда жених. В Грузии тем более.
Недавно этот бездельник себе непыльное занятие нашел. Священнику теперь помогает церковь строить. Ходит с кружкой по району, деньги с умным видом собирает.
Последнее время стал домой всякие церковные книжки таскать. Перед отъездом Тамрико взяла одну со скуки полистать. Наткнулась на строчки о Марии Египетской. Будто ее кто в пухлую спину толкнул: "Это мое!" Перечитала повнимательней и вздохнула.
— Помогла бы ты мне это дело закруглить. А то, как бы на мне самой одну большую точку там, сверху, не поставили…
Этот страх Тамрико гнала от себя, как могла. Анекдот в тему вспомнился.
…Одна проститутка в критический момент молится богу.
— Пронеси, Господи. Только не сейчас меня забери.
Опасность прошла мимо. Потом через какое-то время другая угроза. Снова она молится.
— Спаси и сохрани, Господи. Только не сейчас забери меня.
И так же в третий раз.
Потом через какое-то время плывет эта проститутка на большом корабле. Вдруг корабль начинает тонуть. Ей все ясно – час расплаты настал.
Опять обращается к Богу.
— Господи, я-то понятно, но другие люди чем виноваты? Пожалей их, Господи.
Ей голос сверху.
— Я вас таких три года по всему свету собирал…
Кому анекдот, а для Тамрико – житейская мудрость. У нее тоже в жизни было несколько таких моментов, когда все нутро кричало: "Господи, спаси!" И Он спасал.
А вдруг завтра последний день?
В окне уже Сарпи показалось. Тут к ней подсела Назико. Видик чего-то неважный. Губы сизые дрожат, сама себе руки на нервах тискает.
— Тамро, умоляю, как сестру прошу…
Значит, точно, дело – труба, раз турецкая подстилка уже сестрой стала.
— … Возьми мою сумку. Я чувствую, не пройти мне сегодня таможку. Тебя ведь все равно не проверяют.
(Тамрико в лицо знали все на переходе и никогда толком не копались в сумке. "Мадам" на промысел едет, чего зря возиться).
— Умоляю тебя, — у Назико брызнули слезы. – Детьми клянусь, не забуду твоей доброты…
Какая-то небывалая усталость разом накатила на Тамрико. Если зацапают, оно и к лучшему.
— Давай, тащи, что ли, — кивнула она, даже не вспомнив старые обиды.
… Встретились они уже по ту сторону границы. Назико взяла назад "опасную" сумку и вдруг выдала:
— Давай вместе работать. Ты мне здесь будешь тряпки закупать, а я там – реализовывать. Мне верный человек позарез нужен.
Тамрико, не раздумывая, хлопнула Назико по открытой ладони и подмигнула.
— Я думаю, мы споемся.
И первая полезла в ждущий их автобус уже в совсем другом настроении. Ведь не каждый день можно начать жизнь с чистого листа.
